криком, особенно по ночам. Но с этим приходилось мириться. История с Фроськой еще не забылась…

Чуня выбежала на лестничную площадку, помедлила в нерешительности, а затем стремглав кинулась вниз по лестнице.

— Стой, Чуня! Куда ты? — закричал Глеб, сбросил ранец и побежал за ней.

На площадке между седьмым и шестым этажами он уже почти настиг ее. Но Чуня, испуганная непривычной обстановкой и топотом Глебовых ног, помчалась еще быстрее. Внизу, у входных дверей, она заметалась, не решаясь выскочить на залитую светом улицу. Но, оглянувшись на Глеба, кричащего и размахивающего руками, шмыгнула в раскрытые двери подъезда. Глеб помчался за ней. Краем глаза увидел невдалеке Вовку и с ним еще двух пацанов.

— Вовка! — успел он крикнуть на бегу. — Держи Чуню!

Чунин хвост мелькнул уже за углом. Совсем, видно, потеряв от страха голову, кошка понеслась наискосок через площадь. Глеб летел как ветер. Вот уже почти настиг Чуню. Пытается схватить, но в самый последний момент она меняет направление, и он только касается пальцами ее шерсти. Чуня делает еще несколько прыжков, уже не таких стремительных, и Глеб, пользуясь ее замешательством, падает на нее и накрывает сверху. В пылу погони он даже не заметил, что находится уже на проезжей части улицы. И тут же раздается визг и скрежет тормозов. Глеб успевает повернуть голову — и видит летящую на него с высоты чудовищную, многотонную груду металла. И хотя длилось это падение не больше секунды, много событий и много лиц пронеслось в его стынущей от ужаса памяти. В том числе — глазастое лицо Лога на телевизионном экране.

— Лог! — беззвучно прошептал одними губами Глеб, и тяжелая обморочная темнота разом обрушилась на него, не оставив места ни для чего другого…

Последнее, что он услышал — громкий, неестественно громкий и протяжный крик: «Гле-е-еб!!!»

Глеб открыл глаза и увидел над собой лицо дяди Гарика. Но не такое, как обычно, а серьезное и встревоженное.

— Ну, как дела? — спросил дядя Гарик, и улыбка на этот раз получилась у него совсем невеселой.

— Ничего, — ответил Глеб, удивляясь тому, что лежит в гостиной на диване. Главное, совершенно не помнит, как он сам и тем более дядя Гарик здесь оказались. Чувствовал он себя в самом деле ничего, только голова немного кружилась. Да еще слабость какая-то по всему телу расползлась. — А что случилось?

— Ты… ты совсем ничего не помнишь? — не сразу ответил дядя Гарик.

— Чего не помню? — не понял Глеб.

— Ну, что… про историю с Чуней, например.

Глеб попытался вспомнить, что было с ним до этого. Вспомнил, как ходил с дядей Гариком в парк, как на автодроме катался, мороженое ел. Потом отказался от прогулки на катере и пошел домой. Дверь долго не мог открыть… И все. Дальше — точно провал в памяти. Соображал Глеб хорошо, но мысли в голове были неповоротливые и вялые. Так бывает утром, когда не выспишься, а мама уже будит. Но почему дядя Гарик о Чуне речь завел?

— А какая, вы говорите, история с Чуней?

— Так, это я к слову сказал, — ушел от ответа дядя Гарик. — Может, еще немного поспишь?

«Еще». Значит, он спал? Пришел домой, лег на диван и заснул? Дядя Гарик с Димой вернулись, а он спит. И дверь, наверно, забыл закрыть — как бы иначе они в квартиру попали? У Димы ведь ключей нет. Странно все, однако…

— А Дима где?

— Как на катере мы собирались покататься, помнишь? — осторожно спросил дядя Гарик.

— Помню, — пожал плечами Глеб. Как же ему не помнить — это ведь не год назад было.

— Ну вот и хорошо, — вздохнул дядя Гарик (почему это хорошо?). — Не стали мы кататься без тебя. К тому же Дима… ну, в общем, одного человека в парке встретил.

— Знаю, какого он человека встретил, — улыбнулся Глеб. — Веру свою, небось.

— От тебя, вижу, не скроешься, — тоже улыбнулся дядя Гарик. — А вообще, Глеб, с тобой не соскучишься!

— С вами тоже.

Сказал — и сразу смутился. Не подумал. Хотел как лучше, а получилось… Нехорошо получилось. Не обиделся дядя Гарик? Нет, не обиделся — засмеялся, встал с дивана и сказал:

— Ты пока полежи, поскучай немного, а я пойду чай приготовлю. Тебе сейчас хорошо крепкого чаю выпить. Только ты не вставай, пожалуйста, я быстро.

Дядя Гарик ушел, а Глеб полежал немного и тоже в кухню направился. Почему он должен лежать? Не больной ведь!

Дядя Гарик в чайник воду наливал. Увидел Глеба — и лицо у него снова неспокойным сделалось. Видно, что не понравилось ему Глебово на кухне появление. Но он ничего не сказал, спросил только:

— Голова не кружится?

Голова у Глеба не кружилась, но, чтобы дядя Гарик не волновался, он сел на табуретку. Рядом, на другой табуретке, спала Чуня. Глеб вдруг подумал, что должен помнить какую-то историю с Чуней.

— А у вас во Львове есть кошка? — спросил он дядю Гарика.

— Есть, — отвечает тот. — И кошка и собака.

— И как они уживаются?

— Ничего, дружно живут, даже скучают друг без друга.

— Вы любите кошек, собак… вообще, животных всяких?

— Люблю.

— Я так и знал, что любите. Потому что вы добрый.

— По-твоему, если человек не любит животных, так обязательно злой?

— Злой, конечно.

— Напрасно так думаешь. Я знаю много хороших людей, которые совершенно безразлично к ним относятся, а некоторые и в самом деле их не любят. Тут дело в другом. Не любишь — не люби, никто не заставляет. Но мучить их, бить, издеваться… Они же верят нам, людям, думают, мы им поможем, защитим. Потому и называются домашними. Им без нас почти невозможно выжить, а мы…

Глеб хорошо понимал, о чем говорил дядя Гарик. Не один раз приходилось ему видеть собак и кошек, выброшенных хозяевами, с перебитыми лапами. Да и не только лапами. Возле дома он часто видит одну кошку, ей кто-то хвост отрубил. Ребята поговаривали, что это Игорь «развлекается». Жаль, выследить не удалось. Игорь хитрый — пакостит, когда никто не видит. Но вот что он кошек в фонтан бросает — это точно. Глеб с Вовкой своими глазами видели. Подбежали к нему, а он смеется:

— Вы чего? Жара ведь какая — пусть прохладится. Поплавает немного — и вытащу.

Глеб и Вовка ни сказать ничего не успели, ни сделать, потому что подбежала какая-то девушка, босоножки сняла, в фонтан забралась, кошку из воды взяла, к себе, мокрую, прижала, а им сказала:

— Ну и мрази же вы! — И пошла от них с кошкой в руках.

Глебу до сих пор обидно, что девушка подумала, будто он и Вовка с Игорем заодно. А Игорь — в самом деле мразь! — еще вслед ей рожу скорчил и крикнул:

— Кошачья мама!