своего положения. Силы теперь были слишком неравны. Первый проблеск победы таял, как туман. Князь снова кинулся на врагов. Можно было все уладить, мелькнуло в мыслях, договориться. Но Альдаген… Непреднамеренно ли затеял сечу? Не по договоренности ли? И Гаврила об этом говорил…

Князь поднял руку с мечом, но что-то со стороны ладьи ударило его в спину. Он не кричал, не звал на помощь. Только рука его ослабла и меч выпал на землю, а затем князь и сам повалился лицом в траву. Господи, неужто конец?

Марфинька и Благовест, скрытые за валунами, видели, как один за другим падали убитые дружинники, как медленно повалился Ивор, пронзенный стрелой, как Гаврила Храбрый, кроша врагов, был стянут удавкой с коня и пришит к земле пикой. Из-за поворота реки показались еще две ладьи. Снова шла подмога. Теперь наблюдавшим стало ясно и очевидно, что за ними охотились, выжидали удобное время. И Альдаген в этом, видимо, сыграл не последнюю роль.

Марфинька вспомнила вчерашний испытывающий взгляд Альдагена, его еле заметную и недобрую улыбку на тонких губах, во взгляде — что-то надменное, гордое, самоуверенное…

После боя свеи и саамы подбирали на поле боя своих товарищей, сносили на берег. Положив их в ряд, возносили к небу руки, что-то кричали. Затем сородичей осторожно опустили в реку. Трупы чужаков не трогали. Собрали оружие, кое у кого сняли одежды, свежую добычу. Возле неподвижного князя собралась толпа врагов, что-то обсуждала, но князя не трогали. Небольшая группа неприятелей направилась к стоянке. Марфинька с Благовестом незамеченными проползли в пещеру и оттуда продолжали наблюдать за пришельцами.

Свеи и саамы начали искать что-то в палатках, в шалаше князя. Рубили парусину, кричали, выворачивали настилы, осматривали валуны. Благовест догадался: искали мешки, которые они успели перенести в грот. Марфиньке показалось, что среди грабителей мелькнула длинная и сутоловатая фигура Альдагена. Тот размахивал руками, что-то доказывал, показывал на юг, в сторону оставшейся части отряда. Они не знали, куда делись княгиня и Благовест. Видимо, решили, что они увезли мешки. Вскоре запылал костер: горели палатки, шалаш. Дым стлался низко по земле, плыл в сторону реки и гор. Больше из грота они рассмотреть ничего не могли.

Марфинька словно обезумела. Металась в темноте по гроту, вырывалась из пещеры, Благовест силой удерживал ее. Успокаивал как мог. Она садилась на кучу мехов, закрывала лицо руками и рыдала. Видела, чувствовала, какая большая беда навалилась на нее и княжеский род. Проклинала этот ясный день и погоду, эти меха и камни, тот час, когда двинулись в этот поход. Почему не ушли отсюда вчера, позавчера? Зачем нашла она эти волшебные камни, которые принесли ей не славу и богатство, а смерть. Смерть, смерть!!!

Княгиня не чувствовала холода, который пронизывал ее до костей, судорог, начавших сводить тело. На стенах, сводах, земле горели камни, словно звериные глаза, полыхали холодным свечением и напоминали только одно: смерть!

Ближе к вечеру, когда все стихло и Благовест убедился, что свеи и саамы покинули место сечи, он выбрался из пещеры, осмотрелся. Затем вместе с Марфинькой пошли к речке. Увиденное еще больше потрясло их. Осовецкие вои лежали в неестественных позах, кровью залита зеленая трава, тусклые, бессмысленные глаза убитых смотрели в ясное и чистое небо, словно ждали оттуда спасения. Благовест нашел тело князя. Из раны торчала короткая, с пером на конце стрела. Он ее резко выдернул и… услышал глухой стон князя. Из раны хлынула кровь.

— Жив! — прошептал Благовест. — Князь жив!

