оружия и боеприпасов, так и не получил назад из японских банков и от японского военного ведомства те суммы, которые поступили в эти банки и в ведомство в качестве оплаты предполагавшихся поставок японского оружия, предполагавшихся, но так и не доставленных в Россию. Из имеющихся в архивах (речь идет в частности о так называемом “Архиве Куроки”) документов следует, что на счетах Подтягина была большая сумма, переведенная в распоряжение военного агента в Токио еще царским правительством. “Эти деньги — сообщалось в “Литературной газете” — так и остались на счетах японского банка. Более того, совершенно очевидно, что японское военное ведомство, получив в свое распоряжение значительные суммы российских денег, так свое обязательство и не сдержало: деньги российской стороне возмещены не были… По самым приблизительным оценкам сумма, находившаяся на счетах Подтягина составляет более 60 миллиардов долларов по сегодняшнему курсу.” Кстати сказать, не вернулись из японских банков в Россию не только “царские” депозиты, попавшие в банки в виде залога за японские поставки оружия и боеприпасов, которые так и не были реализованы, но и те проценты, которые набежали за 80 лет по этим российским депозитам. Все эти громадные суммы были с согласия и при содействии токийского правительства незаконно присвоены японскими банкирами.
Спрашивается: что же стало в дальнейшем с теми свободными банковскими депозитами, которые образовались на счетах банков “Ёкохама Сёкин Гинко”, “Тёсэн Гинко” да и некоторых других в результате того, что правительство России так и не востребовало излишки в суммах залогового российского золота, полученного ранее этими банками? Судя по сведениям, изложенным в книге “История банка “Ёкохама Сёкин Гинко”, опубликованной спустя несколько десятилетий, упомянутые депозиты некоторое время оставались на счетах этого банка. Но затем после нескольких лет выжидательной паузы и особенно после того, как представители Советской России на Шанхайской конференции 1925 года, посвященной переговорам о нормализации советско-японских отношений, проявили готовность не поднимать вопрос о долгах обеих сторон и отложить его обсуждение на неопределенное время, руководители банка и чиновники Министерства финансов Японии “приступили к делу”: в 1927 году государственные ценные бумаги на общую сумму 62 миллиона иен (это сумма в 58771000 иен, увеличившаяся после начисления процентов), приобретенные за счет российского императорского депозита были переоформлены согласно указанию японского правительства и преобразованы в правительственный ссудный фонд.
Что касается банка “Тёсэн Гинко”, то его архивные документы свидетельствуют о том, что этот банк уже в 1918–1920 годы за счет российского золота стал осуществлять инвестиционную поддержку вновь созданной акционерной компании “Нитиро Дзицугё” (в переводе на русский язык: “Японо-российское предпринимательство), в правление которой вошел ряд влиятельных чиновников японского правительства, включая Рюити Икэба — личного секретаря японского премьер-министра, Отохико Итики — заместителя министра финансов и Цугиёси Имамура — представителя японского Министерства финансов в штате японского посольства в Петрограде. В дальнейшем значительная часть капитала компании “Нитиро Дзицугё” была инвестирована в другие предпринимательские компании: “Тайхоку Гёгё”, “Тоё Такусёку”, “Кёкуто Гёгё” и прочие. Как явствует из отчетности компании “Нитиро Дзицугё”, только в 1920 году эта компания с ведома Правительства Японии перевела на другие счета огромную по тем временам сумму в размере около 6 миллионов иен.
В результате таких операций российские депозиты как ручейки из водохранилища стали растекаться по фондам различных частных японских фирм, превратившись с позволения и с помощью — японского министерства финансов из государственных капиталов в частные. Все эти операции чиновников японского министерства финансов представляли собой недопустимые, заведомо незаконные махинации, ибо правительственные ссуды, почерпнутые из российских депозитов, использовались при этом для субсидирования предпринимательства не имевшего никакого отношения к японо-российским договоренностям о военных займах. В сущности это была перекачка части российских “царских” денег на счета частных японских акционерных компаний.
