Вот оно, оказывается, в чем дело. Тогда ладно, хорошо. Это уважительная причина для рыданий, а злиться и завидовать красивой Оксане и парчовому платью – неуважительная.
К тому же Димочке нельзя нервничать. Разнервничается, разволнуется, не пойдет в школу.
– Димочка! Ты не огорчайся, я не пропаду, – сказала я. – Существуют клубы „Для тех, кому за восемьдесят“, или в Интернете можно познакомиться.
– Да-да! Ты очень милая, даже симпатичная, особенно в Интернете – там ведь можно поместить любую фотографию, – радостно заверил меня Димочка. – Я тебе в „Фотошопе“ уменьшу щеки и нос, и будет нормально, просто супер!
Дело Дня – экзистенциальные проблемы моего существования, – смысл жизни, одиночество, почему одинокий некрасивый человек беззащитен перед замужним и красивым, прочее.
...Я часто не сплю и думаю обо всем, но бывают ночи, когда меня мучат мелкие несвязные вопросики, а бывает, какая-нибудь одна глобальная проблема не дает покоя, к примеру щеки.
Папа говорит, что от любых дурных мыслей есть спасение – это наука.
Тогда... Щеки можно рассматривать в зеркале как лично мои, а можно рассматривать в контексте познания личности, и тогда они уже будутвообще щеки. И я стала вспоминать, а не переводила ли я чего- нибудь про вообще щеки, и вдруг вспомнила – есть, есть на этот случай одна теория!
В этой теории личностные качества человека напрямую связаны с конституцией, не той, что основной закон государства, а со строением его тела – весом, ростом, ну и щеками, конечно. Например, пухлощекий человек – мил и добродушен, а худющая Оксана – жесткая, злая, неприятная.
Мне так понравилась эта славная домашняя гипотеза, как будто я сама ее придумала, и я решила ее развить – бывает же, что человек развивает чужую теорию, тем более ему все равно не заснуть...
Я уже видела себя на кафедре – защищаю диссертацию по щекам.
Начну скромно: „Итак, какой же у нас подход к проблеме щек?“
Я часто присутствовала на защитах папиных аспирантов и обратила внимание, что аспирант всегда называет себя на „мы“ – „мы вывели формулу“, „мы сделали вывод“. Может быть, они имели в виду „мы с папой“? Когда папа умер, все говорили, что папа вынянчил двадцать восемь аспирантов. Никогда не замечала, чтобы он их нянчил, а вот что они все время у нас обедали и спали на диванчике в прихожей – это да.
Дальше скажу, что по моей гипотезе щеки вызывают у нас умиление и доверие к их обладателю. Но не только, не только! Скажу, что люди со щеками необычайно талантливы! Они – авторы детективов.
Так что, выходит, щеки – настоящая научная теория и заодно комплимент.
Кстати, мне не понадобится никакой демонстрационный материал – удобно, что щеки всегда со мной.
Ада пригласила нас с Вадимом в театр. Вернее, не совсем так.
– Ну что, опять сидишь, х...ю сочиняешь, – с порога сказала Ада, запуская в прихожую Сему. – Завтра вы с Вадимом идете на секс-спектакль. Ты, я и Вадим.
Сема шмыгнул в комнату, а мы пошли на кухню. Оказалось, одна клиентка подарила Аде билеты на премьеру спектакля „Король Лир“ – ура-ура!!
– А почему это секс-спектакль? – спросила я. Оказалось, так сказала клиентка.
– Но я же не знаю, придет сегодня Вадим или нет, – возразила я. – Как же вы его пригласите?
– Лично я имею его телефончик, – покровительственно улыбнулась Ада. – Примерь, в чем ты будешь.
Так, черные джинсы, длинный черный свитер – где, черт возьми, мои плечи?!
У меня покатые плечи, поэтому под любую одежду я подкладываю поролоновые плечики, у меня их целый мешок.
– Это все? – оценивающе оглядела меня Ада. – Не густо. Хочешь мою шляпу с пером? Я для тебя все.