Он осторожно повернул тело на сторону: князь лежал на мече. Вырвав из своей рубахи кусок ткани, зажал рану. Князь снова застонал. Лицо его было бледное, бескровное. Он открыл глаза и, увидев перед собой волхва, еле слышно прошептал:

— Все побиты?

Благовест промолчал. Только печальный взгляд его сказал о том, что случилось.

— Марфинька где?

— Жива, князь, жива… Вот она…

— Убереги ее…

У князя не хватило сил повернуть голову в сторону жены. Он снова потерял сознание.

Благовест, перевязав рану, взвалил тяжелое тело князя на себя и понес к пещере. Каждый шаг давался с трудом. Ноги грузли в мягком переувлажненном грунте. Волхв чуть приподнял голову и оглянулся вокруг. Далеко, среди редких деревьев, увидел коня. Он каким-то чудом убежал с поля боя. Вначале Благовест хотел положить князя на землю и сбегать за лошадью. Но передумал. Шаг за шагом продолжал тяжелый путь.

Марфинька брела сзади. Слезы катились по щекам, слова печали вырывались из ее уст:

— Ох, соколик мой… Ох, родимый мой… За что же нас так бог покарал…

— Жив он! — успокаивал Благовест.

Жив? Что из того, когда он так тяжело ранен, когда все дружинники полегли в сечи. Как выбраться отсюда? Она помогла Благовесту осторожно снять со спины тело мужа, уложить на траву у входа в пещеру. Взяла княжью руку в свою — безжизненная, но теплая. Положила палец на пульс и почувствовала, как слабо, неритмично вздрагивает жилка. Жив!

Побежала в грот, принесла бронзовый сосуд с водой. Намочила лоб, губы, посиневшие, будто усохшиеся. Игорь Василькович открыл глаза. Долго смотрел в голубое небо, затем, будто поскользнулся взглядом на ее лице, широко открыл веки и слабым голосом промолвил:

— Я видел другого охотника с Онеж-озера…

— Как?! — вскрикнула Марфинька.

— Князь ноугородьцкий предал меня… — Князь закрыл глаза, боль искривила его лицо. — Убереги наследника. — Марфинька больше догадалась по движению губ, чем услышала невыразительный шепот мужа.

— Все сделаю для этого, — сказала сквозь плач.

И вдруг резкая боль обожгла ее внутри. Она стиснула зубы, закрыла глаза, двумя руками схватилась за живот.

— Благовест, дурно мне, — успела вымолвить княгиня.

Теряя сознание, упала рядом с князем.

В ту ночь, когда на улице выло и стонало, Благовест ни на минуту не сомкнул глаз. Много он повидал в своей жизни, много сделал людям добра, спасая их от недугов и смерти, но того, что увидел и пережил, — хватило бы вновь на такую жизнь.

В углу грота горел костер. В глиняном сосуде варилось зелье. При свете полыхавшего огня чародей заживлял князю раны. Наложил повязку на пронзенное стрелой место, туго перетянул тело, остановил кровь из раны на голове. Князь тихо стонал, просил воды. Волхв давал ее мелкими и редкими глотками.

Марфинька лежала на медвежьей шкуре чуть дальше. После того как Благовест избавил ее от болей в животе, остановил кровотечение, она облегченно вздохнула, закрыла глаза и уснула.

Сколько проспала, не знала, но открыв глаза, увидела: от ярких, солнечных лучей посветлело на улице и в гроте. Стояла гнетущая тишина. Благовест, казалось, еще больше постаревший и осунувшийся, сидел на мешке с камнями, думал, обхватив голову руками. Она попыталась привстать, и он, услышав шорох, как бы очнулся и вопрошающе посмотрел на нее.

— Что с князем? — спросила Марфинька.

— Жив.

— А дальше?..

— В жизни бывают моменты, — как-то странно начал он, — когда только единственное решение оказывается правильным. Я обдумываю его.

Марфинька хотела привстать, но Благовест предупредил: