самостоятельной частью и будут именоваться Азиатской конной дивизией генерал — лейтенанта барона Унгерн — Штернберга. На станцию Пограничную генералом Глебовым был командирован генерал Немысский для приема унгерновцев.

Пока делегация ездила в Гродеково, офицеры бригады устроили в честь китайских офицеров генерала Чжан Куню банкет с соответственным “выпивоном”. Генералу Немысскому в Пограничной пришлось уплатить за довольствие и банкет около 750 зол. руб. Уплатив за унгерновцев, Немысский увез их в Гродеково.

Генерал Глебов, очевидно, посчитал, что раз он уплатил за унгерновцев целых 750 зол. руб., то они его собственность и он не обязан выполнять обещания, а разбил их партиями по 20–30 человек и разослал по разным частям, подчиненных ему.

Старшие начальники, как подполковники Костромин, Островский и еще 2–3 человека остались в полосе отчуждения КВЖД, а, следовательно, не осталось в бригаде людей, кои постояли бы за интересы унгерновцев. Последующие события показали, что рассеянные по разным частям 500 человек унгерновцев пользы Белому движению не принесли. Многие из них сложили головы в Приморье.

Ныне, по прошествии многих лет, приходишь к выводу, что старшие начальники 1–й бригады Азиатской конной дивизии действовали гуманно и правильно, распустив ее в Барге, Хайларе и Маньчжурии.

Движение на восток обозов Азиатской конной дивизии.

В первых числах июля, когда к Урге подходили красные — Кубанская конная дивизия и монгольские части нового Революционного правительства Монголии — все тыловые части Азиатской конной дивизии под командой подполковника Сипайлова ушли на запад и стали где?то в районе Дзаин — Шаби. Оставляя Ургу, Сипайлов совершил последнее каиново дело, задушив датчанина Олсена, выпытывая у него, где он спрятал свои капиталы.

Датчанин Олсен — старый резидент Монголии, ведший довольно крупные сделки с монголами. Маленький, юркий, хорошо говоривший по — монгольски, прилично по — русски — пожалуй, один из немногих иностранцев, который не оставил Ургу перед приходом генерала Унгерна, надеясь, что под защитой иностранного флага он в мутной воде половит рыбу, то есть подберет товары крупных иностранных и русских фирм. Частично ему это удалось сделать. Я лично знал Олсена и предупреждал его о той опасной игре, которую он ведет, но голос благоразумия не доходил до него! Он считал, что датский паспорт — полная гарантия.

“Макарка душегуб” давно следил за куплей и продажей Олсена и, оставляя Ургу, на автомобиле заехал за Олсеном на квартиру, уговорил его проехаться с ним за город. Почти насильно тот был посажен в автомобиль, который под управлением капитана Федорова пошел на запад по Улясутайскому тракту, имея в предмете остановиться на скотопрогонно — прививочном ветеринарном пункте. Отъехав от Урги, Сипайлов стал допытываться у Олсена: “Где деньги?” Все угрозы и пытки Сипайлова остались без ответа. Олсен при содействии капитана Федорова был удушен. Тело его сволокли в придорожную канаву, а* душегубы уехали дальше на запад.

Какими путями вел свой обоз Сипайлов на восток, точно не знаю, но южными и, скорее всего, теми, по коим только что прошла 2–я бригада. Сипайлов появился в Хайларе в октябре месяце, где перешел на эмигрантское положение. На каких условиях он передал генералу Чжан Куню ценный и большой обоз — не знаю.

В конце 1921 г. по настоянию датского посланника в Пекине Сипайлов был китайскими властями арестован и препровожден в Харбинскую тюрьму, где он до суда просидел больше года. Кажется, только в 1923 г. над Сипайловым состоялся суд, который приговорил его к 10 годам каторжной тюрьмы. Срок наказания отбывал в Харбинской тюрьме. В тюремной обстановке он оказался образцовым арестантом и за почтительность и благонравие был назначен старшиной71. Заведовал библиотекой, тюремной церковью. В общем, ему жилось в тюрьме неплохо. Из тюрьмы был освобожден в 1932 г., как только Харбин заняли японцы. Я от участия в процессе Сипайлова уклонился и никто меня не вызывал лично. Было приглашение общего характера к унгерновцам, но я не откликнулся. На многодневном процессе не был и всех подробностей удушения Олсена не знаю.

