её обработки, — ответил Госн, не сумев на этот раз сдержать своё раздражение. Он устал. Ему пришлось просидеть в мастерской восемнадцать часов кряду, следя за работой операторов. — А что с тритием?
— В самую последнюю очередь — и тоже по очевидной причине. Он является относительно нестойким элементом, а нам понадобится как можно более чистый тритий.
— Совершенно верно. — Госн широко зевнул, едва расслышав ответ и не задумываясь, почему Фромм именно так сформулировал эту фразу.
А вот сам Фромм вспомнил, что им понадобится палладий. Небольшое количество палладия. Как он мог забыть про это! Он недовольно покачал головой. Длинный рабочий день, плохой климат, постоянно недовольные рабочие и партнёры. Впрочем, это небольшая цена за такую уникальную возможность. Он делал то, что удавалось всего горстке людей, и эта работа поставит его в один ряд с Ферми и остальными учёными, принимавшими участие в проекте 1944-1945 годов. Не так уж часто человеку выпадает возможность сравнить себя с гигантами науки и ни в чём им не уступить. У него снова промелькнула вялая мысль — а где будет взорвана бомба? — но он тут же признался, что ему это безразлично. У него немало своих забот.
Немецкий инженер пересёк комнату, направляясь к фрезерным станкам. Сейчас там работала другая группа техников. Обрабатывалась деталь из бериллия, причём самая сложная по форме. Понадобилось немало усилий, чтобы должным образом подобрать программу. И хотя компьютер контролировал работу станка, требовалось неотступно следить за процессом. Прозрачные лексановые панели отделяли обрабатываемую деталь от окружающего мира. Воздух внутри изолированного пространства отсасывался вверх, где подвергался очистке специальным устройством. Металлическую пыль нельзя было выбрасывать в атмосферу — более того, это могло привести к серьёзному нарушению безопасности скрытой мастерской. Над электростатическими пластинками, улавливающими частицы металлической пыли, был слой грунта толщиной в добрых два метра. Бериллий не был радиоактивным, однако наступит время, когда на том же станке будут обрабатывать радиоактивный плутоний.
Фрезерный станок оправдал самые смелые ожидания Фромма, который заказывал его несколько лет назад. Резцы, управляемые компьютером и контролируемые лазерными лучами, обрабатывали детали с таким высоким уровнем совершенства, какого ещё пять лет назад достигнуть было невозможно. Поверхность детали из бериллия сверкала после обработки подобно ювелирному изделию, качеством отделки она напоминала затвор самой дорогой винтовки — а ведь это была всего лишь первая ступень обработки. На дисплее станка появились допуски, измеряемые в ангстремах. Держатель резца вращался со скоростью 25 тысяч оборотов в минуту — резец не столько срезал неровности, сколько сжигал их. Специальные приборы позволяли компьютеру следить за качеством обработки, одновременно измеряя допуски и наблюдая за состоянием резца. При малейшем намёке на износ станок автоматически остановится и резец будет заменён. Технология — на высочайшем уровне. То, что раньше было по силам только специально подготовленным опытнейшим мастерам, работающим под непрестанным наблюдением Нобелевских лауреатов, делалось теперь с помощью микрочипов.
Корпус бомбы был уже готов. Он имел эллипсоидную форму; девяносто восемь сантиметров в длину и пятьдесят два — в самой широкой части. Изготовленный из десятимиллиметровой стали, он обладал прочностью, достаточной лишь для того, чтобы сохранить вакуум. К сборке были также готовы изогнутые блоки из полиэтилена и полиуретанового пенопласта, потому что для взрывного устройства такого рода требовалось сочетание специальных качеств как самых прочных, так и самых хрупких материалов.
