Общий ход дел. Едва ли в истории какой-либо другой страны влияние международного положения государства на его внутренний строй было более могущественно, и ни в какой период нашей истории оно не обнаруживалось так явственно, как в тот, к которому мы теперь обращаемся. Припомним главные задачи внешней политики Московского государства в XV–XVI вв. и их происхождение, их связь с прошлыми судьбами нашей страны. В I период нашей истории под напором внешних врагов разноплеменные и рассеянные элементы населения кое-как сжались в нечто цельное; завязывалась русская народность. Во II период среди усиленных внешних ударов с татарской и литовской сторон эта народность разбилась на две ветви, великорусскую и малорусскую, и с тех пор каждая из них имела свою особую судьбу. Великорусская ветвь в лесах Верхнего Поволжья сохранила свои силы и развила их в терпеливой борьбе с суровой природой и внешними врагами. Благодаря тому она смогла сомкнуться в довольно устойчивое боевое государство. В III период это государство, объединившее Великороссию, поставило себе задачей восстановить политическое и национальное единство всей Русской земли. Постановка этой задачи и приступ к ее разрешению — только приступ — были главным делом старой династии московских государей. Нам уже известны народные усилия, потраченные на это дело, и успехи, достигнутые в этом направлении к концу XVI в. В стремлении к этой цели общество в Московском государстве усвоило ту тяжелую политическую организацию, которую мы изучали в предшествующем периоде.

В XVII в., после территориальных потерь Смутного времени, внешняя борьба стала еще тяжелее; в том же направлении изменился и общественный строй. Под тяготами войн с Польшей и Швецией прежние дробные экономические состояния, чины, еще сохранявшие признаки свободы труда и передвижения, в интересах казны и службы были сбиты в крупные сословия, а большая часть сельского населения попала в крепостную неволю. При Петре I основная пружина государственного порядка достигла высшей степени напряжения: сословная разверстка специальных повинностей стала еще тяжелее, чем была в XVII в. К прежним сословным тягостям он прибавил новые, а тягчайшие прежние, рекрутскую и податную, распространил на классы, дотоле свободные от государственных тягостей, на «вольных людей» и холопов. Так зарождается в законодательстве смутная идея общих повинностей, если не всесословных, то многосословных, которая в своей дальнейшей разработке обещала значительную перемену в общественном строе. В то же время произошел перелом и во внешней политике государства. Доселе его войны на Западе были в сущности оборонительные, имели целью возвратить земли, недавно от него отторгнутые или считавшиеся его исконным достоянием. С Полтавы они получают наступательный характер, направляются к укреплению завоеванного Петром преобладания России в Восточной Европе, или к поддержанию европейского равновесия, как элегантно выражались русские дипломаты. С поворота на этот притязательный путь государство стало обходиться народу в несколько раз дороже прежнего, и без могучего подъема производительных сил России, совершенного Петром, народ не оплатил бы роли, какую ему пришлось играть в Европе.

После Петра во внутреннюю жизнь государства входит еще новое важное условие. Под недостойными преемниками и преемницами преобразователя престол заколебался и искал опоры в обществе, прежде всего в дворянстве. В оплату за поддержку законодательство взамен мелькнувшей при Петре идеи всесословных повинностей стало настойчиво проводить мысль о специальных сословных правах. Дворянство эмансипируется, снимает с себя тягчайшую повинность обязательной службы и не только удерживает старые свои права, но и приобретает широкие новые. Крупицы этих даров падают и на долю высшего купечества. Так всеми льготами и выгодами, какими могла поступиться власть, осыпаны были верхи общества, а на низы свалили только тяжести и лишения. Если бы народ терпеливо вынес такой порядок, Россия выбыла бы из числа европейских стран. Но с половины XVIII в. в народной массе пробуждается тревожное брожение особого характера. Мятежами обилен был и XVII в., и тогда они направлялись против правительства, бояр, воевод и приказных людей. Теперь они принимают социальную окраску, идут против господ. Сама пугачевщина выступала под легальным знаменем, несла с собой идею законной власти против екатерининской узурпации с ее пособниками — дворянами. Когда почва затряслась под ногами, в правящих сферах по почину Екатерины II всплывает мысль об уравнении общества, о смягчении крепостного права.

