Тайрус, однако, не мог отмахнуться от этого. Что случилось здесь? Кто развел костер и зачем?
Они прошли по сельской площади, теперь лежащей в руинах. За ней был обрыв и костер, язычки пламени лизали туманную ночь, спустившуюся на разбитые крыши последних зданий. Было так тихо, что они слышали треск поленьев. Отряд собрался теснее, и они скользнули за край города.
Здесь, на краю обрыва, был разбит небольшой сквер, окруженный стеной из камня. Запущенные кусты роз и остролиста росли вдоль выложенных камнем дорожек. Здесь была даже крошечная деревянная беседка, не тронутая разрушением. У входа в сквер возвышалась статуя. Она стояла непотревоженная, если не считать пятен птичьего помета и мха, выросшего на камне.
Хурл остановился возле статуи, повернув голову в ее сторону. Он наклонился и осторожно убрал часть мха. Гранитная статуя пострадала от ветра и дождей, но мрачный сердитый взгляд по-прежнему был заметен. Фигура стояла, скрестив руки, — явно страж на своем посту.
— Каменный Волхв, — пробормотал Хурл с ноткой тревоги в голосе.
— Что это? — спросил Тайрус.
Хурл покачал головой и пробормотал что-то вполголоса, затем осмотрел сквер. Были и другие статуи, возвышавшиеся среди запустения — некоторые большие, некоторые маленькие.
Все глаза обратились к центру сквера, где, рассеивая темноту и туман, пылало пламя высотой в два человеческих роста. Это было воодушевляющее зрелище после мрака разоренного селения. Отряд потянулся к свету и теплу огня, словно стая мотыльков.
Однако Тайрус по-прежнему не позволял себе ослабить бдительность. Он окинул взглядом сквер, беседку, окраину города. Никакого движения. Никакой угрозы.
Впереди дрова пылали огнем, потрескивая, словно какой-то старик в кресле разминал онемевшие суставы. Только этот звук заполнял тишину.
Тайрус подал сигнал своим людям заходить с двух сторон. Блит оставался с ним, в то время как остальные рассыпались по парку, подходя к огню с разных сторон.
Оглядываясь, Тайрус жалел, что с ним нет его древнего фамильного меча, выкованного из мрильской стали, со снежной пантерой, украшавшей рукоять. Но он оставил его Кралу, который забрал меч в могилу — символ клятвы крови между замком Мрил и потерянными людьми горца. Сейчас в руках принца был меч из оружейной Алоа Глен, изящный старинный клинок, но он выглядел грубым по сравнению со своим предшественником. Пальцы Тайруса стиснули рукоять. Истинный мечник хорош с любым оружием, сказал он сам себе.
Он услышал, как его зовут, и посмотрел туда, где Хурл и Флетч стояли перед другой статуей. Флетч махнул своим луком, подзывая остальных.
Тайрус подошел.
Это была статуя из черного гранита, восхитительное изображение оленя, опустившего голову, чтобы отщипнуть листик с розового куста.
Флетч потянулся к камню, но Хурл отбросил его руку. Он повернулся к Тайрусу:
— Нам придется уйти.
Тайрус нахмурился:
— Почему?
Хурл взмахнул рукой:
— Посмотри вокруг!
В его глазах светился нарастающий ужас. Он быстро подошел к статуе, изображавшей двух детей, прячущихся за кустом. На первый взгляд, они играли в прятки, но при ближайшем рассмотрении можно было заметить ужас на их лицах, который говорил совсем о другом. Дети прильнули друг к другу в испуге.
Тайрус изогнул бровь, глядя на соседние статуи: мужчина, застывший на бегу, три плачущих девушки, старик на коленях.
— Я не понимаю, — сказал он.
— Это жители деревни! — крикнул Хурл. — Превращенные в камень!
— Это смешно, — проворчал Блит.
Хурл продолжил:
— Статуя у входа — это Каменный Волхв. Он отметил сквер как принадлежащий ему.
— Почему? Кто этот Волхв? — спросил Тайрус.
— Мы должны уходить — немедленно! — Хурл пошел прочь.
Блит остановил его:
— Капитан задал тебе вопрос, парень, — в его голосе звучала явная угроза.
Хурл по-прежнему выглядел готовым унести отсюда ноги, но Флетч положил руку на его плечо. Это прикосновение немного успокоило мужчину, но он все еще дрожал.
Тайрус подошел ближе:
— Расскажи нам об этом Волхве. Я никогда о нем не слышал.
— Ты прожил свою жизнь на другой стороне Зубов или в Порт Роул, а не в тени Блэкхолла, как мой народ. — Глаза Хурла метались, ловя каждую мелькнувшую тень. — У нас, северян, есть поговорка: безмолвный язык говорит громко.
— Не время для безмолвных языков, — сказал Тайрус. — Расскажи нам, что ты знаешь о Каменном Волхве. Это друг или враг?
Хурл нахмурился:
— И то, и другое — ни то, ни другое. Я знаю лишь куски истории. Из тех, что рассказывают у костра. — Он обвел рукой сквер вокруг. — Но это и статуя у входа — это прямо как из тех историй.
— Может, ты лучше расскажешь нам эти истории?
Последняя дрожь прошла по телу Хурла. Он коснулся руки друга, черпая в этом прикосновении силу и собираясь с мыслями; когда он заговорил, его голос звучал тверже:
— Истории о Каменном Волхве относятся к тем далеким временам, когда Каменный Лес был зелен, а Блэкхолл не отбрасывал тень на наши берега.
— Что, было и такое время? — угрюмо пробормотал Блит.
— Было, — ответил Хурл. — В далеком прошлом леса на дальнем севере почитались всеми. В них в изобилии водились олени, кролики и лисы, и леса оставались зелеными даже тогда, когда весь остальной мир покрывал снег и лед, а жарким летом там было прохладно. Но, несмотря на все эти чудеса, было кое- что, связанное с этими темными лесами: ходили слухи о странном смехе, что слышался порой по ночам, и о блуждающих огоньках, что могли свести с тропы ничего не подозревающего путника. Иногда даже можно было увидеть крошечный народец ростом не больше руки — фэй-ни, так их называли.
Блит покачал головой:
— Бабьи сказки.
Хурл не обратил на него внимания:
— Из-за этих историй никто не осмеливался строить жилище в темном лесу. За исключением одного.
— Волхва, — предположил Тайрус.
Хурл кивнул, продолжив смотреть на сквер.
— В чаще леса великий целитель построил свое жилище — место, куда даже лесные звери могли прийти, чтобы получить исцеляющее прикосновение его руки. Он глубоко почитал деревья леса, поэтому устроил себе дом внутри холма — убежище из пещер в камне. Его дом согревало множество очагов, и их яркий свет лился из окон, что были прорублены прямо в холме. Сколько помнят люди, его дом всегда находился там.
Стикс заговорил. Для такого крупного мужчины у него был очень тихий голос:
— И крошечный народец не беспокоило то, что он живет в их лесу?
— О, отнюдь. Можно сказать, что фэй-ни были детьми Волхва.
— Что? — выпалил Блит.
Хурл не обратил внимания на удивление первого помощника:
— Говорят, будучи одиноким, он вырезал крошечных мужчин и женщин из дерева своей родины. И своим исцеляющим прикосновением и глубокой любовью к лесу он подарил фигуркам жизнь.
— Маленький лесной народец, — усмехнулся Блит. — Почему мы тратим время, выслушивая