На другом станке операторы практиковались в изготовлении блоков из нержавеющей стали, точно соответствующих по форме плутониевому цилиндру, которому надлежало в результате взрыва сложиться в имплозивный шар, создав таким образом первичный ядерный заряд. Тут же в результате появления критической массы начнётся реакция. Операторы изготовляли уже седьмую серию блоков. Первые две попытки оказались, как и ожидалось, неудачными, несмотря на совершенство станков. К началу пятой серии удалось разобраться в технологии процесса, а блоки, изготовленные при шестой попытке, оказались отличными, однако недостаточно, по мнению Фромма. Для решения предстоящей задачи немецкий инженер придерживался простой модели, разработанной Национальным управлением по аэронавтике и исследованию космического пространства — НАСА — для осуществления первой высадки людей на Луне. Для того чтобы устройство действовало как требовалось, сложная серия отдельных событий должна произойти в нечеловечески точной последовательности. Фромм рассматривал этот процесс как преодоление полосы со множеством ворот. Чем шире ворота, тем проще быстро пройти сквозь них. Плюсовые или минусовые допуски отражали некоторое сужение отдельных ворот. Фромм стремился к нулевым отклонениям. Ему хотелось, чтобы каждая деталь бомбы соответствовала критериям его проекта с точностью, какой только можно добиться при использовании имеющейся в его распоряжении технологии. Чем ближе к идеалу окажутся детали бомбы и, следовательно, все взрывное устройство, тем более вероятно, что оно сработает точно так, как он предсказал… или даже лучше, промелькнула у него мысль. Поскольку Фромм не мог экспериментировать или искать эмпирические решения сложнейших теоретических проблем, ему пришлось создавать бомбу с огромным запасом надёжности, обеспечить её материалами, на несколько порядков превышающими параметры тех, что были необходимы для предполагаемой взрывной силы. Именно этим и объяснялось то огромное количество трития, которое он собирался использовать, — в пять раз больше, чем действительно требовалось по теоретическим расчётам. Это, разумеется, влекло за собой трудности другого рода. Его запас трития хранился уже несколько лет, и часть трития превратилась в крайне нежелательный изотоп гелия, однако Фромм рассчитывал, фильтруя тритий через палладий, выделить нужное количество трития, которое обеспечило бы необходимую мощность взрыва. У американцев и русских на изготовление атомных бомб трития пошло бы меньше — они опирались бы на опытные данные, полученные в результате целой серии экспериментов, однако у Фромма было огромное преимущество перед ними: его не заботила проблема длительного хранения изготовленного им взрывного устройства, и он рассчитывал использовать это в максимальной степени. Правда, такое преимущество тоже было палкой о двух концах, однако немецкий инженер был уверен, что в его руках останется полный контроль над взрывным устройством. Палладий, напомнил он себе. Только бы не забыть. Но у него оставалось ещё время.
— Готово. — Бригадир жестом подозвал Фромма, чтобы инженер посмотрел на готовое изделие. Блок из нержавеющей стали сняли со станка, и бригадир вручил его Фромму. Его длина составляла 30 сантиметров, он был сложным по форме и походил на большой стакан с отогнутыми наружу и вниз краями. Воды в него не нальёшь из-за отверстия там, где должно быть дно, — впрочем, нет, налить её можно, секундой позже подумал Фромм, между стенками, если перевернуть. Блок весил около трех килограммов, и каждая его поверхность была отполирована до зеркального блеска. Инженер поднял деталь к свету, чтобы проверить, нет ли задиров и отклонений. Но острого глаза для этого было недостаточно. Качество обработки легче определить математически, чем визуально. Точность обработки поверхности блока соответствовала заданной программе до одной тысячной микрона, то есть чуть более длины световой волны.
— Похоже на драгоценный камень, — заметил Госн, стоявший позади Фромма. Оператор просиял.
— Неплохо, — согласился немецкий инженер. Затем взглянул на оператора. — Вот сделайте ещё пять такого же качества, я буду доволен. Продолжайте. — Фромм передал только что изготовленную деталь и отошёл в сторону.
— Неверный, — недовольно пробормотал техник.
— Это правда, — кивнул Госн. — Тем не менее он самый квалифицированный инженер, с которым мне приходилось встречаться.
— Да я лучше стану работать на еврея!
— Великолепное качество. — Госн решил перевести разговор на другое.
— Никогда не поверил бы, что металл можно отполировать до такой степени точности. Станок — лучше некуда. На нём можно сделать все что хочешь.
— Очень хорошо. Тогда сделай новую деталь такого же высокого качества, — с улыбкой произнёс Госн.
— Как тебе угодно.
Госн направился в комнату Куати. Командир смотрел на тарелку с едой, но не решался притронуться к пище, опасаясь, что его тут же вырвет.
— Может, посмотрев вот на это, ты почувствуешь себя лучше, — сказал Госн.
— Что это? — Куати взял в руки сверкающую деталь.
