сверкнули.

– Подлец! – бросила она ему сердито. Стоявший рядом флегматичный солдат услышал это, и в его глазах промелькнул огонек. Фрер с досады закусил толстую губу, он намеревался проводить девушку в кают-компанию, но Сара Пэрфой, подхватив ошеломленную Сильвию, проскользнула в каюту своей госпожи и, презрительно рассмеявшись, захлопнула за собой дверь.

После того как орава арестантов была благополучно загнана в свое логово, где и расположилась ко сну в отведенном им милостью правительства пространстве из расчета по шестнадцать дюймов на человека, еще несколько урезанном небольшим размером корабля, маленькое общество собралось в кают-компании, где оно обычно приятно проводило вечера. Миссис Викерс, обладавшая поэтической и музыкальной натурой, пела под аккомпанемент гитары. Капитан Блант был веселый, немного грубоватый человек. Военный врач Пайн обожал рассказывать занимательные истории. Если Викерс казался временами скучноват, то Фрер был всегда оживлен. К тому же отличная сервировка стола, хорошие обеды, табак, вист, музыка и бренди способствовали тому, что душные вечера пролетали с такой быстротой, о которой не могли мечтать полулюди-полузвери, заключенные в арестантской, где они спали по шести человек на нарах длиною в пять футов и три дюйма. Однако в этот вечер общество в кают-компании скучало. Обед прошел вяло, и разговор не клеился.

Когда здесь появился старший помощник капитана Бест и занял свое место за столом, капитан обратился к нему с вопросом.

– Как там насчет бриза, Бест? – спросил его Блант.

– Никаких признаков, сэр.

– Что за несносный штиль, – сказала миссис Викерс и хихикнула. – И так уже целую неделю. Я не ошиблась, капитан Блант?

– Тринадцать дней, мэм, – буркнул Блант.

– Однажды у нас на борту «Гремучей змеи», у берегов Короманделя, вспыхнула чума, – бодренько начал Пайн.

Но капитан Блант поторопился перебить рассказчика, предложив Викерсу стаканчик вина.

– Спасибо, больше не могу, – отказался тот. – У меня ужасная головная боль.

– Головная боль? Хм, немудрено, неприятностей с этим народом не оберешься. Так перегружать корабль просто бессовестно. У нас на борту более двухсот душ, а место рассчитано только для половины.

– Более двухсот душ? Не может быть, – возразил Викерс. – Ведь это идет вразрез с Королевскими предписаниями…

– У нас на борту сто восемьдесят арестантов, пятьдесят солдат и тридцать человек команды. Да мы, еще с вами в этой кают-компании… Посчитайте, сколько всего человек? – Да, на этот раз несколько тесновато, – поддержал его Б ест.

– Но это же совсем неправильно, – с важным видом начал Викерс. – Это совершенно неправильно. Согласно Королевским предписаниям…

Для общества, собравшегося в кают-компании, разглагольствования Викерса казались еще более невыносимыми, чем бесконечные анекдоты Пайна, поэтому миссис Викерс поспешила изменить тему разговора.

– Скажите, мистер Фрер, вас не тяготит эта ужасная жизнь? – спросила она.

– Еще бы! Это не та жизнь, о которой я мечтал, – ответил Фрер, проведя веснушчатой рукой по жестким рыжим волосам. – Но я стараюсь извлечь из нее все, что возможно.

– Вы правы, – ответила миссис Викерс приглушенным голосом, как подобает говорить о несчастье, всем хорошо известном. – Внезапно лишиться такого состояния – это было для вас большим ударом!

– Да, разумеется, но самое нелепое заключается в том, что ровно через неделю после смерти дядюшки этот негодяй Ричард, которому досталось все состояние, отправился в Индию, и в день похорон мужа леди Дивайн получила от сына письмо, в котором он сообщал, что отплывает в Калькутту на корабле «Гидасп» и в Англию больше не вернется.

– Вот как! Скажите, а у сэра Дивайна не было больше детей?

– Нет, никого, только этот таинственный Дик, которого я никогда не видел, но который должен меня ненавидеть.

– Боже мой, боже мой! Эти семейные распри – ужасная вещь! Бедняжка леди Дивайн! Потерять в один день и мужа и сына!

– Это еще не все. На следующее утро ей принесли весть об убийстве ее двоюродного брата. Вам известно, что мы в родстве с Беллазисами? Отец моей тетки был женат на сестре второго лорда Беллазиса.

– Да, да, конечно, я знаю. Какое ужасное убийство! Скажите, вы уверены, что его совершил тот молодой арестант, на которого вы нам указывали?

– Присяжные разошлись во мнениях, – ответил Фрер, усмехнувшись. – Но вряд ли у кого другого нашлись бы мотивы для совершения этого преступления. Пожалуй, я выйду на палубу покурить.

И как только широкая спина Мориса Фрера исчезла за дверью салона, доктор Пайн обратился к капитану Викерсу:

– Ума не приложу, что заставило старого скрягу Дивайна попытаться лишить своего единственного сына наследства в пользу этого молодчика Фрера?

– Вероятно, какие-то сыновние шалости за границей, – люди, которые сами сколотили свое состояние, всегда нетерпимы к расточительности. Но все обернулось весьма неудачно для Фрера. Правда, он грубоват,