– Я знаю, о чем ты спрашивала.

– Меня не заботит…

– Мой ответ – нет. Я не встречал женщины, которая могла бы надолго заинтересовать меня. Устроить любовницу в шикарном доме, исполнять ее капризы и показываться с ней на людях – все это накладывает на меня определенные обязанности, которые мне в тягость.

– Да поможет небо той женщине, на которой вы решите жениться, – сказала Мира грубовато. – Одной- единственной женщины никогда не будет достаточно для вас.

– О, я не согласен. Я намерен прекратить все свои флирты после женитьбы. Раз я требую от жены абсолютной верности, то должен так же строго судить себя, как ты думаешь?

– Да. Я думаю, это очень.., очень…

– Практично, – сказал Алек пока она подыскивала нужное слово. – Гораздо удобнее, не говоря уже о том, что менее накладно, чем содержать и жену, и любовницу. Но это обстоятельство очень осложняет задачу поиска подходящей женщины.

Мира была обеспокоена, что разговор принял такой оборот.

«Очевидно, – думала она с грустью, – что я совсем не та женщина, на которой мог бы жениться такой человек. Но если бы я захотела стать чьей-то любовницей, тогда.., нет ничего ужасного в том, если этим мужчиной будет Алек. Это было бы совсем неплохо».

– Представляю себе: ваши стандарты, должно быть, поразительные, – заметила она без оптимизма.

– Поразительны, но не недостижимы. Я очень справедлив. – Его улыбка была насмешливой. – Если бы не твой характер, твое темное прошлое и твоя привычка хмуриться со мной, ты, вероятно, была бы первой претенденткой.

Почему он так любит дразнить ее?

– Не знаю, почему я разговариваю с вами, – коротко сказала Мира.

– Зато я знаю. Потому что – и это главная причина – я не осуждаю тебя за то, какая ты есть. Потому что я сделан из того же теста, и, кроме того, мы очень подходим друг другу.

Мира не знала, плакать ей или смеяться. К несчастью, он не знает, что на самом деле она собой представляет – дочь проститутки. Сделаны из того же теста? Даже если это правда, все равно между ними слишком много различий. Они две противоположности во всем. Она уже открыла рот, чтобы заявить об этом, но Алек перебил ее.

– Не трудись опровергать мои слова. У тебя живой ум, ты умеешь уловить сущность тех людей, кто тебя окружает.

То же происходит со мной. Многих людей ты в действительности не уважаешь.., так же, как и я.

– Вы, очевидно, не уважаете меня, иначе не разговаривали бы так грубо, – ответила Мира; ее глаза горели. – Если в вашем понимании симпатия заключается в перечислении списка моих недостатков…

– Но это не недостатки, моя драгоценная крошка. Я делаю тебе комплименты.

– Лучше бы вы перестали оскорблять меня и говорить, что делаете комплименты, или делать комплименты, более похожие на замаскированные оскорбления!

– Если мое общество начинает утомлять тебя, ты всегда можешь уйти, – предложил Алек и рассмеялся, потому что Мира именно так и поступила.

Часы пробили одиннадцать. Мира сидела за туалетным столиком на изящном стуле с изогнутой спинкой, опираясь подбородком на ладонь. Пламя свечи отражалось в зеркале, освещая ее лицо и красное дерево столика. В зеркале она видела неясные очертания предметов в струившемся через окно свете звезд. Комната в башенке была изящно, по-женски, обставлена: мебель белого цвета, стены – в розовых тонах с замысловатым орнаментом, складки занавесок и драпировок. Платья и накидки висели в шкафу красного дерева, перчатки и шляпы – в инкрустированном шкафчике.

Это была светлая и просторная комната, заполненная всевозможными безделушками, фарфоровыми фигурками, вышивками с китайскими орнаментами. Было время, когда она даже не могла представить себе такое место, не могла вообразить себя среди такой роскоши. Пушистые полотенца, натертые воском дубовые полы, щетки для волос с ручками из слоновой кости – все это было неизвестно Мире.

Живя с Розали и Рэндом Беркли в Шато д'Анжу, она впервые ощутила вкус к такой жизни. Вместо того чтобы бояться этого нового для нее мира, она легко вошла в него. Она была любознательна и обладала острой памятью; обучение для нее никогда не было проблемой. Она быстро усваивала язык и новые знания, она училась изысканным манерам до тех пор, пока они не стали ее второй натурой. Имея достаточно свободного времени. Мира могла приспособиться к любой ситуации. Это было необходимое качество. Если бы она не умела этого, она не выжила бы в среде, окружавшей ее раньше. Кем она только не была – актрисой, горничной, компаньонкой, любовницей. Какие еще роли ей придется играть в будущем? Время покажет.

С любопытством она смотрела в зеркало на свое отражение, пытаясь понять, почему Алеку Фолкнеру удается так просто читать ее мысли по лицу. Когда она взглянула в большие темные глаза, отражение словно растаяло; она видела только лицо брата, глаза брата. У них были разные отцы, однако все находили, что они с Гийомом похожи, как близнецы.

Мира закрыла глаза и сжала пальцами виски, но образ Гийома не исчезал. Темные глаза, блуждающая улыбка, в которой было все – дружелюбие, лукавство и добрый юмор; слегка вьющиеся надо лбом волосы, такие темные, что казались абсолютно черными. Как странно сознавать, что уже прошли годы, как они расстались. Как странно ей было узнать, что брат, который всегда казался таким мудрым и понимающим, оказался таким жестоким в своей алчности, беспощадным в отчаянии. Мира понимала, что его обуяла жажда легких денег, но не могла простить ему последствий, на которые его толкнула эта жажда. Приносить несчастья другим людям – мерзкое занятие, и она была столь же виновата, как и он. Но намеренно ломать людские жизни – непростительно… Гийом знал не хуже Миры, что разлучить Рэнда Беркли и Розали – значит мучительно и беспощадно разрушить их жизнь.

– О Гийом! – произнесла она, вставая из-за туалетного столика и задувая свечу. – Что стало с тобой? Где ты сейчас?

Мира не могла перестать любить своего потерянного брата. Даже узнав, какие страшные поступки он совершил, ее чувства остались нерушимыми, хоть и немного пошатнулись.

Она не сразу заснула, лежала с открытыми глазами, глядя в темноту, пока мрак ночи не сгустился за окном. Но даже во сне ее преследовали тревожные видения. Ей снилось, что они с Розали сидели в старом заросшем саду, пахло папоротником и дикими розами, теплые лучи солнца падали на шею, а они что-то вместе читали. Розали улыбалась светло и открыто, ее глаза были такого ярко-голубого цвета, какой только можно представить.

– Ты так много занимаешься, – тепло произнесла Розали и указала на большой отрывок. – Прочти теперь вот это.

Мира, счастливая, склонилась над книгой. Вдруг она услышала приглушенный звук шагов и зловещий шелест листьев. Подняв голову, она увидела, что Розали исчезла. Сад был зелен, тих и совершенно пуст. «Розали! Где ты?» – пыталась крикнуть девушка, но не могла произнести ни слова. В пугающем молчании она вскочила на ноги. Гийом! Это он похитил Розали!

Мира побежала, с трудом передвигая ноги, тяжелые, будто к ним привязаны гири. В отчаянии она удвоила усилия.

Вдруг она споткнулась, но огромные руки крепко схватили ее за плечи.

– Что случилось с Розали? Где она? – прорычал голос ей в ухо.

Мира смотрела прямо на Рэнда Беркли. Его лицо с резкими чертами и золотыми глазами было искажено гневом.

Она сжалась от страха, не в силах говорить. Беркли толкнул ее на землю, и она почувствовала, как падает, падает вниз, как камень, брошенный в пруд. Она хотела за что-нибудь ухватиться, но неожиданно сцена переменилась, и она оказалась у подножия высокого холма. На его вершине она увидела Беркли и Гийома, скрестивших клинки. Услышав звон металла и увидев блеск горящих на солнце лезвий, испуганная Мира почувствовала, как слезы текут по лицу и шее. Карабкаясь на холм, она открыла рот, чтобы окликнуть их, но не могла произнести ни звука. Противники не обратили на нее никакого внимания, когда она приблизилась. Резким уверенным движением клинка Гийом пронзил грудь Беркли. Рэнд упал, его большое