забора до обеда. Шаг вправо, шаг влево – побег…

Постучавшись вежливо в дверь кабинета, она просунула в приоткрытую щель голову, улыбнулась лучезарно в хмурое толстое лицо Аракчеева:

– Можно, Петр Сергеевич?

– Да. Что у тебя, Шатрова? Только быстро, у меня работа срочная!

– Я быстро, Петр Сергеевич… Вот… Подпишите мне заявление на отпуск. На неделю. Без сохранения заработной платы. Мне очень, очень нужно!

– А что у тебя случилось?

– Да у меня отец болен, в плохом состоянии находится. Надо срочно к нему съездить. Ну, сами понимаете…

– Телеграмму покажи.

– Какую телеграмму? – опешила Инга.

– Как это – какую? Врачом заверенную! Основанием для предоставления не санкционированного законом отпуска должна быть заверенная врачом телеграмма!

– Ой… – опустилась перед ним на стул Инга, сраженная тяжестью непробиваемой административной фразы, выстрелившей в нее из уст Аракчеева неожиданно и слишком уж быстро-безысходно, как слепая автоматная очередь. – А у меня нет никакой телеграммы. У меня только телефонный звонок…

– Звонок к делу не пришьешь, Шатрова!

– К какому делу, Петр Сергеевич? Вы что на меня, дело завели? Как в органах? А не слишком ли шикарно?

– В каком смысле – шикарно? – уставился ей в лицо мутными желтыми глазами Петр Сергеевич. – Что ты имеешь в виду, Шатрова?

– Во-первых, не ты, а вы. Чего это вы мне тыкаете? Во-вторых, у меня имя есть – меня Ингой Алексеевной зовут. Я ж к вам по имени обращаюсь, вот и вы такому же примеру последуйте, уж извольте приличия соблюсти… А в-третьих – полномочия свои вы несколько перешагнули, Петр Сергеевич. Можно даже сказать, сильно перешагнули. Штаны могут порваться. Это я все к тому говорю, что заявление мое вы сейчас непременно подпишете. Вот тут, в уголочке. Не возражаю, мол. А иначе я напишу другое заявление – по собственному желанию. И пойду с ним к директору. И он испытает очень сильное огорчение по этому поводу. Потому как не далее чем вчера он поручил мне разработать новую концепцию работы нашего направления, и…

– Хорошо, хорошо, Шатрова! То есть как вас там… Инга Алексеевна! Не надо меня пугать! Что у вас там, давайте, подпишу…

Выхватив из его рук свое заявление с поставленной на нем закорючкой подписи, она гордо прошествовала к двери, очень собой довольная. Не подводила, включалась в ней иногда заветная кнопочка. Та самая, от отцовской харизмы по генетическому наследству доставшаяся. Такую силу могла в обычный тихий голосок вложить, что сама она только диву давалась. И собеседника будто параличом прохватывало. Толик вон десять лет под этим параличом проходил, пока его вожделенно-толстомясые прелести не выручили…

– Ну что, подписал? – спросила Ксюха, выглянув из-за своего компьютера.

– А як же! – победно подняла над головой листок заявления Инга. – Куда ж он денется…

– Ну, ты даешь, Шатрова! Как это у тебя все лихо получается? Я вот так не могу… Он меня летом даже в отпуск не отпустил! Сказал, в декабре пойдешь…

– Ладно, Ксюх, пока. Передашь заявление кадровикам, ладно? И к моим в техотдел зайди, скажи, чтоб не теряли. Через неделю буду как штык. Все, пока.

– А ты куда, Инга? Что за срочность-то? Мужика, что ль, нашла? Замуж выходишь, да? – уже в спину ей выстрелила очередью любопытных вопросов Ксюха. – Так торопишься, прямо как на пожар…

– А по-твоему, торопиться надо только замуж, да? – рассмеялась от души Инга.

– Ну да… А куда еще-то? Пока берут…

– Нет, Ксюха, вовсе не замуж. Я там была уже. И ничего хорошего, честно-откровенно тебе скажу, в этом замуже я не нашла. А ты не грусти – тоже как-нибудь в те места сходишь. Какие твои годы!

– Ага, сходишь… В двадцать шесть лет туда сходишь, кажется… – уже в закрытую за Ингой дверь жалобно пропела Ксюша.

