Пустых бутылок я в квартире не заметила, но вот насчет таблеток… Все же картонные коробки наводили на некоторые мысли.

– Думаешь, я наркоманка? – прямо спросила девица. – Если бы было все так просто! Впрочем, он скоро и до такого додумается, скажет, что я колюсь и за себя не отвечаю, еще в клинику насильно упрячет…

Внезапно она закашлялась, да так сильно, что на глазах выступили слезы.

– Да не бойся ты! – прохрипела она, видя, что я непроизвольно отстранилась. – Это нервное, у меня бывает… ничего, сейчас все пройдет…

– Может, тебе чайку выпить? – проговорила я, с тоской поглядывая на дверь. Кстати, из прихожей доносились возня и довольное повизгивание, у тех двоих дело было на мази.

– И то верно! – оживилась моя хозяйка. – Пойдем на кухню!

Вот на кухне у нее был полный порядок. Новые встроенные шкафчики, большой стол, вся бытовая техника хорошей фирмы. Очевидно, все это хозяйское, и появилось в результате ремонта. Но шкафы были совершенно пустые – пара кастрюль да пластмассовые банки с кофе и чаем, ну еще пакеты с крупой и сахаром.

– Меня Любой зовут, – представилась хозяйка, – ужас, до чего свое имя не люблю! Люба-Любушка, Любушка-голубушка, Любовь-Любаша… и так далее.

– Тебе ли жаловаться, – вздохнула я, – я вообще Василиса. Удружили родители, нечего сказать. Назвали бы какой-нибудь Таней или Маней, все лучше…

– Не говори! – подхватила Люба. – Мама думала, назовет дочку Любовью, так у нее в жизни будет много любви.

– Ну и как? – поинтересовалась я. – Сбылось?

– Какое там! – Она махнула рукой. – Ошиблась мама! Не жизнь у меня, а сплошная черная полоса!

– Ну, уж и сплошная… – усомнилась я, – так не бывает…

Между делом она выставила на стол две большие щербатые кружки, одну с отбитой ручкой, в простую фаянсовую сухарницу насыпала печенья, а сахар подала вообще в обычной стеклянной банке из-под маринованных огурцов.

Есть люди, которые на полном серьезе утверждают, что им совершенно все равно, из чего есть и пить чай. А также все равно, чем укрываться и занавешивать окна. Некоторые идут в таких утверждениях еще дальше и заявляют, что им все равно, в чем ходить – была бы одежда чистая и удобная. Но таких все же не очень много – выходя на люди, следует озаботиться своим внешним видом, чтобы не показывали пальцами и не крутили этими пальцами у виска.

Да и на работе существует дресс-код, начальник может сделать замечание. Так что в офисе эти люди одеты прилично, а дома можно полностью оттянуться – ходить в грязной майке и пузырящихся на коленях тренировочных штанах, шаркать разношенными шлепанцами, а для тепла надевать шерстяные носки обязательно с дыркой на пятке. И чай они пьют из битых кружек, и салат подают в эмалированном тазике. Никто же не видит!

Скажу сразу, я не из их числа. Я очень большое значение придаю сервировке и декору. И чай из таких битых чашек мне просто в горло не полезет!

Я посмотрела на Любу. Вроде бы с виду нормальная женщина, как же дошла она до жизни такой? Может, все-таки она пьет? Или с головой большие проблемы…

Кофе, разумеется, был растворимый, причем самой захудалой фирмы, вместо чая – дешевенькие пакетики, набитые трухой. Ну, это-то как раз понять можно – у человека трудный период, денег нету. С другой стороны, куртка на Любе была хорошей фирмы, только поношенная, ботинки тоже. И ошейник на собаке дорогой. Стало быть, хозяйка и собака знавали лучшие времена.

– Извини за такое скудное угощение, – сказала Люба, – чем богаты…

Я усовестилась – может, и правда у человека беда, а я тут злопыхаю насчет битых чашек…

– Вот ты смотришь на меня с подозрением, – начала Люба, отпив кофе, – я тебя понимаю, сама бы раньше от такой, как я, шарахнулась.

– Да я ничего… – промямлила я, едва не подавившись коричневым напитком, напоминающим кофе только по цвету.

