меня». А что, если бы Тилар знал тогда о ребенке? Изменилось бы что-то? На глаза навернулись слезы так быстро, что она не успела удивиться.

— Катрин…

— Я должна рассказать тебе еще кое-что, — в конце концов выговорила девушка. — Но лучше не здесь.

Она кивнула на дверь, поднялась и впереди Тилара вышла на палубу. Там девушка огляделась, чтобы увериться в отсутствии любопытных глаз, и направилась к иллюминатору из осененного стекла.

Окно опоясывал поручень, и она буквально вцепилась в него. Под ними проплывала небольшая деревня, освещенная костром на площади.

— Так в чем дело? — спросил Тилар.

— Есть кое-что еще, что ты должен знать о тех днях. — Катрин собрала волю в кулак.

Тилар почувствовал ее состояние, потому что накрыл ее ладонь на поручне своей. Это было последней каплей — она отдернула руку. Возможно, отдернула слишком резко.

— Ребенок, — деревянным голосом выдавила она. — Наш ребенок…

— Что?..

Тилар выпрямился и замер.

— Мальчик. Я собиралась сказать тебе в ту ночь, но ты пришел пьяный… Я думала, что пьяный… и облитый кровью. — Она покачала головой. — А утром в дверь ворвались стражники, и… Время для новости миновало.

— Рассказывай все, — низким, рокочущим голосом приказал Тилар.

— Суд… обвинения… мои показания… Я не выдержала. — Из груди Катрин вырвалось рыдание, которое она держала в себе несколько лет. — Мне не хватило сил.

Слезы полились свободно. Колени подогнулись, ее трясло. Ужас той ночи вновь предстал перед ней.

— Я потеряла ребенка. Моего… Нашего малыша.

Она не видела далекой земли под ногами. Перед глазами снова была кровь: на ней, на простынях, везде. Она застирывала пятна прямо в комнате, чтобы никто не узнал. И снова режущая боль, и снова кровь…

— Мне не хватило сил, — прорыдала она.

Тилар пытался обнять ее, но Катрин оттолкнула его руку.

— Не хватило… Ни для тебя, ни для ребенка.

Тилар снова притянул ее к себе, на сей раз двумя руками, и крепко прижал.

— Их никому не хватило бы, — сказал он тихо.

Катрин едва слышала его. Она плакала, уткнувшись ему в грудь. Слова слетали с губ, как перепуганные птицы.

— Ты бы… ты бы?.. — Она задохнулась.

Тилар обнял ее еще крепче:

— Я бы не покинул тебя. Ни за что на свете.

Не поднимая головы, она кивнула и продолжала всхлипывать, хотя слезы теперь приносили скорее облегчение, чем боль. Много воды утекло с тех пор, когда они были молоды и влюблены друг в друга. Но в это мгновение они горевали вместе о потерянном ребенке, а еще сильнее — о себе самих.

В конце концов Катрин медленно освободилась из объятий Тилара.

— Если бы я знал… — начал он.

Девушка отвернулась к окну, слепо уставилась в стекло; на нее навалилась усталость. Но еще многое предстояло сделать. Она вытерла последние слезы.

— Наверное, поэтому сир Генри рассказал мне о Яэллине, — медленно произнесла она. — Не думаю, что даже смотрительница Мирра знала о нем. Вероятно, он чувствовал, что подвел нас обоих, и искал успокоения, поэтому и поделился со мной болью потери семьи и сына, рожденного вне брака.

— И этого Яэллина выбрали в Длани Чризма?

— Не совсем так.

— В каком смысле?

— После нескольких кубков вина сир Генри многое мне поведал. Наверное, даже больше, чем хотел. Но кто знает? — Катрин повернулась спиной к поручню. — Он рассказал мне о своей любви к женщине по имени Мелинда, тогдашней директрисе Конклава.

— Я ее помню, — удивленно откликнулся Тилар. — Высокая женщина с каштановыми волосами, очень симпатичная. Она несколько раз бывала в Ташижане, когда я еще не стал рыцарем.

Катрин кивнула.

— Сир Генри сам точно не помнил, как все началось. Он — староста Ташижана, она — глава одной из лучших школ Мириллии. Конклав всегда гордился своей библиотекой. Увлекшись алхимией, Генри время от времени заглядывал туда. По его словам, они прекрасно подошли друг другу — и складом ума, и характерами.

Тилар задумчиво кивнул.

— Похоже, с этого всегда и начинается…

Катрин бросила на него быстрый взгляд: ведь так было и у них с Тиларом. Было. Или все еще остается? Она прочистила горло и продолжала:

— Хотя сир Генри не сказал этого, но мне кажется, что их влекли друг к другу и общие взгляды и стремления, а не одно лишь влечение плоти. Каждый нес ответственность за воспитание молодого поколения, и оба желали лучшего для Мириллии. Они держали свои чувства в тайне. Сир Генри навещал Мелинду, она ездила в Ташижан. А потом, несмотря на предосторожности, Мелинда понесла от него. Родила мальчика и никому не сказала, кто его отец. Генри хотел жениться на ней, но она воспротивилась. Генри понял ее отказ: он бы тоже не оставил место старосты.

— А ребенок? Юный Яэллин?

— Мать воспитывала его в своей школе. Когда он достиг одиннадцати лет, они с сиром Генри признались мальчику, кто его отец. Мальчик разозлился и набросился на мать с упреками. Генри пришлось взять его с собой в Ташижан, и там он обучался искусству рыцаря теней.

— Он обучался в Ташижане?

— Три года, — ответила Катрин. — Потом что-то стряслось. Я не знаю, что именно. Даже после нескольких кубков сир Генри не открыл мне этого. Генри с Мелиндой отправились в окраинные земли.

Острый взгляд Тилара метнулся к ней:

— В окраинные земли? Зачем?

— Их там ждало какое-то дело чрезвычайной секретности. В этом месте рассказа лицо Генри потемнело, и он нахмурился. Через год после возвращения он отправил Яэллина обратно к матери.

— Почему?

Девушка повернулась к Тилару:

— Сир Генри заставил меня поклясться, что я буду хранить тайну, но думаю, что теперь ею можно поделиться. Что бы ни случилось в диких землях, это событие подтолкнуло Генри и Мелинду к величайшей ереси.

— Что они сделали?

— Хотя мальчик не получил даже отметины сквайра, Генри начал тайком тренировать его, а в конце осенил отварами, какие дарят рыцарям полную Милость.

— Яэллина посвятили в рыцари?

— В тайне. Никто не знал. Генри хорошо разбирался в алхимии, так что сумел наградить мальчика игрой теней, но при этом скрыть дар от посторонних глаз. Когда Яэллин прошел обучение, Генри отослал его обратно в Конклав. Там, на следующей лунной церемонии, его выбрал оракул Чризма.

— Тогда что ты имела в виду, когда сказала, что его «не совсем выбрали»?

Катрин облизнула губы.

— Они хорошо заплатили, чтобы Яэллин был выбран.

Тилар затряс головой — не отрицая возможность взятки, но от изумления, что сир Генри опустился до этого. Он знал, что порой богатые семьи устраивали подобным образом будущее своих отпрысков. Хотя