С его губ непрестанно срывались имена Могры и маленького Дорна…
Азак мрачной статуей стоял перед дверьми, никого не пуская к командующему. Медленно истекли три часа, и ярость обезумевшего Рахма за стенкой стала ослабевать. Наконец, решившись, Азак зашёл внутрь, ожидая худшего, но на пороге его встретил странно спокойный Рахм.
— Мне необходима новая карта, Азак, — проговорил он. — А также стол и стулья… Распорядись, пожалуйста…
— Конечно, Рахм, но…
Проведя рукой по чёрной полосе меха на голове, Рахм продолжал:
— Пойду проветрюсь, освежу голову… У меня появились новые идеи относительно нашего плана. Когда вернусь, давай все обсудим.
— Рахм, твоя семья…
— Она мертва, Азак. Они бежали на Тадаран, спасаясь от Хотака. Узурпатор ответит мне за их смерть особо, клянусь. — Эс-Хестос с каменным выражением лица хлопнул Азака по плечу. — У нас впереди большая война…
Он прошёл мимо, оставив Де-Генжиса молчаливо стоять, задумчиво покачивая головой.
14
Судьба и выбор
Пришёл и тот день, когда Фарос с Ультаром были Назначены в обрабатывающий порт.
— Так, вы двое! Пошли за мной! — Пэг с кнутом в руке погнал их к двум фургонам, стоящим отдельно от других. Заключённые в них имели особенно измождённый вид, мех с них лез клочками, обнажившаяся кожа воспалилась, грива вылезла.
Уши Ультара дёрнулись.
— Нам туда?
— Вот именно, варвар! Что, забыл старую дорожку? Ты же провёл там почти три месяца!
Моряк сжал зубы и молча двинулся вперёд, испуганно поглядывая по сторонам, Фарос потащился следом. Около второго фургона Пэг сверкнул на охранника налитыми кровью глазами:
— Замени двоих вот на этих!
— Загоняй, — мрачно кивнул тот.
— Пошли, твари! — замахнулся кнутом Пэг. Внутри обоих встретили налитые кровью глаза других заключённых, и Фарос, задрожав, опустил взгляд.
Первым признаком того, что они приближаются к порту, был резкий металлический запах, просочившийся внутрь фургона. Он извергался из четырёх ям, окружавших двухэтажное пепельно-серое здание без окон.
Только две широкие двери позволяли попасть внутри каменной громады.
— Вы двое, — бросил стражник, принявший Фароса и Ультара у Пэга. — будете работать на четвёртом номере.
Из одной ямы рванулось пламя, и раздался дикий крик, который тут же заглушил грохот цепей, падающих вниз. Разъярённый надсмотрщик кричал что-то в яму, пока остальные стражи заставляли других заключённых тащить длинные лестницы.
Ультара и Фароса подвели к длинному ряду рабочих, стоящих всего в каком-то ярде от края. Заключённые сгибались над длинным столом, на котором они что-то кололи молотками.
— Вставайте сюда! — Охранник махнул рукой минотавру, катившему полную телегу руды.
Тот вильнул и подкатил её на свободное место, забрав взамен пустую. На измочаленном, но крепком столе лежала руда, и заключённые старательно измельчали её. Камни поблёскивали сине-зелёными прожилками меди.
Рядом постоянно несли караул двое стражников, невдалеке дежурил одинокий лучник.
— Если в ваших головах есть хоть капля мозгов, разберётесь что к чему! — прорычал надсмотрщик.
Охранник зашагал обратно, его работа была выполнена. Ультар и Фарос схватили молотки, придвинувшись к столу.
— Нам жутко повезло, — прошептал моряк. Фарос уже задыхался от жара.
— Здесь так душно! Даже Аргонова Глотка не идёт ни в какое сравнение.
— Нас могли опустить в яму, а это, поверь мне, намного хуже…
Они дружно заколотили, дробя породу.
Стоячая работа на одном месте отнимала много сил, иногда к ним подходил старик с ковшом воды в руках. Фарос заметил, что мех у водоноса почти весь вылез, один глаз косит, а лицо покрыто глубокими шрамами. Руки старика плохо сгибались из-за старых ожогов, кроме того, он явственно подволакивал правую ногу.
— Вот что бывает с теми, кто работает внизу… — Глаза Ультара потемнели. — Он хорошо работал и, видать, страшно везучий…
К концу дня Фарос едва передвигал ноги, даже мускулистый Ультар казался истощённым. Из-за ядовитых паров глаза слезились, минотавры могли отчётливо видеть лишь в двух-трёх ярдах перед собой. Когда фургоны привезли их обратно, они едва могли протолкнуть кусок в горло. Рядом Джапфин, мрачно пережёвывая овсянку с рыбой, с удивлением поглядывал на Фароса.
— Чего творится снаружи, мелкий? — наконец проворчал он.
— Дробили руду целый день…
— Тяжёлая работёнка, но не настолько, чтобы выбить дух из старого Ультара. Он здесь самый крепкий… Ну, после меня, конечно.
Ультар мрачно вытряс остатки еды из горшка себе в рот, затем встал и пошёл к своим нарам.
Наклонившись к Фаросу, Джапфин прошептал:
— Ты ненароком не знаешь, что случилось? Такое чувство, будто он доверяет только тебе…
Но Фарос только растерянно покачал головой. Он сам с удивлением следил за моряком, начиная беспокоиться за него.
Ультар молчал целую неделю и только потом заговорил снова. Фарос уже достаточно узнал про моряка, выросшего на Заре. Его семья торговала глиняной посудой и выращивала плоды хлебных деревьев и манго на обмен с ближайшей колонией, богатой металлами.
Первые четырнадцать лет жизни Ультар проболтался юнгой между островами, изучая море и зарабатывая первые татуировки. Он любил вспоминать разные приключения, в которые попадал тогда.
— Шли мы раз под полными парусами, — бормотал Ультар, акцентируя каждое слово ударом молотка, — возвращались с грузом сырого железа и меди, которую хотели с выгодой продать… — Моряк улыбался, погружаясь в воспоминания.
— И что произошло?
— Дела моей семьи шли успешно, мы хотели торговать с самыми отдалёнными местами… И вот когда нам оставался всего день пути, нас настиг ужасный шторм… Два дня нас мотало по океану… Выжил только я… — прорычал Ультар, в пыль разнося камень. — Вся моя семья была на корабле и погибла… Потом я нанялся на военный корабль — у нас назревал конфликт с соседними островами… Война тянулась год, потом другой, третий… Когда пошёл пятый год, мы уже слабо помнили, за что воюем…
И вот как-то взяли мы на абордаж одно судёнышко, никто не интересовался, чьё оно, просто попалось на пути, к своему несчастью. Потом другое, третье… Оказалось, быть пиратом легко, и добыча приличная. Мы принялись грабить всех подряд, не только минотавров, но и низшие расы. Так продолжалось ещё шесть лет. Мне накололи татуировки свирепости и силы, я стал вторым помощником капитана… Может, я и стал бы капитаном, но в один прекрасный день три имперских судна положили конец нашей вольной жизни. Одно выступало приманкой, а когда мы приблизились, остальные захлопнули ловушку. Охотники попались охотникам… Пиратство — худшее преступление в империи. Капитана и первого помощника поцеловала секира, меня приговорили к отдыху на галерах…