Однако Любе нельзя отказать в проницательности. Хотя у меня вечно все написано на лице!

– Думаешь, чего я так испугалась того ведра? – продолжала Люба. – Вроде бы случайность… а отчего тогда тот парень пропал?

– Ну… испугался, что и правда ведром попал, и сбежал… – неуверенно сказала я.

– Ага, и как, интересно, он сбежал? По тросам только вниз спуститься можно. Или на крышу… А он снаряжение бросил, оно, между прочим, дорогое…

– Пересидел на крыше, пока мы не ушли, потом все собрал, – сказала я как можно увереннее. – Видит, две бабы горластые, да еще собаки, побоялся с нами связываться, вот и убежал!

– Ну, не знаю… – задумчиво пробормотала Люба, – может, и правда… Хорошо бы во всех случаях так разобраться.

– А ты расскажи! – опрометчиво предложила я. – Авось тебе полегчает…

Нет, ну отчего мне всегда больше всех надо?

Люба отпила кофе и начала обстоятельный рассказ, в котором, откровенно говоря, не было ничего интересного.

Родилась она в маленьком городке, провела там все детство и юность. Жили они с родителями в небольшом деревенском доме, с садом и огородом. В городке были консервный завод, механизированная колонна, где работало большинство мужского населения, две больницы, две школы, автодорожный техникум и медицинское училище. Мама Любы работала в больнице сменной медсестрой, папа водил грузовик.

Когда Любе исполнилось тринадцать лет, отец ее, севши за руль своего грузовика в сильном подпитии, не вписался в поворот на мокрой осенней дороге. Машина перелетела через ограждение и упала в старый песчаный карьер. Пожар удалось потушить быстро – вокруг оставалось еще много песка.

После смерти отца жизнь Любы не очень изменилась, только мама стала еще тише и молчаливее. Вдовство она приняла безропотно, в их городке почти все мужчины не доживали до пятидесяти. Одни, как Любин отец, по пьяному делу разбивались на машинах, другие травились некачественной водкой, третьи прощались с жизнью в результате пьяной драки. Кое-кто умирал от болезней, полученных в результате неумеренного потребления той же водки. Так что Любина мать быстро смирилась со своей судьбой – не одна она такая.

После окончания школы встал вопрос, куда деваться. Выбор у Любы был небогатый: либо – в медицинское училище, либо – ученицей парикмахера. Люба выбрала второе – не могла себе представить, что всю жизнь будет делать уколы и ставить клизмы.

Подружки после школы заторопились замуж – больше в городке было нечего делать. У Любы тоже имелся кандидат – парень из ее класса, его звали Витькой. Мама все вздыхала и говорила, что замуж ей рано. Пока раздумывали, Витьку призвали в армию. Простились по-хорошему, Люба обещала ждать.

Скучно было эти два года. Люба выучилась на парикмахера, работала потихоньку, ходила с подружками в кино и на дискотеку. Но себя соблюдала честно – раз обещала Витьке, что ждать будет, то надо слово держать. Он там жизнью рискует в горячей точке, ему тяжелее, говорила мама, хотя Витьку не слишком привечала.

В этом месте рассказа на кухню явились две наших собаченции. Вид у Бонни был довольный, Энджи тоже загадочно улыбалась. Вот интересно, что она все лыбится? Мне захотелось, как в старом анекдоте, предложить ей съесть лимон.

Бонни положил огромную голову на стол и аккуратно забрал из сухарницы два последних печеньица. Сам есть не стал, а предложил своей даме.

Я вытаращила глаза. Чтобы моя собака отказалась от какой-либо еды? Неужели это любовь?

Люба выпроводила собак за дверь и продолжала рассказ.

Через два года Витька вернулся – чужой и грубый. Рассказывал, сколько у него там было девиц, – врал, конечно, как теперь понимает Люба. Но тогда ей стало очень обидно. Поссорились, Витька начал пить – сначала от радости, что вернулся, потом просто так. В процессе гулянки какая-то сволочь расписала ему Любу такими красками, что Витька пришел в ярость. И главное, все ложь, а он поверил. Тут уж у Любы

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату