хошунные власти посылали скот для питания своих цириков (солдат). С того времени мясной скот для нас поступал регулярно и сдавался в интендантство по сходным ценам, вследствие чего представилась барону возможность установить твердые уже цифры мясного порциона. Он определил, что русские, мусульмане, буряты и японская сотня получают по 4 фунта мяса в день, если не выдавалась мука для лепешек, и по 2 с половиной фунта, когда интендантство имело возможность порадовать нас мукой. Монголам же давалось по 7 фунтов мяса в день на каждого, потому что они не знакомы с другими предметами питания и имеют счастливую способность поглощать его в ужасающем количестве. Любопытно отметить, что барон разрешал выпекать хлеб в продолжении всего времени пребывания в Монголии. Этой мерой он желал исподволь приучить людей к самой рациональной в данной стране системе питания, потому что мука в те годы считалась у номадов предметом большой роскоши.
Из лагеря на р. Барун — Тэрэлдж Унгерн выслал две “заставы богатырские”: сотне Хоботова приказано было притаиться возле калганского тракта, а сотне Янкова — держать под своим контролем тракт на Маньчжурию. Южнее же Хоботова в Гоби рыскали наши служивые чахары. С того времени Урга сообщалась в внешним миром или по Улясутайскому тракту на запад, или же через Троицкосавск. Как большие праздники расценивались у нас дни, когда заставы присылали в отряд какой- нибудь перехваченный ими караван с такими, например, приятными грузами, как
Полтора месяца унгерновцы находились в районе, удаленном на 30–35 верст от Урги, меняя время от времени стоянку, в зависимости от корма для лошадей. 10 декабря 1920 г. в отряд влилась сводная оренбургско — забайкальская сотня из 120 казаков при 15 офицерах. Привел ее войсковой старшина Архипов. Во второй половине декабря барон начал проявлять активность, выразившуюся в ряде нападений на китайские гарнизоны. Самыми крупными из экспедиций подобного рода являлись поход в населенные пункты, лежащие на Троицкосавском тракте: набеги на д. Мандал (40 верст к северу от Урги), а также на угольные копи Найлаха (25 верст к востоку от Урги). В Найлаху, например, ходил довольно значительный отряд, состоявший из 4 сотен при 2 орудиях. Унгерновцы разгромили на копях батальон китайцев и через сутки без потерь возвратились на общий бивак.
В описываемый период Унгерн не имел еще налаженных сношений с внешним миром. Монголы доставляли ему лишь сведения случайного характера. Барона чрезвычайно интересовало положение в Забайкалье и Маньчжурии; информацию, идущую из этих областей, он оплачивал исключительной щедростью. Унгерн пытался связать свой лагерь с Хайларом (1300–1400 верст). Его бичиги (письма), снабженные птичьими перьями, в знак величайшей спешности, отсылались по уртонской почте. Судьба тех донесений осталась неизвестна. Ответных писем не поступало. Не было связи и с атаманом Семеновым.
Единственно правильным решением для барона в создавшейся обстановке было сосредоточить все внимание на ургинских делах, отложив до поры до времени борьбу с коммунистами. И он не стал терять ни минуты. Тотчас же по получении грамоты Богдо, барон разослал по северо — восточной Халхе монгольских чиновников и своих офицеров, владевших языком, призывая население следовать приказу их духовного главы и оказывать помощь “барону джанджину”. В последних числах декабря к барону прибыли первые мобилизованные хошунными князьями. Как правило, кочевники являлись на службу с конем, снабженные теплой одеждой; некоторые из них имели за плечами винтовки. В конце декабря при оружии пришли к барону две сотни казаков — бурят, приведенные Галимовым и Галдановым.
2 января 1921 г. отряд перешел на реку Керулен и остановился примерно в том же районе, в котором мы кочевали перед первым наступлением на Ургу Пади в верховьях Керулена изобиловали хорошими пастбищами. Имелись и запасы сена, заготовленные китайским командованием. Новая лагерная стоянка имела то преимущество, что находилась лишь в 30 верстах от интендантской базы и дивизионного лазарета. Кроме того, ее сравнительная удаленность от Урги (150–160) верст обеспечивала спокойствие, необходимое при формировании воинских частей и, в то же время, позволяла держать под контролем важнейшую коммуникацию — Кал- ганский тракт, а также дороги на Маньчжурию и Акшу.
