опустилась, накрыла толстым одеялом сонная вялость, и он снова слабо махнул рукой:

– Слушай, я подремлю немного, ладно? Чего-то… слабость одолела. Ты посиди тут, поиграй во что- нибудь…

Уронив голову на плечо, он и впрямь крепко заснул, задышал глубоко и ровно. И синеватая бледность сошла с лица, будто оттаяла, даже легкий румянец пробился сквозь видимую глазу брутальную небритость. Илька долго смотрел на пляшущий в камине огонь, потом встал, снова подошел к огромному, занимающему практически всю стену причудливому окну. Действительно, похоже на большой экран. Только движения на нем нет. Хотя если приглядеться… Снег утих, но верхушки сосен едва колышутся, дружно следуя порыву ветра, вон большая черная птица поднялась с ветки и исчезла в темнеющем небе, и влажная весенняя ночь тихо и незаметно крадется сверху, пробираясь по кронам деревьев. Он даже знает, чем она будет пахнуть, эта ночь. У нее удивительный, совершенно удивительный запах талого снега, хвои, молодого ветра и уже состоявшегося весеннего дня. А еще она пахнет предчувствием и беспричинной радостью дня завтрашнего. Сейчас, сейчас ночь доплывет до окна, ворвется в раскрытую фрамугу и…

Он глубоко вдохнул в себя воздух, улыбнулся, закрыл глаза. А когда их открыл, картинка на экране явно изменилась, то есть действительно включила в себя видимое глазу движение – человеческая фигурка пробиралась от дальней калитки к крыльцу, балансируя на узкой тропинке. Точно, это Андрюха за ним приехал. Вон такси у ворот стоит, из открытого окна дымок вьется. Водитель курит, наверное.

Ворота закрыты, Андрюха через калитку и прошел.

– Что, твои приехали? – вздрогнул он от раздавшегося за спиной голоса Командора. – Я слышал, машина подошла…

– Ага. Приехал Андрюха. Я пойду открою?

– Иди. Открой. Скажи, пусть зайдет, со мной поздоровается.

– Ладно…

Командор открыл глаза, осторожно повел плечами, прислушиваясь к затаившейся внутри боли, дотронулся ладонью до небритой щеки. Потом замер в ожидании, остановил взгляд в проеме гостиной.

– … Ну ты даешь! – послышался издалека, от входной двери, радостный голос Андрея. – Сбежать, значит, решился? Молодец… А чего мне не сказал? Я бы тоже тебя увез, и все дела.

– Да ладно… А моя мама сильно ругалась? – перебил его звонким фальцетом Илья.

– Ну, как тебе сказать… Она, как мне показалось, это дело вообще очень уважает. Чтоб ругаться. Чтоб на всех подряд. И по любому поводу. Так что…

– А Леська где? Дома осталась?

– Нет. В машине сидит. Мы же за тобой прямо из аэропорта пригнали. Так что собирайся, домой поедем. Сейчас с отцом поздороваюсь, и поедем…

Они появились в проеме гостиной, и выражение лица Андрея тут же приобрело вежливо-холодноватый оттенок, будто он с силой впихнул в себя порцию приличной сдержанности и она застряла в глотке инородным для организма телом – ни туда ни сюда. Командору подумалось, что такое именно лицо бывало у Андрея на заседаниях совета директоров – растерянное и надутое одновременно. Он улыбнулся, поздоровался грустно:

– Привет, сын.

– Здравствуй, отец.

– Ты не думай, я не специально мальчишку увез, чтобы тебя к себе заманить…

– Да я и не думаю, отец. Увез и увез. Спасибо. Как ты живешь? Как здоровье? Все хорошо?

– Ишь как тебя расколбасило на вежливость… Еще и счастья мне в личной жизни пожелай. И успехов в работе. А здоровье… Да нормальное у меня здоровье, дай бог каждому.

– Ну, тогда мы поедем? А то уже поздно.

– Ага. Езжайте.

Командор быстро отвернулся от сына, упер взгляд в темное окно. Бледная луна уже прорисовалась в синем мартовском небе, глянула хищно в глаза, словно предчувствуя скорую ночную добычу, и он зажмурился, опустив веки, сглотнул твердый режущий комок, застрявший в горле. А может, это был не комок. Может, осколок от обломанного до основания хрусталика, о котором давеча толковал этот странный светлоглазый мальчишка.