Вздохнув и прокрутившись на вертком стуле вокруг своей оси, она достала из стола большое зеркало, принялась рассматривать круглое, покрытое толстым слоем пудры личико. Все на месте, все замечательно. И глазки красиво подкрашены, и губы правильно припухли, по всем законам сексапильности, и прическа – моднее некуда… Ну почему, почему не ценит никто? Вон ту же Шатрову хотя бы взять, ведь лахудра лахудрой! А мужики все вокруг нее вертятся, и везде у нее полный респект, и у директора уважуха… И даже Аракчеев ей заявление в шесть секунд подписал! Вроде и не старается она хорошо выглядеть, вечный костюмчик серенький, волосы в хвостике, лицо бледнее некуда, а все равно королевной по фирме ходит! Обидно и непонятно все как-то… Наверное, в этом все дело… как его… в венце безбрачия. Придется все- таки разориться с зарплаты, сходить к тому экстрасенсу, который венец этот над ее головой недавно разглядел. Наверное, у Шатровой этого самого венца нету, а у нее вот есть… В этом все дело…

Инга торопливо продвигалась по коридору в сторону выхода и совсем уж было была в метре от вожделенной двери, как вдруг услышала за спиной обиженно-пискнувшее:

– Ин, а ты куда? Уходишь, что ли? А чего ко мне не зашла?

Она только чертыхнулась про себя тихонько, резко остановившись и возведя к потолку глаза. Так и есть, черт не вовремя Машу в коридор вынес… Как же она надоела-то ей, господи, эта Маша! Когда ж она тут адаптируется, в конце концов… Подружек уже себе каких-нибудь найдет…

За Машу недавно похлопотала любимая Ингина подруга Наталья – попросила слезно устроить на фирму неказистую свою родственницу. То ли она свояченицей Натальиному брату была, то ли еще какой седьмой да родственной водой на киселе – Инга уж и не помнила. Просто Наталье отказывать ей в тот момент не хотелось, вот и устроила протекцию. Убедила ее Наталья, что просто с улицы, без обязательных рекомендаций своих же сотрудников, давно и прочно на определенном месте приработавшихся, нигде теперь новеньких на работу и не берут. Так оно и есть, наверное. А только от этого не легче. Потому как уж сколько раз твердили миру – сам привел, сам потом и возиться с новеньким этим будешь, и отвечать за него по полной программе будешь. Вот Инга и возилась, и отвечала. Почти месяц уже. Опекала, защищала, чаи- кофеи по пять раз на дню пила, в коридоре наставления делала, от недовольных отбивалась… Список неприятностей, как говорится, можно продолжить. Да еще и Маша эта оказалась особой неповоротливой, не слишком в делах проворной и к тому же вечно всем недовольной. И любопытной не меру. Навязывала свою дружбу нахрапом, чего Инга терпеть не могла. Но терпела. Чего только ради дружбы с Наташкой не сделаешь…

– Ин, а ты чего на работу опоздала? Я с утра заходила к тебе… – в два шага догнала ее Маша, заглянула в лицо жалобно-любопытно.

– Да я Родиона ждала, Маш. А он не смог вовремя – в пробку попал.

– Что, прямо утром ждала?

– Ну да… А что?

– А то. Ненормальная ты какая-то.

– Почему?

– Потому. Нормальные бабы по утрам мужиков провожают уже, а ты только ждешь…

Маша улыбнулась ей слегка, приглашая вроде как посмеяться – шутка, мол. Инга тоже улыбнулась в ответ, пожала плечами коротко. Не умела она вести разговоры в подобной плоскости. Даже в шутку. Какие- то пошло-вонючие они получались, разговоры эти. Как будто ты шла себе по сухому асфальту и ступила в начищенной до блеска обуви в свежее собачье дерьмо. Настроение сразу портилось. Поежившись, она взглянула на Машу коротко и в который раз уже обругала себя за проклятую уступчивость. Могла бы Наташка и к себе на фирму пристроить свою красавицу, между прочим…

Хотя, чего уж греха таить, красавицей Маша совсем не была. Зато очень удачно ею притворялась, то есть имела все повадки красивой женщины. Прямо держала плечи, даже немного лишку назад их откидывая, тянула лебедем шею, кривила капризно губы при случае – в общем, гордо выставляла всю себя для полноты обозрения. Волосы имела сухие и реденькие, но всегда в идеальную, волосок к волоску