Хмурясь и робея, пережевывая одни и те же планы и из царствования в царствование отсрочивая вопрос малодушными попытками улучшения, не оправдывавшими громкого титула власти, довели дело к половине XIX в. до того, что его разрешение стало требованием стихийной необходимости, особенно когда Севастополь ударил по застоявшимся умам[33]. Итак, ход дел в IV периоде можно изобразить в таком виде: по мере того как усиливалось напряжение внешней оборонительной борьбы, усложнялись специальные государственные повинности, падавшие на разные классы общества, и по мере того как оборонительная борьба превращалась в наступательную, с верхних общественных классов снимались их специальные повинности, заменяясь специальными сословными правами, и скучивались на низших классах; но по мере того как росло чувство народного недовольства таким неравенством, правительство начинало подумывать о более справедливом устройстве общества.

Рост политического сознания. Таковы порядок явлений IV периода и их взаимоотношение. С этим порядком тесно связан рост политического сознания в русском обществе, движение понятий, вскрывающихся в этих явлениях. К концу XVI в. Московское государство устроилось, обзавелось обычными формами и орудиями государственной жизни, имело верховную власть, законодательство, центральное и областное управление, значительное приказное чиновничество, все более размножавшееся, общественное деление, все более расчленявшееся, армию, даже смутную мысль о народном представительстве; незаметно только государственных долгов. Но учреждения сами по себе только формы: для успешного их действия необходимо еще содержание, необходимы понятия, помогающие их деятелям уяснять себе их смысл и назначение, необходимы, наконец, нормы и нравы, направляющие их деятельность. Все это не дается сразу в готовом виде, а вырабатывается напряженной мыслью, трудным, подчас болезненным опытом. Московские государственные учреждения были готовы, когда угасала старая династия; но готовы ли были московские государственные умы к тому, чтобы вести в них дела согласно с задачами государства, в целях народного блага? Сделаем, как бы сказать, суммарный подсчет политическому сознанию тогдашних московских людей и для того приложим к этому сознанию возможно простейшее определение государства, чтобы видеть, в какой мере понимали они основные необходимые элементы государственного порядка согласно с сущностью и задачами государства. Эти основные элементы суть: верховная власть, народ, закон и общее благо.

Верховная власть в Московском государстве, как мы видели, усвоила себе в титулах и сказаниях несколько возвышенных определений; но это были не политические прерогативы, а скорее торжественные орнаменты или дипломатические предвосхищения вроде государя всея Руси. В будничном обиходе, в ежедневном обороте понятий и отношений господствовала еще старая удельная норма, служившая реальной, исторически сложившейся основой этой власти и состоявшая в том, что государство московского государя считалось его вотчиной, наследственной собственностью. Новые политические понятия, навязывавшиеся ходом событий, неподатливое мышление перегибало в сторону этой привычной нормы. Московское объединение Великороссии рождало в умах идею народного русского государства; но эта идея, всею своею сущностью отрицавшая вотчину, выражалась в прежней вотчинной схеме, заставлявшей мыслить государя всея Руси не как верховного правителя русского народа, а только как наследственного хозяина, территориального владельца Русской земли. «И вся Русская земля из старины от наших прародителей наша отчина», — твердил Иван III.

Политическое мышление отставало от территориальных приобретений и династических притязаний, превращая удельные предрассудки в политические недоразумения. И другие элементы государственного порядка преломлялись в тогдашнем сознании под действием этой аномалии, соединявшей в одном существе верховной власти два непримиримых свойства царя и вотчинника. Мысль о народе еще не слилась в тогдашнем понимании с идеей государства. Государство понимали не как союз народный, управляемый верховной властью, а как государево хозяйство, в состав которого входили со значением хозяйственных статей и классы населения, обитавшего на территории государевой вотчины. Потому народное благо, цель государства, подчинялось династическому интересу хозяина земли и самый закон носил характер хозяйственного распоряжения, исходившего из москворецкой кремлевской усадьбы и

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату