— Пучок тридцать семь, — повторил Госн. Бок и Куати вышли из мастерской.

— Хуже, чем глядеть, как женщина рожает! — сердито воскликнул Куати, когда они закрыли за собой дверь. Бок закурил.

— В самом деле. У женщины это получается быстрее, — согласился он.

— Разумеется, ведь это неквалифицированный труд, — снова засмеялся Куати, и тут же его лицо стало серьёзным. — А всё-таки жаль…

— Да, они верно служили нам. Когда?

— Очень скоро. — Куати помолчал. — Гюнтер, твоя часть плана… она очень опасна.

Бок глубоко затянулся и выдохнул дым в холодный воздух.

— Но ведь это мой план. Я знал, на что иду.

— Мне не нравятся самоубийственные задания, — заметил Куати после недолгого молчания.

— Мне тоже. Это опасно, но я надеюсь уцелеть. Исмаил, если бы нам с тобой хотелось, жить тихо и не рисковать, мы работали бы в конторах — и тогда никогда бы не встретились. Нас связывает опасность и предназначение. Я потерял Петру и дочек, но у меня все ещё есть цель в жизни. Не стану утверждать, что этого достаточно, но это куда больше, чем у множества людей, правда? — Гюнтер поднял голову к звёздам. — Я часто задумывался об этом, мой друг. Как перестроить мир? Этого нельзя сделать не рискуя. Те, кто стремится миновать опасности, кто робок и послушен, пользуются плодами наших трудов. Они злятся на жизнь, но у них не хватает мужества, чтобы действовать. А мы — действуем. Мы рискуем жизнью, смотрим в лицо опасности, идём на лишения ради счастья других. Таково наше предназначение. Исмаил, мой друг, сейчас уже поздно отступать.

— Гюнтер, для меня все гораздо проще. Я умираю.

— Да, я знаю. — Он повернулся к другу. — Мы все обречены. Ты и я, мы много раз обманывали смерть. Ты выбрал путь в жизни — и я тоже. В конце концов смерть настигнет нас, и мы умрём не в постели. Разве можно теперь повернуть обратно?

— Нельзя, но нелегко встретить смерть.

— Это верно. — Гюнтер щелчком отбросил в сторону окурок. — Зато у нас есть преимущество — мы знаем, когда это произойдёт. Мелкие людишки не настолько счастливы. Отказавшись действовать, они отказались от возможности познать будущее. Они сделали это добровольно. Можно быть либо исполнителем воли судьбы, либо её жертвой. Каждый имеет право выбора. — Бок повернулся и вместе со своим другом вошёл обратно в мастерскую. — Мы сделали выбор.

— Пучок тридцать восемь! — услышали они голос Фромма.

— Пучок тридцать восемь, — повторил Госн.

— Слушаю вас, коммодор.

— Садись, Гарри, мне нужно поговорить с тобой.

— Ну что ж, рад сообщить, что моя команда готова. Гидроакустики закончили подготовку.

Манкузо посмотрел на своего подчинённого. В какой момент, подумал он, готовность осуществить трудное задание превращается в ложь?

— Меня немного беспокоит возросшее число просьб о переводе с твоей подлодки.

Рикс и не думал оправдываться.

— Действительно, несколько человек обратились с просьбой о переводе по семейным обстоятельствам. По моему мнению, нет смысла удерживать тех, кто думает о чём-то другом. Это всегда лишь случайный статистический скачок. У меня такое случалось и раньше.

Это уж точно, наверняка случалось, подумал Манкузо.

— Каково моральное состояние команды? — спросил он.

— Вы просматривали результаты наших учений и тестов. У вас должно сложиться мнение о моральном состоянии моих людей, — ответил капитан первого ранга Рикс.

Умён, сукин сын.

— Хорошо, давай начистоту, Гарри. У тебя произошло столкновение с доктором Джонсом.

— Ну и что?

— Вот я и говорил с ним об этом.

— У нас официальный разговор?

— Если хочешь, будем считать эту беседу частной.

— Превосходно. Ваш Джонс — отличный технический специалист, но он успел, по-видимому, забыть, что ушёл с флота матросом. Если ему хочется говорить со мной на равных, не помешает продемонстрировать, чего он успел с тех пор добиться.

— У него степень доктора физики, он получил её в Калифорнийском технологическом, Гарри.

На лице Рикса появилось озадаченное выражение.

— Что из этого следует?

— Из этого следует, что Джонс — один из самых умных людей, которых мне приходилось встречать, и он был лучшим специалистом среди моих подчинённых.

— Очень хорошо, но если бы матросы были умнее офицеров, им и платили бы больше.

Поразительное высокомерие этого заявления привело Барта Манкузо в ярость.

— Капитан первого ранга, когда я был шкипером на «Далласе» и Джонс говорил что-то, я прислушивался к его мнению. Сложись все по-другому, сейчас он был бы помощником командира и одним из первых кандидатов на пост шкипера ударной подлодки. Из Рона вышел бы превосходный командир.

Рикс только отмахнулся.

— Но это всего лишь ваши догадки, правда? Я всегда придерживался мнения, что те, кто способен на что-то, добиваются своего. А вот все остальные ищут оправдания. Ладно, не спорю, он хороший специалист. Он отлично поработал с моими гидроакустиками, и я благодарен ему за это. Но не следует слишком уж увлекаться. У нас много специалистов и не меньше подрядчиков.

Манкузо понял, что разговор не достигает цели. Пришло время показать, кто здесь начальник.

— Тогда слушай, Гарри. До меня доходят слухи о плохом моральном состоянии твоей команды. Слишком много рапортов с просьбами о переводе, и я делаю из этого вывод, что на твоей лодке возникли проблемы. Я решил выяснить обстановку, и моё мнение подтвердилось. Признаешь ты это или нет, но у тебя сложное положение.

— Извините меня, сэр, но это чепуха, все равно что убеждать пьяниц во вреде алкоголя. Люди, увлекающиеся спиртным, утверждают, что у них нет никаких проблем с алкоголем, но, по мнению психологов, отрицание существования проблемы есть доказательство того, что она существует. Это замкнутый круг, довод, который сам нуждается в доказательстве. Будь на моей лодке не тот моральный дух, это неминуемо сказалось бы на результатах действий команды. Но результаты говорят о другом. Моё прошлое вам известно. Я профессиональный подводник, командир подводного ракетоносца. С того момента, как я стал офицером, я всегда находился в числе лучших, что составляли один процент от общего числа офицерского состава. Согласен, мой стиль командования отличается от других. Я ни с кем не цацкаюсь и никого не целую в зад. Я требую от подчинённых выполнения своих обязанностей и добиваюсь этого. Если вы сумеете, сэр, привести хотя бы одно по-настоящему убедительное доказательство моих ошибочных действий, я готов выслушать замечания. Но пока таких доказательств нет, с моей лодкой все в порядке и я не стану и пытаться что-либо исправить.

Бартоломео Вито Манкузо, коммодор, будущий контр-адмирал Военно-морского флота США, не вскочил со своего кресла лишь потому, что его сицилийская кровь в результате пребывания в Америке несколько разжижилась. На его прежней родине, Манкузо не сомневался в этом, любой из прадедов тут же направил бы на Рикса свою лупару, и в груди капитана первого ранга появилась бы большая кровоточащая дыра. Вместо этого он посмотрел на Рикса бесстрастным взглядом и тут же принял решение, холодное и окончательное: этот капитан первого ранга никогда не получит следующего звания. Он знал, что осуществить такое решение в его силах. У него в соединении служило немало командиров подводных лодок. Из них только двое, может быть, трое имели шанс на получение ранга адмирала. В этой группе Рикс не может подняться выше четвёртого места. Может быть, это не совсем честно, подумал Манкузо в момент отрешённой откровенности, но в правильности принятого решения не было сомнений. Этому человеку нельзя доверить более ответственной должности, чем та, которую он занимал сейчас, — но даже такая должность скорее всего за пределами возможностей Рикса. Всё будет весьма просто. Рикс начнёт громко и