Шарлотта зарделась. Ее смутил тетушкин комплимент, но еще больше смутило то, что она все с большим нетерпением ждет предстоящей свадьбы.

– Как, по-вашему, турецкие бани когда-нибудь войдут в моду в Англии?

– Почему бы и нет? Даже у дикарей порой можно кое-что перенять, – нехотя признала леди Аделина, пригладив волосы, ставшие после мытья гораздо более яркими и блестящими. – Ощущения после такой бани, конечно, приятные, но боюсь, мы заплатим за удовольствие воспалением легких.

– А, по-моему, тут никто еще от воспаления легких не помер. И вообще, турчанки живут очень долго. Посмотрите, какие в бане дряхлые старухи.

– Шарлотта, дорогая! Леди никогда не произносит таких вульгарных слов, как «помереть», «старуха»… Ты должна выражаться изящно.

Леди Аделина машинально выговаривала Шарлотте, но чувствовалось, что думает она в этот момент о чем-то другом. Когда слуги понесли их домой, она взяла племянницу за руку и нервно кашлянула, подбирая нужные слова.

– Шарлотта, – произнесла тетушка, умирая со стыда, – вряд ли нам с тобой выдастся более подходящий момент для откровенного разговора, поэтому я думаю, сейчас самое время затронуть весьма нелегкую тему.

– Я вас слушаю, тетя.

Леди Аделина никак не могла откашляться.

– Я знаю, ты опасаешься некоторых… м-м… физических сторон супружества, моя дорогая. Тем более что мы в чужой стране, и вряд ли твой муж проявит сдержанность, свойственную англичанину. Я, конечно, никогда не была замужем и не могу точно сказать, что ожидает тебя в пятницу ночью, но я слышала от сестер, что это… не так уж и неприятно. Если… если ты закроешь глаза и будешь думать о чем-то другом, пока твой муж… э-э…

– Да, тетя, я понимаю, что вы имеете в виду, – торопливо подхватила Шарлотта.

Она и так места себе не находила при мысли, что ей придется лечь в постель с Каримом Александром, а тут еще и тетушка подливает масла в огонь. Видите ли, это будет не особенно неприятно!

– Я ничего не боюсь, – солгала Шарлотта, стараясь не вспоминать принца таким, каким она его видела в последний раз: темные глаза горят холодным огнем, надменное лицо непроницаемо, чуждо, загадочно. – Я вообще об этом не думаю. У принца столько наложниц, он вряд ли… ну…

– Может, ты и права, дорогая. – Леди Аделина старательно отводила взор, предпочитая разглядывать в щелку зевак, толпившихся на улицах. – Хотя… принц поразительно красив. Ах, будь он англичанином, я была бы совсем счастлива!

Шарлотта натянуто улыбнулась.

– Если бы луна была солнцем, дорогая тетушка, ночь превратилась бы в день.

– Нет, это неудачное сравнение. Луна и солнце – две разные вещи. А принц Карим – джентльмен, хоть и не имел счастья родиться в Англии.

Шарлотта в ответ промолчала. Тетушке незачем знать, что ее сейчас волнует совсем другое: и неважно при этом, джентльмен он или нет. Ну как сказать милой, добродетельной старой деве, что при одной мысли об объятиях принца Карима ее племянницу бросает в жар?

Мать эмира дожидалась возвращения праздничной процессии на помосте в большом зале. Ее окружали гостьи, присутствовавшие при обряде мытья невесты…

Мириам, дочь эмира, низко поклонилась бабушке и вприпрыжку подбежала к Шарлотте.

– Теперь начинается «ночь хны», – важно объявила она. – Так называется праздник, когда женщины гарема устраивают в честь твоей свадьбы пир и танцы. Мы постараемся, чтобы ты была сказочно красивой завтра утром, когда принц впервые увидит твое лицо.

Шарлотта чуть было не напомнила Мириам, что принц Карим уже не раз видел ее лицо. Но вовремя вспомнила про чувствительность женщин гарема и прикусила язык.

– Вот, посмотри! – радостно воскликнула Мириам. – Принц Карим прислал тебе свадебный наряд. Смотри, какое великолепие! Он хочет оказать тебе великую честь.

Шарлотта поглядела на прозрачные шаровары и кафтан, разложенные для всеобщего обозрения.

– Да, прелесть, – пробормотала она, стараясь загородить наряд своим телом, дабы леди Аделину не хватил апоплексический удар.

– Не прелесть, а чудо! – сурово возразила Мириам. – Принц Карим выбрал шелк цвета летнего неба и приложил к подарку записку. В ней выражается надежда, что его скромный дар подчеркнет красоту твоих небесно-голубых глаз. Как мило с его стороны, да?

– Да, – уныло согласилась Шарлотта. Женщины столпились вокруг наряда, богато расшитого золотом. Мириам взяла прозрачные шаровары, усыпанные блестками, и подняла их повыше, чтобы гостьи смогли все как следует рассмотреть. Женщины восторженно ахнули. Леди Аделина зажмурилась от стыда, но, вспомнив, что англичане славятся силой воли, все-таки удержалась от обморока.

Шарлотта же от наплыва противоречивых чувств словно окаменела, и молча сидела на почетном месте посреди комнаты: женщины, вероятно, привыкли иметь дело с безмолвными невестами и возбужденно тараторили, не обращая на нее ни малейшего внимания.

Когда турчанки, у которых явно отсутствовало понятие об интимных предметах женского туалета, как следует рассмотрели свадебный наряд и наахались в свое удовольствие, мать эмира подала знак Мари-Клер. Та почтительно поклонилась и поставила подле Шарлотты медный горшочек. В нем была ярко-оранжевая масса, источавшая сильный запах пряностей.

– Мне нужно это съесть? – пролепетала Шарлотта, от ужаса выйдя из оцепенения.

– Нет, – покачала головой Мари-Клер. – Ты должна спокойно сидеть и мило улыбаться, пока я буду мазать этим твои руки и ноги.