большой печатью он сделал бы большую карьеру среди сатанистов или попал бы на костер инквизиции.

Неистовый Артамон, который всегда носился по дому чудес, как ракета, когда разулся, вдруг сразу сбавил скорость и стал прихрамывать. У него был какой-то беспорядок с ногами, и поэтому он носил специальные ботинки с искусственной пяткой. Живот у него был кругленький и гладенький и торчал вперед, как спелый арбузик. А внутри этого арбузика все время раздавался какой-то шум.

– Как в атомном реакторе, – заметил косоглазый Фили-мон. – Поэтому-то у вас и такая масса энергии.

– Это моя желудочная язва, – объяснял Артамон. – От нервного перенапряжения.

После медосмотра Жоржик продолжал выпивать и жаловался:

– Что же они меня не садят? Я уже все пропил, а они там бюрократию разводят.

Вскоре после этого, управляя казенной автомашиной, Жоржик – конечно, в пьяном виде – наехал ночью на велосипедиста. Хотя Жоржик и уверял, что это велосипедист наехал на него, но это не помогло. Велосипедиста повезли в госпиталь, а Жоржика замкнули в вытрезвитель.

На этот раз Жоржик на бюрократию уже не жаловался. Прямо из вытрезвителя его препроводили в дежурную камеру суда, где ему без долгих разговоров припаяли три месяца тюрьмы и столь же оперативно отправили по месту назначения. Так Жоржик Бутырский опять попал в Бутырскую тюрьму, где в музее криминологии хранился череп папы Бутырского с маленькой дырочкой в затылке. В доме чудес говорили:

– А наш Жоржик-то теперь, знаете, чирикает. Как птичка в клетке.

Пока Жоржик сидел и чирикал в Бутырках, все было хорошо. Но когда стал подходить срок его освобождения, в доме чудес заволновались. А что же будет дальше?

Устроили экстренное совещание, где выяснилось, что за время отсидки воришке Жоржику по настоянию гуманиста Соси по-прежнему выплачивают жалованье, которое хранится в сейфе. Кроме того, Жоржик опять обещал Капиталине жениться на ней и под залог своей любви опять занимал у нее деньги, чтобы расплатиться с другими невестами.

– Хорошо, – решил Борис Руднев. – Так вот, или пусть Жоржик по выходе из тюрьмы немедленно женится на Капиталине – тогда мы справим ему на деньги из сейфа свадьбу и замнем дело о воровстве. Или пусть он катится к чертовой матери – и отсиживает второй срок в тюрьме.

Всем это предложение очень понравилось. За исключением гуманиста Соси, который произнес целую речь о любви к людям, о неповторимости человеческой личности, что Жоржика нужно перевоспитывать лаской и любовью и так далее прочее.

– Что это у тебя за странная любовь? – сказал Борис.-Какая-то негативная любовь к воришкам, жуликам, алкоголикам и социальным паразитам. Ты прямо как те гуманисты из верховного суда США, которые голосуют не за нормальных людей, а за преступников. Итак, давайте проголосуем. Кто за свадьбу – поднимите руки!

Жоржик так всем надоел, что большинство проголосовали за свадьбу. А Сосе, поскольку он заботится о Жоржике как приемный отец, поручили передать этот ультиматум в Бутырскую тюрьму. Так, сидя за решеткой, Жоржик решил жениться. Все получилось как в рыцарском романе, где благородная дева своей любовью спасает своего суженого из темницы.

Когда Жоржик вышел на свободу, вид у него был довольно бледный.

– Это от тюряги, – говорили одни.

– Не-ет, – говорил другие. – Это oт предстоящей свадьбы.

Лев Толстой проповедовал непротивление злу насилием, а гуманист Сося Гильруд занимался этим на практике. После тюрьмы Сося выхлопотал Жоржику месячную путевку в санаторий. Пока Жоржик набирался там сил для супружеской жизни, в доме чудес шли приготовления к свадьбе.

Поскольку у Жоржика не было даже второй пары кальсон, гуманист Сося пустил по дому чудес подписной лист на подарки бедному жениху. Люди чертыхались, но давали. Так Жоржику справили приданое.

Свадьбу закатили такую, что ни в сказке рассказать, ни пером описать. Чтобы жених не сбежал, с самого начала к нему приставили двух караульщиков. В общем, пропили все деньги, которые Жоржик заработал, сидя в тюрьме. Всем был очень весело. Невеста сияла. Грустное лицо было только у одного Жоржика.

Чтобы подсластить Жоржику горькую пилюлю, после свадьбы гуманист Сося опять выговорил ему месячный отпуск – как медовый месяц. Жоржик с кислой физиономией уехал, в доме чудес удивлялись:

– Такая дрянь, как Жоржик, а Сося носится с ним, как дурак с писаной торбой. Но Сося вовсе не дурак. Там что-то другое.

Больше всех возмущался Миша Гейм-Данилов, бывший собутыльник Васьки Сталина. От волнения у Миши судорожного дергались губы и он заикался больше обычного:

– А ч-ч-чем я хуже Жоржика? А п-п-почему мне ничего не дают? Я когда-то с самим Васькой Сталиным вып-п-пи-вал. А теперь меня заб-б-были.

Обижался также и Женька Южный, бывший повар Васьки Сталина, который теперь приторговывал самогоном:

– А у меня даже самогона не купили! Что ж это за свадьба без самогона? Вот увидите, не будет молодым счастья.

После медового месяца, хотя и в женатом состоянии, Жоржик продолжал пьянствовать.

– Меня совесть мучит, – жаловался он. – Ведь оженили-то меня насильно. Так сказать, изнасиловали. Причем коллективно. И даже голосовали. И даже в протокол занесли. Да что я вам – проститутка?!

Гроссмейстер Зарем Волков, шахматный чемпион по игре вслепую, анализировал эту историю несколько иначе. Человек-компьютер печально качал головой: