секунду укол шкодливого настроения заставил меня сделать еще один маленький шаг вперед. Не удержавшись, я дотронулась кончиками пальцев до уголка кармана голубой рубашки (его рубашки!) и скорее угадала, чем почувствовала напряжение в каждой клеточкие тела Дмитрия Сергеевича. Мысленно я поблагодарила его за то, что он вчера приехал за мной (так неожиданно приехал!), и, прогоняя блаженное смущение, продолжила: —…Девять, десять… Пора!

Схватив Дмитрия Сергеевича за руку, не давая опомниться, я потянула его к кабинету, вернее, к дальней лестнице правого крыла.

– Наташа… – удивленно произнес он, но мое имя улетело к потолку, не задев ни шаров на елке, ни прозрачных висюлек люстры.

– Скорее, – лишь бросила я и умоляюще добавила: – И тише, прошу вас, тише.

Больше попыток к сопротивлению Дмитрий Сергеевич не делал, то ли и его разобрало любопытство, то ли он попросту решил не связываться со своей ненормальной женой на случай, если это опасно для жизни.

Мы нырнули под лестницу, я распахнула дверь и устремилась по узкому тесному коридору к вожделенной замочной скважине.

Прости, мама, прости, Герман, но я должна знать все… И эти волнение и грех я хочу разделить с самым близким человеком на свете – моим мужем!

– Мы будем с вами подслушивать и подглядывать, – честно прошептала я, тыкая пальцем в замочную скважину. – Я должна знать, что между ними происходит, понимаете?

– Нет, – честно ответил Кондрашов, покачав головой.

– Я подозреваю маму и Германа… что же здесь непонятного?

– В чем подозреваешь?

– В… ну-у… между ними что-то есть…

Дмитрий Сергеевич обдал меня таким взглядом, что во рту пересохло. Как виноватый котенок, я вжала голову в плечи, наконец-то отпустила его руку и сморщила лицо, что, как я надеялась, вызовет понимание и жалость.

– Да ладно вам, – прошептала я. – Иногда же можно…

Но, как оказалось, мысли моего умного мужа работали совсем в другом направлении…

– Как часто ты здесь бываешь и как часто подслушиваешь?

Черт! Испортил культурный вечер! Билеты в партер пропадают почем зря! Там, за дверью, происходит нечто интересное и очень важное, а здесь – в тесном коридоре… а здесь…

– Иногда, – честно ответила я, и, больше не тратя время попусту, метнулась к замочной скважине.

В кабинете звенела легкая прозрачная тишина, и тем было невероятнее, и тем было острее… Герман стоял около шкафа, спиной ко мне, а Эмма Карловна Фогли в «кадр» не попадала… Неужели я ошиблась, неужели мама блуждает по дому (рассматривает картины или книги), неужели ее путь лежал не в кабинет…

И вдруг изображение качнулось, точно тяжелая птица вспорхнула с ветки и понеслась неизвестно куда. Появилась Она и, не разбрасывая слов, не делая лишних движений, прижалась к Нему. Руки скользнули по рукам, щека коснулась щеки… Герман, Герман, держись!.. Его ровная спина обмякла, раздался глухой звук, и я догадалась – это упал блокнот…

Мелодраму под названием «Сопротивление бесполезно, или Они жили долго и счастливо» досмотреть не удалось, тяжелая рука легла на мое хрупкое плечо, и уже через секунду я стояла, прислонившись к стене, нос к носу с Дмитрием Сергеевичем. Помедлив, он сам заглянул в замочную скважину, тут же выпрямился, и наши взгляды вновь встретились. Ой, ой, ой… Сейчас мне надерут уши…

Акула, передо мной стояла Акула.

– Как часто ты здесь бываешь и как часто подслушиваешь? – тихо повторил он свой вопрос.

– Пару раз было, – прошептала я, надеясь на помилование и удовольствие от проклюнувшейся правды. – Мы же с вами все равно поженились, – «наивно» пожала я плечом, – так что никаких тайн между нами быть не может.

