Курской епархии сначала принял в число братии 16 иноков–афонцев, а потом стал называть их»еретиками»и обращался с просьбой к светскому начальству о высылке их из пустыни на родину по этапу, что и было исполнено. Один из афонских монахов, умирая, пожелал причаститься; послали за священником, который отказался его напутствовать, сказав, что грешно молиться за»еретика». И таких случаев было несколько [1612].

По возвращении архиепископа Никона с Афона Святейший Синод несколько раз назначал и переносил дату слушания его доклада. Газеты конца июля–начала августа 1913 года писали о разногласиях в среде иерархов по вопросу об имяславии: среди сочувствующих афонскому движению называли епископа Полтавского Феофана (Быстрова) и епископа Саратовского Гермогена (Долганова) [1613]. Сообщается и о разногласиях внутри Святейшего Синода по поводу действий архиепископа Никона на Афоне:«На частном совещании иерархов, как говорят, раздавались даже голоса о необходимости выхода архиепископа Никона из числа присутствующих членов Синода» [1614]. Первоприсутствующий член Синода митрополит Владимир якобы высказывался в том смысле, что»нужно было отнестись к вопросу с полным вниманием и против убеждений бороться убеждениями же и текстами Священного Писания, а не штыками, так как штыки могут создать из еретиков мучеников и таким образом вместо прекращения ереси деяния епископа Никона могут только способствовать перенесению ее в Россию» [1615].

Доклад Никона, которого синодалы так долго ожидали, был сделан лишь 21 августа, спустя более месяца после его возвращения с Афона [1616]. Главным аргументом Никона в защиту необходимости силового решения была угроза греков изгнать с Афона всех русских монахов, если немедленные меры против»еретиков»не будут приняты [1617]. Затем Синод заслушал доклады С. В. Троицкого и архиепископа Херсонского и Одесского Назария [1618].

Результатом слушаний в Синоде стало Определение от 27 августа за № 7644»о пересмотре решения Святейшего Синода относительно имябожников» [1619]. В Определении, в частности, предлагалось»усвоить последователям нового лжеучения наименование имябожников, как наиболее соответствующее содержанию их учения»; направить Послание Святейшего Синода Вселенскому Патриарху Герману V»с просьбой произвести канонический суд над упорствующими, подчиненными его духовной власти, а раскаявшихся разрешить Российскому Святейшему Синоду принимать в церковное общение»;«по получении ответа от патриарха иметь суждение о дальнейших мерах, касающихся упорствующих имябожников»;«поручить миссионерам и священникам тех приходов, где проживают имябожники, принять меры к предупреждению распространения ими своего лжеучения и увещания их»; в случае желания кого?либо из имябожников принести чистосердечное раскаяние»предоставить таковому обратиться к игумену ближайшего монастыря или местному священнику», который должен произвести тщательное испытание его и»на исповеди, не разрешая его, предложить ему подписать отречение о ереси», о чем затем донести письменно епископу; епископ может предоставить право»разрешить такового от греха ереси и противления Церкви», допустить к причастию и поступлению в»тот монастырь, куда примут», при условии строгого надзора со стороны настоятеля и духовника;«препроводить к епархиальным преосвященным алфавитные списки высланных и добровольно приехавших в Россию имябожников для рассылки этих списков настоятелям монастырей с запрещением принимать в монастырь упомянутых в списках лиц без особого разрешения епархиальной власти» [1620].

Для тех из монахов–имяславцев, которые пожелают»принести чистосердечное раскаяние», Синодом была составлена специальная»Форма обещания для возвращающихся к учению Православной Церкви имябожников», которую каждый из них должен был подписать. Составленная в оскорбительном для имяславцев тоне,«Форма»содержит, в числе прочего, осуждение книг схимонаха Илариона и иеросхимона– ха Антония (Булатовича):

