Подговорила Вику познакомить меня с Сережкой. Он ведь профессор, академик.

Начала издалека – что у меня задание по психологии. Рассказала ему про кризисы в три года, в семь лет и подростковый кризис и подвела его к кризису среднего возраста.

Сережка сказал, что ему шестьдесят три года и у него уже лет двадцать кризис среднего возраста. Он все время из-за всего нервничает: заседание кафедры – нервничает, защита его аспиранта – нервничает… И даже впадает в отчаяние из-за черных шаров на защите аспиранта или из-за плохой рецензии на диссертацию.

Санечка тоже всегда нервничает – перед премьерой. Всегда сомневается – поставить эту пьесу или другую, будет ли спектакль иметь успех. И впадает в отчаяние при плохой рецензии, думает, что все пропало, если приходится заменять актера или если вдруг неполный зал.

– Вы когда-нибудь думали, что вы не состоялись?

– Я часто думаю, что я занимаюсь не тем, я хотел биофизикой, а получилось гидроаэродинамикой… Да, я часто думаю, что я не состоялся.

Вика засмеялась:

– Представляешь – он не состоялся!! Кто же тогда состоялся?! А что тогда думать водителю троллейбуса: «Я не состоялся как водитель троллейбуса. Я хотел водить троллейбус номер пять, а вожу номер шесть»? Ты же профессор, академик!

Сережка сказал, что умный человек всегда чувствует разницу между уровнем притязаний и уровнем достижений. Но мужчины мучаются таким вопросом независимо от своих достижений. И чем значительнее личность, тем меньше она принимает в расчет внешние обстоятельства. Мучается просто от того, что так уж положено. Но самое главное для мужчины – ему нужна женщина, которой он не стесняется, которой он может все это сказать. Скажет и сразу все покажется другим, получше. И он хотел бы, чтобы Вике можно было хоть что-то сказать о себе, о своих мыслях, чувствах, сомнениях, но Вика предпочитает говорить о Вике.

– Что же, мне говорить о твоих глупостях – защитах, статьях, аспирантах? – фыркнула Вика.

И громко прошептала мне: «У меня всего один роман, а мне нужно два, лучше три… Мне необходимо мужское плечо… Два плеча, лучше три. Три мужских плеча».

Профессор посмотрел на Вику с выражением «два, лучше три?», Вика посмотрела на профессора с выражением «два, лучше три!», и я оставила их выяснять отношения.

Главное я поняла – Санечке не грозит нервное расстройство, потому что у него есть Катька.

Элла – безобидный пришелец?!.. Как бы не так!

…Пришла Катька, пришла Элла, пришли гости.

Мы почти всегда принимаем гостей на кухне, у нас там большой круглый стол со стульями, диван и кресла. Раньше я стояла за Санечкиным стулом, но у меня уже давно постоянное место у окна. Сегодня мы сидели в гостиной, потому что Элла хотела смотреть на Екатерининский сад. В гостиной у меня тоже свое постоянное место у окна, пришлось уступить его Элле, а собственно говоря, почему?!

МАРУСЯ, НЕ ВРЕДНИЧАЙ! Она хочет смотреть на Екатерининский сад.

Было шумно, весело, как всегда.

– А ты почему со взрослыми сидишь? – вдруг сказала Элла.

Я оглянулась – думала, может быть, пришел чей-нибудь ребенок, а я не заметила.

– Ты почему со взрослыми сидишь?

– Кто, я? Где же мне быть, в детской?

– Может быть, кому-то хочется рассказать анекдот или просто посидеть без детей. И вообще, это ненормально, когда ты все время здесь.

Мы все замерли, и я, и Катька, и все. И в полной тишине Элла сказала:

– Мария, если ты хочешь добиться в жизни успеха, научись скрывать свои чувства и улыбаться. Чем сидеть и слушать взрослые разговоры, иди к себе и почитай Карнеги, у него написано, как себя вести с людьми, чтобы добиться успеха.

– Читать Карнеги? Маруська у нас читает Фрейда, Фромма и Эриксона! – подмигнул мне Санечка. – Ей читать Карнеги все равно, что профессору математики изучать таблицу умножения!

Я не читаю Фрейда, Фромма и Эриксона. Санечка просто спасал ситуацию.

Он видел, что я хочу плакать и сдерживаюсь ради общества. Все почувствовали бы себя неловко, если бы я заплакала и выбежала из-за стола.

Он же не может при гостях сказать Элле, что она космический пришелец, нужно вежливо притворяться, что она обычный человек, как все. Тем более он с ней спит.

– Хочешь, я сварю свой знаменитый суп из шпината? – прошептала Катька.

– Чем он знаменит?

– Никто его не ест, кроме меня…

Катька так не уверена в себе в любой мелочи, что за каждый суп волнуется так, как будто сдает экзамен. Она вкусно готовит, любит всякие хозяйственные мелочишки и штучки, и от этого рядом с ней жизнь кажется вкуснее.

– Очень хочу суп, очень! – сказала я, и мы потихоньку выбрались из-за стола и ушли на кухню. Это был правильный уход, потому что одно дело сдержаться и не заплакать, когда все на тебя смотрят, а совсем другое – не плакать, когда уже никто не смотрит.

На кухне мы с Катькой мгновенно забрались на диван, под плед. Раньше мы все всегда были вместе, а теперь Санечка и гости в гостиной, а мы на кухне, под пледом, как две кухарки.

«У Катьки нет самолюбия», – подумала я.

– Что ты подумала? Я не расслышала, повтори, – попросила Катька.

– Ты старая глухня! – мстительно ответила я.

Катька спрашивала, что я подумала, а не что я сказала. Наши с Катькой разговоры как наш питерский дождик, который если не идет, то все равно идет. Мы молчим, но все равно разговариваем.

– Ну пожалуйста, ну повтори! Что ты подумала? – упрашивала Катька с таким волнением, как будто это что-то необыкновенно важное.

– Так и быть, скажу, – пообещала я. – …Я не помню.

– Что у меня нет самолюбия, – угадала Катька.

Катька резала шпинат и рассказывала, что делается в театре.

В театре все волнуются – пришел новый режиссер. Будет ставить «Трех сестер».

Насчет того, что счастье в труде – в своем труде, это, я думаю, какая-то ошибка. Счастье в чужом труде. Спрятаться от Эллы в плед, сидеть как птенцу в гнезде и смотреть, как Катька варит суп.

Катька терла на мелкой терке овощи, варила все овощи отдельно, чистила орехи, добавляла травки, пробовала, нюхала, бегала к компьютеру, уточняла рецепт в Интернете, сидела со мной под пледом. Я рассказывала ей все, что было в лицее, что я думала, что ела, как была одета. Ей все интересно, даже про Элика, которого она никогда не видела. Санечка тоже рассказывает Катьке все бытовые подробности – что ел, как себя чувствует.

Вика тоже рассказывает ей подробно все, о чем она думает, что чувствует, что ела, как была одета. «Катька, ты отклик», – говорит Санечка. «Ты не умеешь организовать свою жизнь», – говорит Вика, но на самом деле она довольна, что у Катьки вместо собственной жизни – наша.

Суп она сожгла.

Вторник, десять минут дружбы с Эликом.