Мы смотрели друг на друга.

«Ты знаешь все?» – спрашивали его глаза.

«Да», – твердо отвечали мои.

А вы как думали, Дмитрий Сергеевич? Анчоусы – они такие… они маленькие и вредные… от них вообще много хлопот… А уж если идет речь об анчоусах из хорошей семьи!.. Не завидую вам, да, не завидую.

Я покосилась на замочную скважину и закусила губу – неловкость происходящего наконец-то дошла до моей ослиной башки. Но я же хотела только узнать, только разведать, да и чего они там могли сделать? Не успели бы ничего.

– Пойдем. – Теперь он потянул меня за руку, и я, как Пятачок с воздушным шариком, полетела за своим Винни Пухом.

– Вот поэтому я и называла Германа папой, – напоследок объяснила я, пытаясь понять настроение Акулы. С одной стороны, меня застукали за подглядыванием и подслушиванием, с другой – не мне испытывать неловкость, когда тайное стало явным.

Да, я знаю, что месяц назад вы прилепили ко мне ярлык «Первый блин комом» и что конопушки вам не нравятся…

Неужели вам не нравятся мои конопушки? И стрижка, и ноги? Да где вы еще видели такую красоту!

Остановился Дмитрий Сергеевич только перед аркой левого крыла, наверное, я должна была это понять как: ты наказана, марш в свою комнату и не выходить до ужина. Но на его лице я не отыскала знаков злости или раздражения, лишь усталость собралась морщинами на лбу, и блеск, блеск глаз, который я пока не знала как объяснить…

Надув губы, как и положено безвинно пострадавшей, я хмыкнула, развернулась и зашагала в малый каминный зал. Хорошо, я побуду на своей территории, тем более что мишурой и шарами украшены еще не все окна и стены. Хорошо, я подумаю о своем поведении, но и вы подумайте о своем.

Ах, Герман, ах, мама… похоже, вам не нужны слова… похоже, часы пробили ваше время – бом-бом-бом… похоже, мир порядка и правил рухнул перед миром шарма, ароматами вишневого дыма и японских духов… Пусть будет так. Есть в этом невероятная гармония, и есть в этом и мое счастье. Я вспомнила первое знакомство с Германом, я вспомнила его классическое «если вам что-нибудь понадобится…», поздравительную открытку, подаренную мне вместе с шампанским по поводу бракосочетания, я вспомнила каждую нашу встречу в подробностях и до трепета и восторга захотела, чтобы у них все получилось. И еще я захотела положить под елку заботливо выбранные подарки и для Германа, и для мамы…

– Наташа.

Только сейчас я сообразила, что Дмитрий Сергеевич вовсе не собирался оставлять меня в одиночестве, он тоже зашел в каминный зал и остановился около дивана.

– Что?

– Нам нужно поговорить.

– Я вас внимательно слушаю.

Но я откровенно врала, слушать внимательно я сейчас была не в состоянии. Волнение, каждый раз появляющееся при встрече с Дмитрием… Сергеевичем, и робкий страх, объяснение которому теперь лежало на поверхности, зашевелились в душе и не дали устоять или усидеть на месте. Как остановить эти не поддающиеся контролю чувства и зачем их останавливать, если на душе так хорошо…

Мне нужно было срочно чем-то занять руки, ноги и голову, и я направилась к шкафу. Распахнула дверцы и достала огромную коробку с оставшимися новогодними украшениями. Каким чудом она влезла в шкаф, являлось загадкой, но искать иное место мне было лень.

Притащив коробку к окну, я оценивающе оглядела шторы и пришла к выводу, что красные бусы лучше пристроить именно здесь.

Но взгляд уходил в сторону, взгляд устремлялся к Дмитрию Сергеевичу Кондрашову…

Руки дрожат, наверное, я сейчас разобью целую кучу шаров.

Сердце стучит, наверное, я сейчас рухну в обморок.

Глаза щиплет, наверное… наверное, я сошла с ума.