Ну... я могу еще надеть кольцо. Мама его никогда не носила, говорила, глупо носить двухкаратный бриллиант, в котором бабушка танцевала на балах.
– Фу, стекляшка, – сморщилась Ада. – А поприличней у тебя ничего нет? Бери шляпу с пером, пока дают.
– У меня есть шпага Николая Второго, я могу надеть ее в театр, – дерзко сказала я и тут же испугалась, что Ада обидится, и пробормотала „простите“, но Ада посмотрела на меня с жалостью, как на помешанную.
Ада велела мне переодеться, я поменяла черные джинсы на черную юбку, длинный черный свитер на другой длинный черный свитер, потом еще на что-то...
– Те же яйца, только сбоку, – махнула рукой Ада, когда я переоделась в пятый раз. – Ну и иди как черная моль, а лично я пойду в новой шляпе.
Новая шляпа – синяя войлочная шляпка-таблетка с пером. Перо страусовое. Неужели Ада так меня любит, что готова была отдать мне такую красоту?
Вадим ждал нас у театра. И я вдруг испытала такой подъем, такое возбуждение, как будто это настоящее свидание, как будто это он пригласил меня в театр, а не Ада. Глупо, да?
– Что у вас в сумке? – спросил Аду охранник.
– Ах... его знает... Может, бомба, – лениво сказала Ада.
Интересно, откудау Ады такое бесстрашие, такая смелость? Это потому, что у нее много денег? Или, наоборот, у нее много денег, потому что она не боится охранника в театре?
Больше приключений не было, кроме небольшого скандала с тремя людьми, сидевшими в ряду за нами. Ада ни за что не хотела снять шляпу, уверяла, что дама имеет право сидеть в головном уборе согласно купленным билетам.
Я не особенно люблю Шекспира – у него всегда не чувства, а страсти. Но это был не совсем Шекспир, а так, по мотивам, в прозе. Не страсти, а чувства, не трагедия короля и власти, а просто трагедия старого человека, какая могла произойти в любой семье. Король Лир был просто старый человек, но еще не такой старый, как о нем думали дочери. Он хотел еще быть, чтобы его уважали и даже иногда слушались... Дочери тоже были не злодейки, а просто обычные дочери. Они совсем не хотели его прогонять, а хотели иногда приходить к нему и говорить: „Как ты тут, милый папочка? Вот и хорошо, а нам пора по своим делам...“ Их было жаль не меньше, чем короля Лира. Они просто хотели быть взрослыми. Димочка тоже любит говорить, что он взрослый, уставший от жизни человек...
И я все думала об этих бедных дочерях, пока на сцене не появились обнаженные актеры и Ада не принялась пихать меня локтем и шипеть:
– Смотри, смотри... голые! Три голых мужика плюс король! Это еще зачем?
Обнаженные король Лир, граф Глостер, Шути Эдгар, сын Глостера, стояли перед нами, выстроившись в ряд.
– Это значит, как только мы снимаем с себя знаки величия, мы все становимся одинаковые, – испуганно прошептала я, покосившись на Вадима, мы же все-таки сидели во втором ряду. – Это значит, что в несчастье все равны.
– Ага, все, – насмешливо прошептала Ада. – Все, да не все! Ты посмотри на них повнимательней... ничего не равны.
В антракте Ада пила шампанское и возмущалась:
– В кои-то веки оторвалась от дел в театре, и тако-ое! Сказали, секс-спектакль, я думала, чего-то новенькое покажут, атут?! Что я, х...в не видела? Зачем они мне нужны?!
– Многие придерживаются мнения, что они небесполезны в быту. Семейная жизнь без них была бы... э- э...
скучноватой, – сказал Вадим. – А восточные философы считают, что они играют важнейшую роль в общемировом обмене энергией. Также бытует мнение, что они необходимы для успешной творческой деятельности – нужно, чтобы у каждого творца был и функционировал.
Я сначала смущалась, а потом тоже приняла участие в дискуссии:
– Еще для выражения коллективного бессознательного. Люди пишут это слово на заборах, чтобы дать
