настоящее.
Вадим истерически (он сам так сказал – истерически) пытался воссоздать успех, бросался от одного сюжета к другому, метался между полной уверенностью, что все отлично, и уверенностью, что все ужасно.
Дальше все было совсем печально... Я понимаю Вадима как никто, то есть как коллега. У меня совершенно так же было с „Вареньем“, я тоже металась между тем, что Игорь Юрьевич скажет „ужасно“ и что он скажет „гениально“.
Четыре романа за год Вадим все-таки написал. Отец относился к этому скептически, считал все это неуспехом по сравнению с романом. Сказал: „У тебя талант, ато, что ты делаешь, противно в руки взять“. Сказал, Вадим его позорит.
После этого все отношения с отцом прервались. Вадим не видел своего отца много лет.
– А в больнице, вот сейчас, в больнице, видели?
– Это не считается, – отмахнулся Вадим. – А писал я и правда жуткую коммерческую туфту, гадость.
Гадость? Все эти яркие книжечки на прилавках, они еще назывались как-то странно... „Жестокий“, „Сумасшедший“, „Придурочный“...
– Неужели это правда Вы... – задумчиво сказала я.
– Что – я?
– Ну, все эти яркие книжечки на прилавках, они еще назывались как-то странно... „Жестокий“, „Сумасшедший“, „Придурочный“... Это все написали Вы?
– Не все, но кое-что, – со скромной гордостью сказал Вадим.
Ох, ну... это не очень хорошие книги. Зато очень благородно признаться, что делал туфту, гадость. Я бы ни за что не сказала, что „Варенье“ – туфта и гадость, по-моему, оно прекрасно. И „Неопытное привидение“, и „Ленивый Вареник“, и „Кот“ тоже прекрасны.
Вадим смотрел на меня со странным выражением лица, как будто я кролик или белая мышь, а он проводит над нами эксперимент.
– Я хотел Вам рассказать, что было дальше... Неужели Вам не интересно?
– Очень интересно, очень! „Жестокий“, „Сумасшедший“, „Придурочный“ – это еще Успех или уже Падение? – спросилая. – А потом... что было потом?
– А потом суп с котом... Все стало еще хуже. Потом и эта туфта перестала идти, рынок заполнился другой туфтой, не моей. Не было даже коммерческого успеха – что-то разладилось...
– Разладилось?
Вот она, печальная поучительная история одного Падения – со слов Вадима.
Вадиму дали соавтора. Вскоре соавтор бросил Вадима, занялся чем-то другим, не важно чем, – был соавтор, и нет соавтора. Вадим опять пытался писать сам, но его собственные книги оказались невостребованными. Последнюю книгу не взяли – конечно, не швырнули в лицо, амягко сказали: „Можетбыть, когда-нибудь потом...“, но ведь на самом деле – швырнули...
– Нет-нет, Вы очень талантливый, – быстро сказала я. – Вон у Вас сколько этих „Придурочных“! Просто у Вас был творческий кризис... А что было потом?
А потом... вообще ужасно! Жена Вадима уже привыкла к деньгам и никак не могла отвыкнуть. Поэтому Вадиму пришлось продать имя.
– Вы продали свое имя? – удивилась я. – Вас теперь зовут не Вадим, а как? И фамилию Вы тоже продали?
Я уже стала прикидывать, сколько стоит мое имя, – не думаю, что дорого, оно довольно часто встречается. Зато моя фамилия, наверное, недешевая – я еще никогда не встречала других Суворовых- Гинзбургов, кроме меня.
Но мою фамилию никто не купит, даже если недорого. Продать свое имя и фамилию может не каждый человек, а только тот, кто начал делать что-то успешное, а потом у него случился творческий кризис.
И вот всех этих „Жестоких“, „Сумасшедших“, „При-дурочных“ стал писать другой человек или даже другие люди, и все они стали называться „Вадим“. Печально.
Или не печально, а, наоборот, хорошо?
– Вам повезло! – сказала я. – А если бы все эти книжечки написали Вы? Это было бы... ну зачем Вам это, Вы же интеллигентный человек?... Вы бы мучились. А так – Вы не Вадим, и все! И с Вас никакого спроса. А что Вы их раньше писали, так кто в юности не ошибался, – вот Димочку, например, вчера опять выгнали из школы. За то, что один мальчик сжег классный журнал.
– Маша, мы же говорим обо мне, – удивился Вадим. – При чем здесь Димочка?
– Как при чем? Мальчик социально незащищенный, и отец его убьет, а Димочка защищенный. Димочкин папа – банкир в Майами. Вот Димочка и сказал, что сжег журнал он.
– Резонно. – Вадим согласился, но как-то неуверенно. – Маша, я давно хотел Вам сказать, Вы балуете Димочку, во всем его одобряете.
– Да? – возмутилась я. – А Вы бы хотели, чтобы чужого мальчика убили и выгнали из школы? Вы что, не понимаете? Мальчик социально незащищенный, а Димочка защищенный. Димочкин папа – в Майами, и ему оттуда Димочку недостать. Неужели Вам на чужого мальчика наплевать?
Вадим удивился и попросил еще кофе.
– А я бы писала четыре романа в год – это не так уж много, или даже можно восемь, – мечтательно сказалая. – Если за какие-нибудь гонорары...
– Да что Вы в этом понимаете? – вдруг зло сказал Вадим и ушел не попрощавшись.
Минут через десять вернулся.
Я просила прощения за некомпетентность, сказала, четыре романа в год – это слишком много, и один слишком много...
– Да что Вы в этом понимаете? – опять зло сказал Вадим и ушел не попрощавшись, но из прихожей вернулся. – Да, совсем забыл, меня тогда жена бросила.
– Ох, неужели? Красавица? – уточнила я.
– Само собой. Сказала, я неудачник, а она – нет, поэтому жить со мной не может. Другие на моем месте уже бы подняли лапки.
Я бы точно подняла лапки, если бы меня бросила жена-красавица. Когда меня бросил Игорь на первом курсе, я и то подняла лапки, хотя он не особенная красавица, просто симпатичный. Но то я, а то Вадим.
– Вы, наверное, очень сильный человек, – с уважением сказала я.
– Да, я ничего... – улыбнулся Вадим и ушел в хорошем настроении.
Я знала, я чувствовала, что Вадим – сложный, неоднозначный человек: с одной стороны, тонкий, нежный, а с другой стороны, „Придурочный“, „Сумасшедший“... И жизнь у него сложная и неоднозначная – Успех и Падение...
А я еще больше его люблю за все, что ему пришлось пережить. Если у человека ровная неинтересная жизнь, если он никогда не ошибался, не продавал имя, не сжигал классный журнал – в нем не образуются те... ну, неровности, что ли, которые именно и любишь.
Да, и еще... Нехорошо, что я тут же села за компьютер. Нехорошо, что я использую печальную историю Вадима про продажу своего имени для новой книги – „Мумзик безымянный“... но что же делать.
Решила, все нормально – никто не знает, из какого сора растут сюжеты.
Вадим
Что это было? Сочинил историю про какого-то мудака-писателя...
Уважаемый человек, известный человек, значительный человек, богатый, между прочим, человек врет как... как сивый мерин.
В этой истории все неправда – Успех и Падение, но, в сущности, что-то самое главное в ней было правдой... а, черт, без психоаналитика не разберешься... А так все вранье.
Зачем? Ну... ей так интересней.
Кстати, неплохая история сочинилась – можно где-нибудь использовать.