С переходом на Керулен отряд устроился по — зимнему: палатки были заменены юртами; построено 8 зимовьев для тех, кто нуждался в особом режиме; сооружены бани и дезинфекционная камера, в связи с чем появилась почти уже забытая возможность переодеваться и стирать белье. Улучшилось и питание чинов отряда, так как монгольская администрация стала регулярно присылать мясной скот. Местные власти пригнали в распоряжение барона табун из 1500 отличных керуленских коней, справедливо считающихся одними из лучших скакунов Центральной Азии. Теперь у барона образовался запасной фронт лошадей для регулярного обмена уставших в строю на свежих. В Монголии, с ее огромными просторами и исключительно травяным кормом, настоятельно необходима постоянная связь между строем и табуном, иначе воинская часть рискует потерять свою активность.
Рождество и Новый год (по старому стилю) барон Унгерн отметил раздачей подарков в виде муки, вин, сластей и фруктов. Эти праздничные яства предназначались, собственно говоря, для офицеров ургинского гарнизона, но весьма кстати для нас попали в руки заставы, охранявшей Калганский тракт.
Но не этими мимолетными вкусовыми ощущениями памятны святочные дни унгерновского лагеря на Керулене. Живое воспоминание о них закреплено драматической сценой сожжения прапорщика Чернова, красочно проведенной бароном в форме мрачного парада. Комендантский офицер Чернов изобличен был в том, что убил с целью ограбления нескольких казаков, находившихся на излечении в дивизионном лазарете. Поступок Чернова, даже при самом снисходительном отношении, не вмещался ни в какие рамки, поэтому и наказание, назначенное бароном, также выделилось своей исключительностью и как бы сразу отодвинуло нас на 700–800 лет назад, в глубину средневековья: приказано было сжечь преступника на медленном огне. Его привязали к суку над костром. “Здесь вы меня жжете”, — крикнул злобно Чернов — “подождите, придет мой черед: на том свете я вас пуще буду жечь”. Умер он достаточно героически, с точки зрения того молодца, который по балладе “умел держать ответ”… Ни стона, ни жалобы, лишь беспрерывный поток проклятий, закончившийся с последним хрипом.
Рикошетом от Чернова пострадало еще два лица. Он сильно задел сердце одной из сестер милосердия, к сожалению замужней. Барону доложили. По складу своего характера он не мог оставаться равнодушным к нарушению сестрой ее супружеского долга и приказал мужу дать своей легкомысленной жене 150 ташуров, а затем “прописал” полсотни палок и почтенному супругу на том основании, что муж обязан следить за поведением жены.
Из событий того периода вспоминается неделя приятного волнения и хлопот, в связи с получением через монголов сведений о том, что атаман формирует в Хай- ларе шеститысячный отряд добровольцев для похода в Монголию. Унгерн загорелся. Тотчас же разослал по хошунам людей с приказанием принять на учет юрты, одежду и лошадей для будущего пополнения. Слух не подтвердился, к барону никто не приехал.
Январь месяц прошел в усиленных строевых и тактических занятиях. К концу этого месяца унгерновский отряд исчислялся 1400 всадников, разделенных на 16 сотен, при 4 орудиях и 8 пулеметах. Несмотря на то, что из Акши каждый всадник зывез по две винтовки, к моменту решительной операции в отряде остро ощущался недостаток в самом необходимом вооружении. Вновь сформированные монгольские сотни были по возможности вооружены запасными винтовками и взятыми у нестроевых чинов. Но, невзирая на столь энергичную мобилизацию оружия, барону все же нечем было вооружить четыре сотни монголов. Этих всадников Унгерн распределил по сотням, в качестве постоянных коноводов, что являлось остроумным выходом из положения. С огнеприпасами дело обстояло еще хуже. Скромный запас патронов (по 400 на бойца) истощился в боях под Ургой. В конце 1921 г. некоторые всадники русского подданства и все монголы имели от пяти до пятнадцати патронов на винтовку.
По племенным признакам отряд делился на пять основных групп. Около 250 человек насчитывалось в нем европейцев, 200 татар и башкир, 150 бурят и примерно 600 монголов; пятую группу составляли три чахарские сотни, общим количеством до 160 всадников. Японцев к тому времени оставалось в живых не больше 65 человек.
С целью создать у противника преувеличенное представление о своих силах и активных возможностях, за десять дней до намеченного наступления на Ургу барон выслал два рекогносцировочных отряда. Первый из них, силой в 6 сотен, имел задание глубоко обойти Ургу с севера и сделать возможно