– Андрюх… Андрюх… Погоди… – тут же долетел до уха Командора мальчишкин тихий испуганный шепот. – Погоди, мы не можем уехать! Ему сейчас плохо было, он рубашку на груди рвал…

– Зачем? А что с ним было?

– Я не знаю… Он побелел весь и дышал тяжело. Знаешь, как я испугался? Давай останемся здесь, Андрюха! Вдруг мы уедем, а ему опять плохо станет?

– Да? – с сомнением прошептал Андрей и замолчал.

Командор тоже молчал, сидел отвернувшись к окну. Он чем угодно мог поклясться, что присутствовала в этом коротком «да» настоящая сыновняя тревога, неподдельная, искренняя! Когда Андрей, подойдя, присел перед его креслом на корточки, он так и не смог повернуть к нему голову. Испугался, что расквасится совсем уж по-бабьи.

– Отец… Хочешь, мы останемся? Переночуем тут у тебя…

– Ночуйте. И в самом деле, куда вы на ночь глядя. Комнат для гостей много, любую выби райте.

– Хорошо. Я сейчас за Лесей схожу. Она в машине.

– Ага. Сходи. Ты не бойся, я мешать вам не стану, спать пойду. Пусть она не дрожит. Я сейчас прямо наверх поднимусь и лягу.

– Может, тебе помочь?

– Нет. Не надо. Я сам. Поужинайте тут чем-нибудь. В холодильнике еда есть. Спокойной ночи…

Он быстро встал с кресла, но тут же и покачнулся немного – голову повело, и колени неприятно дрогнули слабой немощью. Андрей сунулся было подхватить, но он отвел его руку, распрямился:

– Да ладно! Я ж не старец древний, чтобы меня под локоток до одра вести. Я еще в силе, сынок. Просто сегодня… сердце немного прихватило. Иди, веди свою Лесю, чего ей в такси сидеть?

– Ладно. Если что, ты зови, отец. Сразу в скорую позвоним.

– Да ничего. Надеюсь, отлежусь.

Он старался идти очень бодро под сыновним взглядом. И по лестнице наверх поднялся бодро. Раздевшись, лег в постель, глянул на желтый диск луны и отвернулся, вяло махнув рукой. Сгинь, зараза. У меня сын в доме ночует. Я не один, не один…

Леся так и не смогла заснуть этой ночью. Андрей тихо посапывал рядом, лежа на спине, и она жалась к нему, как испуганный ребенок, обвивала руками, клала голову на предплечье. Поднявшаяся внутри суматоха то билась мелким бесом, то застывала, сковывая тело тревожным напряжением. Когда занавеска на окне высветилась узором на фоне бледного рассвета, она села на постели, помотала тяжелой головой в изнеможении. Не может она больше находиться в этом доме, сил нет. Даже просто так лежать не может. Устала.

Натянув на себя одежду, она приоткрыла дверь гостевой комнаты, на цыпочках прошла по коридору. Вот и гостиная. Та самая. И диван стоит на том же месте, напротив огромного плазменного экрана телевизора. Постояв около дивана, она закрыла глаза, сглотнула подсунувшееся к горлу тошнотворное дрожание организма. Странное чувство овладело ею, будто жившее внутри презренное воспоминание вдруг забилось в падучей и потребовало дополнительного самоистязания. Как будто мало оно истязало ее все эти годы. Жило в ней изо дня в день, руководило поступками, давило на плечи, пригибая их все ниже и ниже. И твердело с годами, как твердеет нежная зеленая корочка грецкого ореха, превращаясь в жесткую скорлупу. Точно так, наверное, и преступника тянет на место преступления. Да, да, так оно и было тогда… Пришла, села на диван. Игорь пошел принести ей воды. А потом телевизор включили. Вот этот самый. Сначала кадры популярной телепередачи пошли, а потом… Потом…

Нет. Не так все было. Надо вернуться туда, к самому началу. Она тогда отправилась Валентину искать. Поднялась по лестнице и пошла, пошла прямо по коридору…

Медленно встав с дивана, она сомнамбулой до шла до лестницы, поставила ногу на первую ступеньку. Вот так. Потом на вторую. Дальше. Сразу за округлой площадкой коридор начинается. Вот, вот это место! Около двери в хозяйскую спальню. Именно из этой двери Командор вышел ей навстречу…

– Кто там? Это ты, Андрей? – вздрогнула она от тихого голоса, громом раздавшегося в коридорной