наверх. И чувствовала себя там неплохо.
Дело в том, что я не зря провела время, прошедшее со дня выхода „Варенья“, а изредка заходила в один-два книжных магазина, если честно, в четыре, каждый день. Волновалась, не столкну ли я Игоря в финансовую яму своим „Вареньем“.
Если мое „Варенье“ стояло на полках в магазинах, я волновалась, что оно не продается и неужели мне придется купить все самой?! Если его не было, я думала, что магазины отказываются от „Варенья“ с отвращением... Но теперь я уже знаю, что все „Варенье“ продано и мы с Неопытным привидением на коне!..
– Принесла „Неопытное привидение“, – с достоинством сказала я. – И сюрприз.
– Какой сюрприз? – рассеянно спросил Игорь. Мой сюрприз вот какой – с тех пор как Вадим опять появился, я сочиняла как сумасшедшая, иногда даже без халата и тюбетейки. И написала еще одну книжку – „Кот открывает двери“.
– „Кот открывает двери“, – сказала я.
– Кот! – закричал Игорь в переговорное устройство. – Почему кот, откуда кот?!
Секретарь не отозвалась, наверное, вышла, и ему пришлось выйти из-за стола и самому осмотреть кабинет.
Я сидела со скромной, но мефистофельской улыбкой и с места помогала Игорю Юрьевичу искать кота – уверяла, что я его видела то в одном углу кабинета, то в другом.
Не знаю, зачем я это сделала. Анна-Ванна говорит, что даже на самых смирных людей иногда находит и они совершают необъяснимые поступки с целью заявить о себе окружающему миру, а потом долго просят у мира прощения.
Кота не нашли, и я перешла к Делу Дня.
Ада сказала: „Раз уж у тебя и „Кот“, и договор – это уже бизнес. А в бизнесе люди должны друг за другом присматривать“. Но как я могу присмотреть за Игорем Юрьевичем, если Игорь при мне не подделывает векселя и не подчищает счета? К тому же между нами всегда огромный стол, и он просто не сможет до меня дотянуться, чтобы снять с меня последнюю рубашку.
Ада велела сказать: „Я требую гонорар“.
Неужели так прямо и сказать: „Требую гонорар“? Получится некрасиво, как будто я подозреваю Игоря в нечестности, в обмане. Может быть, подождать, пока он сам скажет?
Болтала обо всем: о погоде, о новых книжках, не моих, о фильмах, пока не заметила, что Игорь отвечает все более вяло. Это и был мой план – расслабить его светской беседой и неожиданно, как бы между прочим, потребовать гонорар.
– Игорь... – Я наконец решилась. – Не то чтобы я хотела... но ведь это тоже странно... ведь писатели... Я, например, очень люблю шоколадные тортики и мандарины.
– Я тоже, – сказал Игорь. – Давай сюда „Неопытное привидение“.
– А...
– А – что?
– А гонорар... ры... Буду я получать ры? Не обижайся. Ры могут быть маленькие. Ты не думай, дело тут вовсе не в деньгах, – заторопилась я, – у меня же есть переводы, спасибо папе. Папа говорит, что нельзя смешивать дружеские и деловые отношения, мы и не смешивали. Но мне кажется, мы все-таки можем смешать...
– Будешь, потом.
Так, варианты ответа: я возражаю, не хотелось бы, не вполне согласна, фига.
– Когда? – спросила я.
– Потом. Мымрик, ты же не глупый человек. Мымрик – не глупый человек, то есть не очень глупый. Глупый, но не очень.
Игорь Юрьевич не хочет мне платить. То есть он хочет платить мне благодарностью, но деньгами – нет, не хочет. Если Ада не поверит и скажет „этого не может быть“, то почему же – может. Я трезво смотрю на жизнь и понимаю – Ада права. Отсутствие гонорара унижает меня в моих собственных глазах как автора „Варенья“ и других произведений. Я не могу сказать это Аде, потому что она меня убьет и возьмет себе по своему завещанию мои картины.
– Игорь... Игорь молчал.
– Понимаешь, „Кот открывает двери“ – это не кот, а моя следующая книжка. Не знаю, как это вышло, может быть, я феномен природы, но я написала „Кота“ за две недели. Не знаю, откуда у меня такая творческая активность, правда... И этот „Кот“ у меня в сумке.
Игорь привстал за столом и взглянул на меня с уважением.
– Если так пойдет дело, то... – Игорь взял калькулятор, – две недели умножить на две книжки, на двенадцать месяцев и на... ну возьмем пять лет творческой активности.
– Почему пять, почему? – забеспокоилась я. – Умножай хотя бы сразу на восемь.
У Игоря получилась цифра сто двадцать, а у меня... Я закрыла глаза и представила огромный зал и повсюду... ах!
– Давай „Кота“! – сказал Игорь.
– Не дам.
Игорь позвонил секретарю и строго распорядился:
– Ни с кем меня не соединяйте, у меня переговоры. После этих слов у меня сразу же возникло приятное
ощущение, что я тут, в этом кабинете, занимаюсь крупным бизнесом. Неопытное привидение получит свой гонорар!
Переговоры протекали так: Игорь тянул мою сумку к себе через стол, а я тянула ее к себе. Так мы вели переговоры несколько минут. На самом деле у меня в этих переговорах было большое преимущество – я знала теорию (не так давно переводила статью из одного американского журнала). Там главная мысль вот какая: прежде чем скандалить и упираться, нужно подумать, что я потеряю, если переговоры закончатся в пользу партнера, очень этого жаль или не очень, можно пережить.
Так... если Игорь завладеет моей сумочкой, я потеряю: помаду (огрызок, не жалко), книжку конкурента (моя лучше, не жалко)... Но все равно нельзя же допустить, чтобы он вел переговоры сам с собой или они сразу же прервались. Поэтому я со своей стороны приняла участие в переговорах тем, что вцепилась в сумочку покрепче и уперлась ногой в пол.
Игорь встал, обошел стол кругом, положил мне руку на плечо и сказал расстроенным голосом:
– Машка, ну ты чего?
Я расслабилась – все же он мой друг юности, – и сумочка оказалась у него. На этом переговоры закончились.
– Хорошо, но учти, что это в последний раз, – грозно предупредила я.
Ну что же, по-моему, я добилась своего.
Хотя... когда случайно кого-нибудь победишь и случайно добьешься своего, потом чувствуешь не радость, а тупое опустошение – по крайней мере у меня так. Мне очень жалко Игоря, потому что теперь ему придется платить мне ры... – вот я уже и привыкла объясняться на деловом языке переговоров.
– А правда хорошо, что все так перемешалось и девочки смогли сами выбрать себе религию по вкусу? – спросилая.
– Странная Вы, Маша... – Вадим улыбался своей самой лучшей улыбкой. Хотя мне нравятся все его улыбки. – Они-то выбрали, а Вы? Сами не можете решить, что носить? Крест или этот, как его... шестиконечную звезду?
А как я могу решить? Обидеть Фридку легко, и обидеть Надьку тоже легко. Все мои знакомые русские неодобрительно говорят: „Это у тебя что, магенда-авид?“ Как будто я предательница своего народа. Все мои знакомые евреи неодобрительно говорят: „Это у тебя что, кре-ест?“ Как будто я предательница своего народа. Ая не предательница, поэтому у меня на шее висят крест и магендавид. Крестик, потому что меня крестили и я дочь своего народа. А магендавид – потому что я дочь другого своего народа.
Вообще-то это очень интимный вопрос, что мне носить, но если ему интересно...
Вадим сказал, что ему очень интересно.
