—
Однажды, вернувшись домой с работы, мы с мамой застали тебя сидящим на диване и льющим горькие слезы. Перед тобой лежал неподвижный Буратино. Ты его нашел в самом потайном углу шкафа, куда мы прятали его от тебя, надеясь, что ты никогда не проникнешь туда. Однако, напрягая все свои силы, ты залез в шкаф и, роясь, вдруг наткнулся на Буратино.
«Буратино!» — закричал ты радостно. Ты думал, что, увидев тебя, Буратино сразу подскочит, запоет своим тоненьким голоском, залезет тебе на плечо, начнет шептать сказку.
«Буратино, встань… Буратино, ты спишь?..»
Ты горько заплакал: «Буратино не хочет со мной разговаривать… Буратино не хочет проснуться!..»
Мы, конечно, могли мигом воскресить Буратино. Но было ясно: он уже никогда не смог бы стать твоим воспитателем. Ты начал бы сдирать его с руки, и он, этот человечек, создавший тебе особый, сказочный мир, превратился бы в жалкую игрушку. Поэтому мы уложили его в коробку и сказали тебе: «Да, Буратино больше не проснется!..»
Хотя это не совсем правда. Буратино проснулся для тебя уже на всю жизнь, когда тебе принесли в подарок книгу о Буратино.
Ты становишься озорником, неуловимым, неудержимым.
С тебя нельзя сводить глаз.
Бабушка разыскивает тебя через каждые 2–3 минуты: ты можешь быть одновременно и в шкафу, и во дворе, и на столе, под столом. От тебя несколько раз спасали старинную швейную машину системы «Зингер», которой так дорожит бабуля. Ты сбросил с высокой подставки вазу с цветами, и если бы не наш с мамой уговор, был бы ею крепко отшлепан за это. Ты опрокинул огромный таз, наполненный виноградным соком, и на полу образовалось озеро, и если бы опять не наш уговор, за это последовало бы нравоучение папы.
Ты жил бурной жизнью мальчика, рос таким, о каком пишет английский писатель Алан Бек:
«Мальчик — это правда с грязным лицом, красота с порезанным пальцем, мудрость с вареньем в волосах и надежда будущего с лягушкой в кармане.
Когда вы хотите, чтобы он произвел хорошее впечатление, его мозги превращаются в желе, или же он становится дикарем, садистом из джунглей, стремящимся уничтожить весь мир и себя вместе с ним… Мамы любят их, маленькие девочки ненавидят, взрослые игнорируют, а небеса защищают».
Неужели педагогика в конце концов не обнаружит надежный метод, применив который станет возможным донести до твоего понимания и до понимания миллионов мальчишек, тебе подобных, — как опасно для жизни делать глупости на каждом шагу?
Жизнь на волоске — вот какая жизнь у мальчиков.
Ты шаришь в ящиках. Слышишь мамин голос:
«Что ты там делаешь?» — «Ничего!».
Ты достаешь ножницы. «Что ты там ищешь?» — «Ничего!».
Идешь с ножницами к аквариуму и пугаешь ими рыбок.
«Что ты там стучишь?» — «Ничего!».
Затем суешь ножницы в штепсель, раздается страшное «ткац», выключается электричество, в квартире становится темно. Мама вскрикивает и бежит к тебе, задевая по дороге стулья и с грохотом отбрасывая их, у бабули сердце уходит в пятки, она начинает кричать, бегут соседи. Кто-то смог включить электричество. Ты, весь синий, лежишь на полу, приходишь в себя, жжет руку, начинаешь плакать, а мама теряет сознание…
Соседка ведет тебя в школу (ты уже начал ходить в подготовительный класс) вместе со своей дочуркой. Надо пересечь узкую улочку. Но вдруг, увидев на другой стороне улицы своего товарища, ты вырываешь руку и с радостным криком перебегаешь улицу. Надо же было: тут же из-за угла вывернула машина. Раздаются крики прохожих. Слышится страшное шипение внезапно заторможенной машины. Выскакивает водитель и бросается к тебе. Ты лежишь на спине, ноги раскинуты, правое колесо машины заторможено посредине ног, выше колен, оно только задело штанишки и кожу на левой ноге… Но тебя оберегали не только небеса.
Дядя пригласил нас к себе показать нам реку Алазани. Она небольшая, но быстрая, в некоторых местах глубокая. Мы идем вдоль реки. Мы любуемся цветами, фазанами, ты собираешь камешки. «Не подходи близко к берегу, иди рядом с нами!» Эти приказы раздаются время от времени. Ты как будто подчиняешься. Но вдруг сползает край берега под твоими ногами, и через секунду быстрый поток реки захватывает тебя. Дядя сразу же бросается в воду и спасает тебя, испуганного и наглотавшегося воды.
Был и такой случай.
Раз ты взял раскрытый зонтик, который лежал на балконе, и собрался спрыгнуть со второго этажа. Для тебя зонтик был парашютом.
«Стой, не смей!» — закричала бабуля. Ты поспешил выполнить намерение, но бабуля подоспела, вцепилась в тебя.
«Глупый мальчик… Глупый ты мальчик!» — рыдала она. В то время ты увлеченно рисовал парашюты. Только на шести твоих рисунках, которые ты мне подарил и которые хранятся у меня до сих пор, я сосчитал тридцать раскрытых парашютов.
Вспоминаю еще, с каким удивлением ты наблюдал в парке, где было много развлечений, за прыжками с вышки на парашюте. Было ли это причиной твоего несостоявшегося полета — прыжка со второго этажа?
Вместе с небесами тебя хранили бдительность бабушки, возгласы матери и мужской разговор отца, спасали тебя бдительность и незамедлительность людей, которые приходили на помощь.
Сколько у тебя жизней? Трудно сосчитать. У каждого мальчика, мне кажется, по крайней мере два- три десятка жизней. И пока нет в нашем распоряжении универсального способа внушить им, детям, быть предусмотрительными, так и хочется крикнуть во весь голос, чтобы услышали все-все:
«Дорогие взрослые, нет чужих детей, все дети наши! Пожалуйста, заботьтесь о них, спасайте от возможных прискорбных последствий их шалостей!»
Во дворе много детей. Ты тоже рвешься во двор поиграть. Но там старшие мальчики отняли у тебя велосипед и не дают покататься. Ты начинаешь орать, возвращаешься домой, жалуешься:
«Все они плохие… я не хочу играть с ними!»
Что нам делать? Отнять у мальчишек велосипед и вернуть тебе, а им пригрозить, чтобы больше не смели?
Бабушка так и готова была поступить, но я — против.
