государственной безопасности со стороны новых научных достижений.
В Овальном кабинете воцарилось молчание. Советники обдумывали каждый свою роль в предстоящих действиях. Тишину разорвал пронзительный звон стоящего на президентском письменном столе телефона.
Сэм Кастилья заколебался, глядя через всю комнату на аппарат, которому полагалось звонить только в случае катастрофы. Потом он, тяжело опершись о колени, встал, медленно пересек кабинет и поднял трубку:
– Да?
– Нам надо поговорить, господин президент, – послышался голос Фреда Клейна.
– Сейчас?
– Так точно, сэр. Немедленно.
Париж, Франция
Рэнди, Питер и Марти Зеллербах собрались в просторной палате эксклюзивного частного госпиталя, специализирующегося на пластической хирургии. Мучительная беседа прервалась; глухой уличный шум казался в тишине особенно громким. По щекам Марти катились слезы.
Джон мертв. От этих слов у него разрывалось сердце. Он любил Джона, как только могут любить друг друга столь несхожие способностями и интересами друзья, стянутые невидимыми узами взаимного уважения, лишь крепчающими с годами. Переживаемая Мартином потеря была так велика, что слова не могли выразить ее. Джон всегда был рядом с ним. Невозможно было представить себе мир без Джона.
Рэнди присела рядом с ним на койку, взяла за руку, одновременно утирая собственные слезы. Питер подпирал дверной косяк. Лицо его было непроницаемо, и только слабый неровный румянец выдавал силу его чувств.
– Он… делал свою работу, – тихонько проговорила Рэнди. – Ту, что хотел делать. Лучшей судьбы не бывает.
– Он… он был настоящий герой, – заикаясь, пробормотал Марти. Лицо его исказилось от напряжения в поисках нужных слов. Марти трудно было выражать свои чувства – этим языком он так и не овладел в полной мере. – Я не говорил, как восхищался Бертраном Расселлом? Я очень тщательно подбираю своих героев. Но Расселл – это что-то необыкновенное. Никогда не забуду, как я в первый раз прочел его «Принципы математики». Мне было лет десять, кажется, и меня словно оглушило. Боже! Сколько
Питер и Рэнди переглянулись. Ни один, ни другая понятия не имели, о чем идет речь.
Марти неудержимо и беспомощно мотал головой, слезы капали на простыни.
– Столько восхитительных идей там было. Конечно, Мартин Лютер Кинг-младший, Уильям Фолкнер и Мики Мантл [42] – тоже герои ничего себе. – Взгляд его обегал палату, словно бы в поисках прибежища. – Но Джон для меня был самым большим героем. Всегда. Совершенно
Рэнди стиснула ему руку.
– Как и мы все, Март. Я была так уверена, что он выберется вовремя. Он был уверен. Но… – В груди у нее перехватило. Она с трудом подавила всхлип и понурила голову. Заныло сердце. Это она подвела Джона. Поэтому он мертв. Неслышно покатились слезы.
– Он знал, что делает, – грубовато бросил Питер. – Мы же понимаем, чем рискуем. Кто-то должен этим заниматься, чтобы бизнесмены, и домохозяйки, и продавщицы, и миллионеры, и всякие долбаные потаскуны могли спать спокойно.
В голосе старого агента сквозила горечь, и Рэнди поняла – так Питер выплескивает горе. Он стоял отстраненно, как жил. Полузажившие, не скрытые повязками раны на лице и левой руке были бледны от сдерживаемой ярости.
– Я и в этот раз… хотел помочь, – вымолвил Марти медленно и сбивчиво – побочный эффект медикаментов.
– Он знал, малыш, – сказал ему Питер.
Снова пало мрачное молчание. Громче показался уличный шум; где-то вдалеке завыла сирена.
– Не всегда получается, как хотелось, – подытожил наконец Питер типично британским преуменьшением.
Зазвонил телефон на прикроватной тумбочке. Все трое воззрились на него. Трубку снял Питер.
– Хауэлл слушает. Я же говорил не… Что? Да. Когда? Точно?! Ладно. Да, я в деле.
Он швырнул трубку на рычаг и обернулся к друзьям. Лицо его казалось суровой маской, словно ему только что предстало нечто ужасное.
– Совершенно секретно, – проговорил он. – Только что с Даунинг-стрит. Кто-то переподчинил себе все разведывательные спутники США, отключив передачу данных в сети Пентагона и НАСА. Можете себе представить, чтобы такое удалось осуществить
Рэнди заморгала и, схватив с тумбочки пакет бумажных салфеток, торопливо высморкалась.
– Они вытащили компьютер с виллы? Нет, не может быть. Тогда какого черта?..
– Да будь я проклят, если сам понимаю. Но угроза остается. Поиски надо начинать заново.
Рэнди помотала головой:
– Не могли они вытащить прототип. Времени у них бы не хватило. Но… – Она уставилась в глаза Питеру. – Может быть, как-то выжил Шамбор? Это единственное, что мне приходит в голову. А если Шамбор…
Марти выпрямился. Лицо его, только что искаженное горем, озарила надежда.
– Джон тоже мог уцелеть!
– Стоп, оба! Вовсе необязательно, – перебил Питер. – «Щит полумесяца» любой ценой вытащил бы Шамбора… а вот за жизнь Джона или мисс Шамбор они бы и гроша ломаного не дали. Ты же сама слышала очереди, Рэнди. В кого еще могли стрелять? В твоем же отчете написано, что Джон погиб или в перестрелке, или при взрыве. Эти чертовы ублюдки ликовали. Торжествовали. Не отвертишься.
– Ты прав, – Рэнди поморщилась. – Действительно. И все же мы не можем просто отмести эту возможность. Если он жив…
Отшвырнув одеяло, Марти соскочил с койки и выпрямился, опершись об изголовье от накатившей слабости.
– Говорите что вам
Лекарства вымывались из крови, и реальность расплывалась перед глазами Мартина Зеллербаха – супермена, вооруженного компьютером и собственным гением.
– Успокойся, мальчик мой. Знаешь, у тебя есть привычка к нелогичным выводам.
Марти вытянулся во весь свой невеликий рост – как раз хватило, чтобы пробуравить возмущенным взором грудину Питера.
– Моя вселенная, – объявил он весьма сдержанно, – не просто логична, она находится за пределами твоего скудного разумения, о невежественный бритт!
– Вполне вероятно, – сухо отозвался Питер. – Но мы-то сейчас действуем в моем мире, не забывай. Предположим, что Джон жив. Судя по тому, что видела Рэнди, он в плену. В лучшем случае – скрывается, раненный, от преследователей. Вопрос: где он в таком случае находится и как с ним связаться? Наши системы электронной связи рухнули, когда отключились спутники, и годятся теперь разве что как рации ближней связи.
Марти открыл было рот, чтобы ляпнуть нечто резкое, потом сморщился в беспомощном отчаянии, пытаясь заставить заторможенный лекарствами мозг действовать с нужной скоростью.