Можно приготовить обед. Но пришлось бы накрывать стол для одного - одна тарелка, одна ложка, одна чашка, одна... Есть не хотелось.
Можно было бы почитать. Но кто спросит: «Над чем смеешься, любимая?», и, целуя, заглянет в книгу, желая разделить веселье...на двоих. Смогу ли я еще смеяться?
Или, может, послушать музыку. Но кто обнимет меня и неожиданно закружит в танце, заверяя, что любит, любит, любит...?
Или попытаться уснуть, забыться? Но без жарких объятий в одинокой постели я не смогу сомкнуть глаз до утра...
Я не знала, как жить.
И зачем...
** ** **
- ...В прошлом году в это время уже лежал снег. Да и солнечно было, морозно, не то, что сейчас - болото под ногами, все простужены, носы текут... Эх, молодежь! Ни на что не годны. Вот взять меня - никогда не болею! Моя жена, мир праху ее...
Я даже не пыталась изобразить интерес и смотрела в окно, за которым, и в самом деле, был тоскливый серый день, без конца поливавший усталую землю.
- ...другого хозяина такого не найдешь, говорила она, золотые руки...
Сама виновата.
Что я здесь забыла?
Отправившись в очередной раз за продуктами в соседний городок, я заглянула в местное почтовое отделение. Не то, чтобы мне нужно было отправить письмо или получить газету - просто по привычке. В последние годы Кайл всегда останавливался перед этим зданием после того, как наша загруженная машина покидала рынок. Лет пять назад мы потеряли страх окончательно, и он завел здесь абонентский ящик на свое имя.
Остановилась у почты и я.
Теперь я многое делала по привычке.
И в этот момент расплачивалась за то, что без необходимости заговорила с посторонним человеком. Обрадованный возможностью пообщаться со мной наедине, пожилой служитель изо всех своих петушиных сил расписывал, какой выгодной партией являлся он по сравнению с «дохлой молодежью».
Будь рядом Кайл, мне бы не пришлось выслушивать эти...
- Так, где вы сказали, живете?
Я натянуто улыбнулась - неужели я так глупа с виду? - и спокойно повторила, что хочу посмотреть, нет ли почты для Кайла. Услышав мужское имя, служитель насупился и заторопился в подсобное помещение.
Прошло лишь чуть больше двух месяцев со дня смерти Кайла, и письма еще продолжали поступать. Кому-то был нужен совет, иным рекомендации... Всем им я отвечала, что лучший в прошлом охотник уже ничем никому не поможет. И поток просьб постепенно иссякал.
Последние пару раз я выходила из этого унылого здания с пустыми руками. Может, мне больше и не стоит сюда заглядывать?...
- В этот раз бандероль, - гордо заявил мужчина, точно это было его личной заслугой, и протянул мне раздутый пакет из плотной коричневой бумаги.
Удивленно приподняв бровь, я автоматически взвесила пакет в руках. Тяжелый. Что же это могло быть?... Но мои размышления прервал взгляд служителя. В нем явно светился вопрос «А что вы делаете сегодня вечером?», готовый вырваться наружу.
- Спасибо, - мгновенно сориентировалась я и, не дожидаясь ответа, вышла на улицу.
И только в машине, бросив пакет на сидение рядом, я заметила, что обратного адресата не было...
Уже почти смеркалось, когда я добралась до дома. Последний и самый тяжелый участок дороги - сквозь пещеры - всегда невероятно утомлял меня. Вцепившись в руль и напряженно всматриваясь в темноту, иссеченную пляшущими фарами, я с тоской вспоминала время, когда находилась на пассажирском сидении, а за рулем был Кайл, спокойный, и порой даже улыбавшийся мне.
Багажник, в прошлом забитый под самый верх снедью и разной мелочью, делающей жизнь приятнее, теперь не заполнялся и на четверть. Но все равно я долго переносила покупки в дом - лестница поднималась высоко, а я была... одна.
Ветер гулял из комнаты в комнату, привычно, по-хозяйски. Я уже не вздрагивала от постукивания рам, не пугалась, когда резкий его порыв внезапно захлопывал дверь или сбрасывал одежду на пол. Вот и сейчас, услышав шуршание за спиной, я оглянулась, не спеша, без страха. Из-под оберточной бумаги, шелестевшей на ветру, выглядывал край коричневого пакета.
Ах, да, чуть не забыла...
Я отставила небольшой ящик с яблоками в сторону и взяла пакет. Внутри было что-то плотное... Книга?
Темный картон не поддавался, и пришлось воспользоваться ножом.
Вдруг, сама не понимая, почему, я застыла, глядя на еще один - белый - слой, проглянувший через аккуратный разрез.
Глупости. Чего я боюсь?
Но руки медлили, откладывая разгадку на секунду, на две,...на десять... Я решительно потянула верхний конверт...и остановилась, когда из-под него показалась крупная надпись: «...ане Снеговой».
Кто это - Снегова?...
Расслабленно я стала перебирать воспоминания и неожиданно поразилась, наткнувшись на нужное: да это же я. Моя девичья фамилия осталась где-то далеко в прошлом. И рядом с ней, уже почти неразличимые сквозь толщу времени, были мои родные, я, юная... и...
Мойра. Это был ее почерк.
Дрожащими пальцами я разорвала белый конверт и увидела слова, размашисто выведенные ее рукой.
«Моя любимая подруга! Раньше он, наверняка, убил бы меня за содеянное... Но теперь все изменилось, он сам изменился... В твоих руках дневник Кристофа. Я уверена - ты должна это прочесть, и тогда, если не простишь его, то хотя бы поймешь. Твоя навечно, Мойра»
Я отложила лист в сторону и достала...книгу?...тетрадь? Изысканный переплет из темной матовой кожи - без тиснения, без отделки, золотой обрез страниц... Сердце болезненно дернулось, узнавая его...
И тут кончился воздух. Как рыба, неожиданно выброшенная штормом из родной стихии, я беспомощно набирала полную грудь раз за разом,...раз за разом, не ощущая облегчения. Мои пальцы судорожно сжимали кожаную обложку...
Нужно ли мне это читать?
Вдруг я разозлилась на Мойру. Зачем она так? Сколько лет позади! Наконец-то я все забыла,...ну, хорошо, почти забыла... но теперь... мне вовсе не нужно снова...
Не осознавая, что делаю, я поднесла дневник к лицу и закрыла глаза. Тонкий, благородный запах кожи переплетался с другим - таким знакомым... таким влекущим... огненным... живущим в памяти, несмотря на столько лет... несмотря ни на что...
И я открыла первую страницу...
** ** **
Мы снова гонимся за миражем. Все, что у нас есть - легенды. Иногда я чувствую себя легковерным обывателем из-за того, что верю в сказки о каких-то особенных людях, чья кровь способна нас исцелять.
Но, глядя на Мойру, понимаю - помочь ей способно лишь чудо. И если это чудо существует, я разыщу его.