Мы, нижеподписавшиеся, искренно сознавая, что впали в еретическое мудрование, приняв за истину ложное учение, будто имена Божий, особенно же имя Иисус, есть Сам Бог, и глубоко раскаиваясь в сем заблуждении, преискренне возвращаемся к учению православной Церкви, изложенному в грамотах Святейших Вселенских патриархов Иоакима III и Германа V, и в послании Святейшего Синода Всероссийской Церкви, всем сердцем приемлем и лобызаем оное учение, исповедуя, что святейшие имена Господа Иисуса Христа и все имена Божий должны почитать относительно, а не боголепно, отнюдь не почитая их Богом Самим, а только признавая Божественными, в полноте своего смысла единому Богу приличествующими, учение же, содержащееся в книгах»На горах Кавказа»монаха Илариона,«Апология»иеросхимонаха Антония Булатовича и им подобных, отметаем яко противное чисто православному учению Святой Церкви о именах Божиих, яко ведущее к суеверию, к злочестивому пантеизму или всебожию, самые же книги вышепоименованные отвергаем и верить оным отрицаемся. Во свидетельство же искренности сего нашего пред Богом покаянного исповедания благоговейно целуем Крест и Евангелие нашего Спасителя Иисуса Христа. Аминь [1621] .

Общественная реакция на афонские события

Афонские события лета 1913 года вызвали неоднозначную реакцию в церковных кругах. По газетным сведениям, не все члены Синода одобрили действия Никона на Афоне [1622]. Некоторые архиереи выступили с открытой критикой в адрес Синода: в частности, епископ Гермоген (Долганов) обвинил Синод в формально–бюрократическом отношении к проблеме [1623], а экзарх Грузии архиепископ Алексий возложил вину за разгром имяславцев на обер–прокурора Саблера,«внука лютеранского пастора», и присоединил свой голос к хору голосов, требовавших его отставки [1624]. Член Государственной Думы и Государственного Совета протоиерей А. Л. Трегубов заявил, что Никон в афонском деле вел себя нетактично: архиерей не должен был присутствовать при подобных разбирательствах [1625].

Разгром имяславцев на Афоне получил широкую огласку в прессе. На афонские события откликнулись практически все российские издания, — как правые, так и левые, как лояльно, так и критически настроенные по отношению к церковной власти, — причем почти все они, за исключением официальных органов Синода, осудили насильственное выдворение имяславцев с Афона, осуществленное при помощи военных [1626]. В негативной оценке действий российской светской и церковной власти на Афоне сходились такие полярные по своей направленности издания, как»Гражданин», редактируемый князем В. П. Мещерским, и лево–октябристская»Речь»П. Н. Милюкова [1627]. Единодушному осуждению подверглись действия архиепископа Никона, которые пресса называла»афонской экспансией» [1628],«набегом удалым»  [1629],«Ватерлоо архиепископа» [1630] и другими подобными выражениями.«Пожарная кишка»стала едва ли не постоянным атрибутом Никона [1631]. А газета»Голос Москвы»охарактеризовала деятельность Никона и Синода следующим образом:

Тяжелая синодально–бюрократическая машина работает полным ходом, пущены в действие все части ее механизма, но толку от этого получается мало. Очевидно, в неизведанных глубинах народной души народилось неизбывное стремление к правде, неудовлетворенное правдой Синодской<…>Великую трагедию переживает сейчас Церковь, и, что уж яснее всего<…>смертельной опасности не видят и не хотят видеть те, которые в силу обета должны стоять на ее страже<…>Для Синода победный марш епископа Никона знаменует торжество Православия, но для Церкви — это один из самых тяжелых, самых роковых ударов, когда?либо выпадавших на ее долю<…>[1632]

Подобных публикаций в ближайшие месяцы после изгнания имяславцев с Афона появилось великое множество. Синод внезапно оказался почти в полной изоляции: общественное мнение сразу же стало на сторону гонимых иноков. Архиепископ Никон, и без того не пользовавшийся любовью прессы, окончательно превратился в антигероя: на него обрушился поток обвинений.«На ужас всему миру, иерарх православной Церкви с солдатами, с пеной у рта, со словами проклятия и ненависти врывается в монастырь и оружием,