Если говорить современным языком, то это было не что иное как отмывание национальной принадлежности-депозитных средств. И более того, — это было в сущности изъятие средств из государственного депозита российской империи для использования их в частных коммерческих операциях японских, фирм. По сути дела такие махинации следовало бы расценивать еще строже — как должностное преступление чиновников японского министерства финансов.
9. НЕУДАЧНЫЕ ПОПЫТКИ БЕЛОГВАРДЕЙСКИХ ЭМИГРАНТОВ ЗАПОЛУЧИТЬ ПРИСВОЕННОЕ ЯПОНИЕЙ РОССИЙСКОЕ ЗОЛОТО
Итак, если суммировать все о чем сообщалось выше, то складывается весьма масштабная картина захватов и присвоения японской стороной российского золота. Воссоздавая эскиз этой картины, российский знаток данного вопроса профессор В. Сироткин приводит, например, следующие подсчеты поступлений российского золота в японские руки. Во-первых, это “колчаковское золото”. Из фондов администрации Колчака японская сторона получила 68799 тысяч золотых рублей в развитие соглашений от 7 октября и 19 октября 1919 года между Росгосбанком во Владивостоке и банком “Ёкохама Сёкин Гинко”. Во-вторых, это “семеновское золото” на сумму 10 миллионов золотых рублей. По сведениям Сироткина, одна часть названной суммы была передана подчиненными атамана Г. Семенова под расписку представителям японских военных властей в ноябре 1920 года на железнодорожной станции Маньчжурия, а другая часть в декабре 1920 года в городе Порт-Артуре. В третьих, это “подтягинское золото”, которое бывший военный атташе России в Японии генерал М. Подтягин положил в банк “Ёкохама Сёкин Гинко” в дни своего пребывания на этом посту. Оно, по данным В. Сироткина, исчисляется в сумме 1050 тысяч золотых рублей. В-четвертых, это “петровское золото” в сумме 1320 тысяч золотых рублей, подтверждением чему служит расписка, данная 22 ноября 1920 года японским полковником Р. Исомэ начальнику тыла колчаковской армии генералу П. Петрову в том, что от него получено японской стороной 22 ящика с золотом. И, наконец, в-пятых, В. Сироткин включает в свой перечень “романовское золото”, т. е. золото, поступившее в виде залога под неновые кредиты из дореволюционной России в Японию по государственной линии, а также иеновые фонды в токийских банках, находившиеся на личных счетах военного атташе России М. Подтягина и финансового агента колчаковского Министерства финансов К. Миллера (перевод этих фондов с казенных счетов на личные был сделан по распоряжению А. Колчака во избежание притязаний на них со стороны Советских властей). Сумма только этих российских государственных средств, оказавшихся на личных счетах двух названных лиц, исчисляется В. Сироткиным соответственно в 1400 тысяч иен и в 6275 тысяч иен.
Приведенные выше цифры представляют собой, разумеется, далеко не полный и не окончательный перечень российских золотых авуаров, оказавшихся в руках японцев в годы японской интервенции в Сибири и на российском Дальнем Востоке. В этом перечне отсутствуют, например, упоминания о российских золотых слитках, вывезенных в Японию японскими военачальниками и оказавшихся затем в распоряжении генерала Гиити Танаки, который в последующие годы стал премьер-министром страны. Но даже из этих неполных, предварительных подсчетов можно видеть, сколь велика была доля российского золотого запаса, оказавшаяся во владении Японии после разгрома белогвардейских отрядов и изгнания японских интервентов за пределы Советского Союза.
Между тем бесцеремонные, незаконные захваты Японией чужой казны, да еще в таких огромных количествах, породили ропот и осуждение даже среди некоторых из белогвардейских политических деятелей и генералов, сотрудничавших с японскими интервентами, либо действовавших как наемники японской военщины. В то время лидеры белой эмиграции уже убедились в том, что советское руководство, отказавшееся в первые же дни своего пребывания у власти оплачивать зарубежные долги царского
