— Дома рассмотрим, — Степка положил ее в карман. — Питание совсем село.

Они остановились перед кучей мехов. Степка взялся за край медвежьей шкуры, откинул ее. И… внутри у него будто что-то оборвалось, неприятная дрожь пробежала по телу, от страха заколотило, как в лихорадке.

— Мертвец!

Теперь Саньке стало дурно. В голове помутилось, спазмы сдавили горло, не хватало дыхания.

— Бежим! — выдавил он из себя и кинулся к проему.

— Постой! — пришел в себя Степка. — Надо же осмотреть.

— Осматривай сам, — раздался где-то из глубины голос.

Степке показалось, что это сказал не Санька, а лежащий на мехах мертвец.

Степка, пересиливая страх, почти касаясь фонариком обнаруженной находки, осматривал труп. На медвежьих шкурах, положив руки на груди, в странных доспехах дружинника лежал молодой воин. Островерхий шлем закрывал голову до глаз, и на бледном лице его выделялись черные брови вразлет, словно девичьи, длинные ресницы еще больше подчеркивали нежность и правильные черты лица. Глядя на тело, Степка подумал, что сам парень так уснуть не смог бы. Его кто-то уложил на это место, сложил руки на груди и бережно укрыл. Казалось, дружинник только что прилег отдохнуть и уснул.

Степка ни к чему не дотрагивался. Только внимательно всматривался в черты лица лежавшего, страх перешел в любопытство, парень не чувствовал усталости, ноющей боли в теле… Мысли роились в голове: кто, когда? Как оказался молодой воин в этих диких краях, что его побудило в те далекие времена предпринять такой рискованный шаг? Неужели все так и останется тайной?

Санька также осторожно взялся за край шкуры, снова укрыл тело.

Степка и Санька, склонившись голова к голове над столом, рассматривали найденную в гроте монету. Несомненно, она была золотой. Но форму имела неправильного круга, будто кто-то специально расплющил ее молотком. Вверху прямыми линиями высечено:

Под цифрами — полукругом одно слово старославянским шрифтом:

Степка долго всматривался в потускневший от времени благородный металл, взял его в руки и стал чистить шерстяным свитером. Золото стало ярким, с красноватым оттенком, и надписи четче выделились на нем.

— Это не деньги, — наконец сказал Степка.

— Золото всегда было деньгами, — не согласился Санька.

— Это записка. «Л. 6579» — видимо, указывает на время. Летописи всегда начинаются со слов: «В лето такое-то…» Можно допустить, что здесь — лето 6579. Я не знаю, какой это год, но мне кажется, что большого труда узнать не составит. А вот что обозначает слово? Ничего непонятно.

— А может, здесь несколько слов.

Степка взял лист бумаги и снял копию с написанного. Что же такое «усъпнъизгоiти»? Это слово должно раскрыть смысл обнаруженного.

— Была бы библиотека или словари — нашли бы, — сказал Санька. — А так — надо просить Олега Николаевича.

Степка спрятал пластинку с надписью в карман. Стал ходить по комнате взад-вперед, что-то обдумывать. Не хотелось пока раскрывать тайну другим, но в любом случае ее теперь придется раскрыть. Не игрушку они нашли, а погребение. Как этот дружинник мог оказаться здесь? В этих диких и суровых краях? И если верить летоисчислению… Да, придется тайну раскрывать. Они больше сами не в состоянии ничего сделать.

— Пока признаемся только Олегу Николаевичу, — решил Степка.

Через час в комнату постучался Рапопорт. Был он в хорошем настроении, улыбался.

— Показывайте находку!

Степка пошел в коридор, взял из кармана пиджака, висевшего на гвоздике, несколько осколков из пещеры и отдал Олегу Николаевичу. Увидев их, тот перестал улыбаться, долго вращал камни перед глазами. Выражение лица его было настолько удивленным, что друзья это заметили сразу. Словно не веря себе, Рапопорт побежал в свою комнату, принес лупу и стал рассматривать камни через нее.

— Где их достали? — наконец спросил он.

— В горе.

— Как, в горе?

— Мы нашли пещеру.

— Пещеру?! — поразился Олег Николаевич. — Вы хоть знаете, что нашли? Апатиты! Так называемые «княжеские апатиты». С большим содержанием фосфора. И странно, что они соседствуют рядом с нашими установками, буравящими землю на тысячи метров, но так и ничего еще не обнаружили. Вот этот, зеленого цвета, имеет большое содержание железа, а вот этот, голубой, содержит в себе марганец. Это, ребята, уже называется открытием. Редчайшим открытием… Они ведь в темноте должны светиться… Я, собственно, намеревался посмеяться над вами вволю, но здесь — не до смеха.

— Посмотрите еще это, — сказал Степка и достал из кармана золотую пластинку.

Олег Николаевич посмотрел на нее, недоверчивым взглядом окинул ребят, положил пластинку под лупу и прочитал написанное. Но как перевести слова, тоже не знал.

— Я сейчас, — сказал он и поднялся со стула, чтобы выйти.

— Постойте! — попросил Степка. — Перепишите это на бумагу и пока никому ничего не говорите. Мы вам еще не все рассказали.

Олег Николаевич сел и с нетерпением стал ждать. Степка начал рассказ от первого дня их приезда: как сорвали букет незабудок, как нашли чертеж на камне, как обнаружили пещеру, а в ней грот и мертвого дружинника. Олег Николаевич не проронил ни слова. Но когда Степка начал рассказывать о дружиннике, он вскочил со стула, нервозно заходил по комнате.

— Сейчас поедем туда.

— Прочитать вначале надпись надо, — напомнил Степка.

— А-а! — утвердительно кивнул Олег. — У меня там есть один полиглот. Знает много славянских языков… Ходячая энциклопедия… Поеду сейчас же к нему…

И ушел к своему вездеходу. Завел, поехал. Через полчаса ребята опять услышали шум двигателя. Вскоре в комнату явился Олег Николаевич.

— Простая будто надпись, — с порога начал он. — «Изгоiти» — слово славянское и на украинском обозначает «исцелить». В польском — заживлять… А первое — он не уверен, но предполагает, что это слово с корнем «сон». В целом — сон исцелить… или заживлять…

— А может, «оживить»? — от неожиданности подпрыгнул Степка и сразу спохватился: — Вы ему, тому полиглоту, не сказали об усыпленном дружиннике?