События в Западной Монголии (Кобдо — Урянхай — Алтай)

Есаул Кайгородов.

Он появился в конце 1920 г. в местечке Оралго, в верховьях р. Кобдо, в 150 км от г. Кобдо во главе небольшого партизанского отряда, вытесненного красными из Алтая.

Есаул Кайгородов в 1915 г. окончил ускоренный курс Тифлисской школы прапорщиков. До войны он служил в алтайской горной полиции. Во время революции явился на Алтай и, будучи непримиримым врагом большевиков, вступил на путь борьбы с ними. Кайгородов был приметный человек: высокого роста, широкий в плечах, жгучий брюнет, грубые черты лица, порывистый, храбрый, властолюбивый, решительный в действиях. Добро и зло перемешались в могучем человеке. Он был настоящий казачий атаман времен XVII?XVIII веков. Власть не только любил, но умел властвовать. “Всех строптивых и вольнодумных подчиненных, кто был недоволен им, он решительными мерами, вплоть до собственной ручной кулачной расправы приводил к повиновению. Не раз его нагайка гуляла по спинам тех, кто противился его воле. Нужно лишь отметить, что в большинстве она гуляла вправе” (Уваров).

На Оралго создался свой мирок — сечь. Отряд есаула Кайгородова быстро пополнялся, так как с Руси много бежало белых, они в своих странствиях в Западной Монголии набредали на кайгородовскую сечь и в ней бросали якорь. Кайгородов именовал свой отряд “Горно — Алтайский партизанский отряд есаула Кайгородова”. К началу 1921 г. отряд состоял из трех сотен и команды разведчиков.

Ежедневно производились занятия. Недоставало винтовок. Их заменяли самодельные пики. Полным ходом работали пошивочные мастерские, изготовляя одежду, разного рода конское снаряжение. Кузнецы с раннего утра до ночи ковали. Сечь жила лихорадочно — поспешно, готовясь к походам.

20 февраля 1921 г., когда отзвуки Ургинских событий дошли до Кобдо, китайский гарнизон Кобдо учинил резню белых русских. Спасаясь от китайцев, многие русские жители Кобдо бежали к есаулу Кайгородову под защиту, и все способные носить оружие стали в ряды его бойцов. В числе прибывших из Кобдо был старый кадровый полковник Сокольницкий, который и занял при Кайгородове должность начальника штаба.

Узнав об избиении русских в Кобдо, Кайгородов поспешил в Кобдо и занял его без боя, так как китайский гарнизон предпочел заблаговременно уйти из города и не испытывать расправы Кайгородова. В г. Кобдо стала налаживаться чисто русская жизнь. Пасха была отпразднована особенно торжественно. Вопрос с продовольствием в полуразрушенном Кобдо обострялся. Выручил прибывший в Кобдо из глубин Китая караван, в котором оказалось много рису. Китайские купцы, идущие с караваном, не знали, что китайский гарнизон бежал из Кобдо. Был рис, было мясо. Жизнь входила в нормальное русло, и строились планы о засеве хлебных полей.

Есаул Кайгородов командировал полковника Сокольницкого в Ургу к генералу Унгерну с докладом о положении дел в Западной Монголии и доводилось до сведения Унгерна, что Кайгородов подчиняется ему как главнокомандующему в Монголии. Просил оружия и патрон. Унгерн дал отряду Кайгородову 100 винтовок, 20000 патрон к ним, 2 пулемета и 1 старую пушку с 50 снарядами. Сокольницкий знал, что пушка ни черта не стоит, но охотно принял ее, так как появление в кайго- родовском партизанском отряде пушки имело моральное значение.

В свою очередь Богдо — гэгэн послал Кайгородову свое благословение и грамоту монголам оказывать всяческое содействие батору Кайгородову. Грамота имела большое значение для отряда. Пока Сокольницкий ездил в Ургу, бездействие томило атамана, и он от скуки рубил шашкой бродячих собак. Наконец до Кайгородова дошел приказ Унгерна № 15 от 21 мая 1921 г., в котором ему точно указывался район действия.

21 июля 1921 г. есаул Кайгородов выступил в поход на Русь в составе трех сотен, разведческой команды, пулеметной команды и одной пушки, а всего — около 500 бойцов. В начале августа Кайгородов имел два успешных боя с красными у Намирского и Барымского хурэ.