даст – ни с бабушкой, ни с доктором Натсом, у которых, если задуматься, есть много общего – поэтому я решила скандалить из-за темы выступления.

– Бабушка, все эти бумаги – про дженовийскую канализационную систему. Я не могу выступать в Domina Rei с речью о сточных водах. – Я повернулась к мсье Кристофу, который болтался поблизости и ахал всякий раз, когда мы брали в руки одну из его бесценных бумаг. – Нет ли у вас чего-нибудь более личного?

– Амелия, не говори глупости, – сказала бабушка, – Ты не можешь читать членам Domina Rei личные бумаги твоего деда.

Честно говоря, я думала вовсе не про деда. Хотя у него было несколько остроумных писем, написанных во время войны, я надеялась найти что-нибудь, написанное кем-то другим, может быть…

Менее занудным? Кем-то не таким близким по времени? Или не мужчиной?

– А как насчет нее? – спросила я и показала на портрет, висевший в нише.

Это была очень приятная маленькая картина, портрет молодой девушки в платье эпохи Ренессанса, в тяжелой золоченой раме с резным орнаментом из листьев.

– Она? – пренебрежительно спросила бабушка, разве что не фыркая, – О ней даже не думай.

– Кто она такая?

Я задала вопрос в основном для того, чтобы просто позлить бабушку, которая явно хотела остановить свой выбор на текстах про канализацию. Но еще к потому, что портрет был очень красивый, А девушка на нем выглядела грустной. Как будто ей тоже немного знакомо чувство, которое испытываешь, когда скатываешься в яму.

– Это, – ответил мсье Кристоф усталым тоном, – Ее Королевское Высочество Амелия Вирджиния Ренальдо, пятьдесят седьмая принцесса Дженовии, которая правила в тысяча шестьсот шестьдесят девятом году,

Я несколько раз моргнула. Потом посмотрела на бабушку.

– Почему мы ее никогда не изучали?

Между прочим, поверьте мне на слово, бабушка заставила меня выучить череду моих предков. И Амелия Вирджиния нигде не упоминалась. Амелия – очень популярное имя в Дженовии, потому что так зовут святую, покровительницу нашей страны, молодую крестьянскую девушку, которая спасла государство от захватчика, усыпив его колыбельной песней и отрубив ему голову.

– Потому что она правила всего двенадцать дней, – нетерпеливо сказала бабушка, – А потом умерла от бубонной чумы.

– Неужели? – Я вскочила с места и подбежала к кулеру, чтобы рассмотреть маленький портрет получше. – На вид она моего возраста!

– Она и была твоего возраста, – сказала бабушка усталым голосом. – Амелия, будь так любезна, сядь на место. У нас нет на это времени. До торжественного вечера осталось меньше недели, и мы не можем больше тянуть, нужно придумать для тебя речь сейчас.

– Господи, как же это грустно, – сказала я.

Наверное, это тоже один из симптомов депрессии, когда ты почти все время плачешь. Потому что у меня и сейчас глаза были полны слез. Принцесса Амелия Вирджиния была такой хорошенькой, прямо как Мадонна – до того, как она увлеклась макробиотикой и каббалой и силовыми тренировками, – когда у нее были пухленькие щечки и все такое. А еще ока была немного похожа на Лилли, Если бы Лилли была брюнеткой. И носила корону и голубую бархатную ленту на шее,

– Ей что же, было шестнадцать лет?

– Да, это так, – ответил мсье Кристоф. Он подошел и встал рядом со мной. – Ужасное было время. Чума опустошала не только деревни, но и королевский двор. От чумы умерли родители и все братья этой принцессы. Поэтому она и унаследовала трон. Правила она, как верно сказали Ее Высочество, всего двенадцать дней, а потом и ее скосила Черная смерть. Но за это время она успела принять некоторые решения – в то время они казались противоречивыми, – которые в конечном счете спасли жизнь многим гражданам Дженовии, если не всему населению побережья. Например, одним из ее решений было закрыть порт Дженовии для входа и выхода судов, и запереть ворота дворца от любых посетителей, включая даже врачей, которые могли бы спасти ее собственную жизнь. Она не хотела рисковать и допускать дальнейшее распространение болезни.

– О господи! – Я прижала ладонь к груди, стараясь сдержать рыдания. – Как это грустно! Где ее записи?

Мсье Кристоф заморгал, глядя на меня снизу вверх (потому что в туфлях на платформе я ростом примерно шесть футов два дюйма, а он коротышка, как сказала бабушка, щелкунчик).

– Прошу прощения, Ваше Высочество?

– Ее записи, – сказала я. – Принцессы Амелии Вирджинии. Я бы хотела на них взглянуть,

– Ради бога, Амелия! – взорвалась бабушка. Было видно, что ей бы сейчас не помешали стакан «сайдкара» и сигарета вместо чая с карликовыми сэндвичами (без майонеза), как ей было предписано врачом. – Она не вела никаких записей, она боролась с чумой! У нее не было времени что-нибудь писать! Ей нужно было сжигать на заднем дворе тела горничных!

– Вообще-то, – задумчиво произнес мсье Кристоф, – она вела дневник.

Тут бабушка вскочила и заявила:

– НЕ НАДО ПРИНОСИТЬ ЕЕ ДНЕВНИК!

Вскакивая, она сбросила Роммеля, тот шлепнулся на пол и некоторое время скользил, пытаясь удержать равновесие, а потом мрачно поплелся в дальний угол.

– У НАС НЕТ НА ЭТО ВРЕМЕНИ!

– Принесите дневник! – сказала я мсье Кристофу. – Я хочу его прочитать.

– В действительности, – сказал архивариус, – у нас есть его перевод. Поскольку принцесса писала на французском языке семнадцатого века, и дневник очень короткий, всего двенадцать дней, мы заказали его перевод, только для того, чтобы убедиться, что эти двенадцать дней не окажутся особенно важными днями для истории Дженовии. Достаточно беглого взгляда на первые несколько страниц, чтобы понять, что принцесса довольно много писала о том, что скучает по кошке…

Тут я окончательно поняла, что просто ДОЛЖНА прочесть этот дневник.

– Я хочу видеть перевод, – сказала я, хотя бабушка в это время закричала: «Амелия, сядь на место!»

Мсье Кристоф некоторое время колебался, явно не зная, как ему поступить. С одной стороны, я ближе к трону, чем бабушка. С другой, она громче кричит и вообще гораздо-страшнее.

– Знаете что? – сказала я ему шепотом. – Я вам позже позвоню.

Но я ему не позвонила. Как только я вышла отсюда и оказалась в лимузине, я позвонила папе и сказала ему, что мне нужно.

Если мое желание и показалось ему странным, он не подал виду. Хотя, наверное, учитывая мое состояние, любое проявление интереса к чему бы то ни было, кроме собственной кровати, должно казаться ему улучшением.

В общем, когда я вернулась домой, меня ждал пакет. Папа распорядился, чтобы посыльный от мсье Кристофа принес не только перевод дневника принцессы Амелии Вирджинии, но и ее портрет. Портрет я прислонила к стене над спинкой моей кровати там, где раньше стоял телевизор. Он очень удачно загородил уродливое гнездо для подключения кабелей, и я, лежа в кровати, могла смотреть на него под любым углом.