Прежде чем ответить, Гарри убрал их в карманчик жилета. Его лицо хранило бесстрастное выражение.

— Их дал мне отец, когда я сообщил ему, что отбываю в Лондон. Он сказал, что их подарил ему его отец с пожеланием купить себе намного лучшие часы, когда добьется успеха. Он вручил их мне с тем же напутствием.

— Но ты так и не купил себе часы?

Гарри покачал головой.

Поппи недоумевающее улыбнулась:

— Почему? Я бы сказала, что ты достиг гораздо большего успеха, чем требуется для покупки новых часов.

— Пока еще нет.

Поппи подумала, что он шутит, но в его выражении не было и намека на веселье. Озадаченная и заинтригованная, она задалась вопросом, сколько денег и власти ему требуется, чтобы он счел это достаточным.

Хотя, возможно, для Гарри Ратледжа не существует такого понятия, как «достаточно».

Она отвлеклась от своих мыслей, когда он вытащил из кармана плоский кожаный футляр.

— Это тебе, — сказал он, протянув его ей.

Ее глаза удивленно расширились.

— Спасибо, но в этом нет никакой необходимости. Я не ожидала… — Она открыла футляр. — О!

На бархатной обивке сверкало бриллиантовое ожерелье в виде гирлянды из цветов и листьев.

— Тебе нравится? — небрежно поинтересовался Гарри.

— Да, конечно, это… чудесно. — Поппи и вообразить не могла, что будет обладать подобными украшениями. Ее единственное ожерелье представляло собой жемчужину на цепочке. — Мне… мне надеть его сегодня вечером?

— По-моему, оно подходит к этому платью. — Гарри вытащил ожерелье из футляра, встал позади Поппи и застегнул его у нее на шее. От холодной тяжести бриллиантов и прикосновения его теплых пальцев Поппи пронзила дрожь. — Очаровательно, — промолвил он, задержав руки на ее плечах. — Хотя нет ничего красивее твоей обнаженной кожи.

Поппи уставилась в зеркало, не на свое вспыхнувшее лицо, а на его руки, казавшиеся смуглыми на фоне ее кожи. Они оба замерли, словно две фигуры, сделанные изо льда.

Он приподнял одну руку и осторожно, словно касаясь бесценного произведения искусства, обвел кончиком среднего пальца контур ее ключицы. Взбудораженная Поппи отстранилась и встала, повернувшись к нему лицом.

— Спасибо, — только и сказала она, положив руки ему на плечи.

Это было больше, чем она собиралась сделать, но что-то в выражении лица Гарри тронуло ее. Иногда в детстве она видела такое же выражение у Лео, когда он, пойманный на шалости, приходил к их матери с букетиком цветов или каким-нибудь маленьким подарком.

Гарри обнял ее и притянул к себе. От него восхитительно пахло, он был теплым и твердым под слоями шерсти, шелка и льна. Закрыв глаза, Поппи позволила себе наслаждаться поцелуями, которыми он осыпал ее шею. Ее охватило удивительное чувство безопасности. Они идеально подходили друг другу. Казалось, каждый изгиб ее тела соответствует его мужественным контурам. Она бы не возражала против того, чтобы стоять так и дальше.

Но Гарри пожелал взять больше, чем было предложено. Обхватив ее затылок ладонью, он запрокинул ее голову назад и прижался губами к ее губам. Поппи вывернулась из его рук, так что они чуть не столкнулись головами.

В глазах Гарри мелькнула ярость, словно она сделала что-то крайне несправедливое.

— Похоже, запрет на девичье жеманство снят.

Поппи выпрямилась со сдержанным достоинством.

— Не вижу никакого жеманства в том, чтобы увернуться от поцелуя, когда не хочешь целоваться.

— Бриллиантовое ожерелье за один поцелуй. Неужели это такая плохая сделка?

Ее щеки вспыхнули.

— Я ценю твою щедрость. Но напрасно ты думаешь, что можешь купить мои милости. Я не твоя любовница, Гарри.

— Конечно. Ведь любовница в благодарность за такое ожерелье охотно легла бы в постель, предлагая мне все, что я пожелаю.

— Я никогда не отказывала тебе в супружеских правах, — сказала Поппи. — Если хочешь, я прямо сейчас лягу в постель и сделаю все, что ты пожелаешь. Но не потому, что ты подарил мне ожерелье, как будто это часть сделки.

Гарри устремил на нее гневный взгляд.

— Вид тебя, распростертой на постели, как мученица на жертвенном алтаре, совсем не то, что я имел в виду.

— Тебе недостаточно, что я готова подчиниться? — поинтересовалась Поппи, начиная сердиться. — С какой стати я должна стремиться лечь с тобой в постель, если ты не тот муж, которого я хотела?

Не успели эти слова сорваться с ее губ, как Поппи пожалела о сказанном. Но было слишком поздно. Взгляд Гарри заледенел. Его рот приоткрылся, и Поппи приготовилась выслушать неприятную тираду. Но он повернулся и вышел из комнаты.

Подчиниться. Это слово, как оса, крутилось в голове Гарри и жалило.

Подчиниться ему… словно он какая-то омерзительная жаба, когда самые красивые женщины в Лондоне добивались его внимания. Чувственные, умелые, с ловкими ртами и руками, жаждущие удовлетворить его самые экзотические желания. Ему стоит только поманить, и любая явится хоть сейчас.

Когда его гнев достаточно улегся, чтобы он мог владеть собой, Гарри вернулся в спальню Поппи и сообщил ей, что пора спускаться к ужину. Она бросила на него настороженный взгляд и, казалось, хотела что-то сказать, но передумала.

«Ты не тот муж, которого я хотела».

И никогда не будет. Никакие хитрости и уловки не изменят этого факта.

Но он не намерен сдаваться. По закону Поппи принадлежит ему, и, видит Бог, на его стороне деньги. А об остальном позаботится время.

Обед имел огромный успех. Каждый раз, когда Гарри смотрел на другой конец длинного стола, он видел, что Поппи великолепно справляется. Она улыбалась, принимая участие в разговоре, и явно очаровала своих собеседников. Все произошло именно так, как Гарри и рассчитывал. Те самые качества, которые считались недостатками у незамужней девушки, вызывали восхищение в замужней женщине. Острые замечания Поппи и удовольствие, которое она получала от оживленной дискуссии, делали ее куда более интересной, чем кроткая светская барышня с потупленными глазками.

В фиолетовом платье, со сверкающим ожерельем на стройной шее и пламенеющими волосами, она была ослепительна, Природа щедро одарила ее красотой. Но именно улыбка делала Поппи неотразимой, теплая и сияющая, она согревала душу.

Жаль, что она не улыбается так ему. Хотя вначале улыбалась. Должно же быть что-то, что заставит ее снова проникнуться к нему симпатией. У всех есть слабости.

А пока Гарри ничего не оставалось, кроме как следить украдкой за своей прелестной и далекой женой, упиваясь улыбками, которые она дарила другим.

На следующее утро Гарри проснулся в обычное время. Он умылся, оделся и сел завтракать с газетой, поглядывая на дверь Поппи. Но ее не было видно. Он решил, что она еще спит, потому что они поздно легли накануне.

— Не будите миссис Ратледж, — велел он горничной. — Пусть отдохнет.

— Слушаюсь, сэр.

Гарри позавтракал в одиночестве, пытаясь сосредоточиться на газете, но его взгляд притягивало как магнитом к закрытой двери Поппи.

Он привык видеть ее по утрам. Ему нравилось начинать день в ее обществе. Но вчера вечером он вел