Шок, испытанный в это мгновение несчастным российским олигархом, не поддается описанию. Большего ужаса он бы не испытал, даже если бы его заставили бегать нагишом по пляжу, перемазанного патокой и обвалянного в перьях.

Василий, не перестававший мять в руках панаму, резко дернулся назад, натолкнулся ногами на диван и, не удержав равновесия, рухнул, сверху приземлилась пылающая от страсти старушка. Бедный Ползунов, прижатый сверху своей «возлюбленной», со съехавшими набок очками, беспрестанно взбрыкивал волосатыми ногами, обутыми в пляжные шлепанцы, дико мычал, лупил «барышню» по спине панамой и, наконец, сообразил схватить ее за бока и, приложив немало усилий, оторвать от себя. В момент отрыва прозвучал звук, который бывает в момент отрыва вантуза от фаянса.

– Милый, – выла старушка, протягивая к нему руки, – сольемся в экстазе! Возьми меня, возлюбленный мой!

Полотенце с барышни упало, и Василию пришлось немедленно зажмуриться. Худосочное создание, утратившее в пылу страсти и полотенце, и цветок, не переставало тянуть к «возлюбленному» наманикюренные когтистые лапки, стремясь вновь слиться с ним в пылком поцелуе. Василий пытался слезть с дивана, из последних сил удерживая на расстоянии вытянутых рук рвущуюся к нему обезумевшую особу. Наконец отчаяние возобладало. Поняв, что добром его из этого бунгало никто не выпустит, Василий, красный, потный, перепуганный насмерть, со звериным рыком отбросил от себя охваченную любовной страстью даму и кинулся к выходу. Он рвался к двери, как разъяренный тигр рвется из расставленной ловушки на волю.

– Обманщик! Коварный лжец! – завопила оскорбленная барышня, поняв, что поклонник вместо того, чтобы насладиться обрушившимся на него счастьем, собирается трусливо сбежать, и, издав вопль, переходящий в ультразвук, неожиданно ловко подпрыгнула и ухватила его за щиколотку. Ползунов, не ожидавший такой прыти, тут же рухнул как подкошенный, приложившись лбом о паркетные половицы, очки хрустнули, в голове раздался колокольный звон. «Возлюбленная», издав торжествующий вопль, вцепилась ему во вторую ногу.

Василий был близок к тому, чтобы малодушно воззвать о помощи, он с мольбой взглянул в глаза оскорбленной дамы, но прочитал там лишь несокрушимую решимость.

Протяжно завыв, бедняга перешел к открытой и действенной обороне. Брыкаясь изо всех сил ногами, он полз к входной двери, подтягиваясь на руках, цепляясь пальцами за неровности паркета, борясь за каждый сантиметр пути. Но и старушка не собиралась так просто расставаться со своей добычей, она впилась ногтями в ползуновские лодыжки и с воем тащилась следом. Наконец старания Василия увенчались успехом. Он попал сексуально озабоченной даме пяткой в глаз, она вскрикнула, ее руки разжались, и Василий, совершив нечеловеческий рывок, кувырком вылетел из бунгало. Пересчитав десяток ступеней, он кубарем выкатился на садовую дорожку точнехонько под ноги супруги, все еще беседовавшей с мадам Шульман возле проклятого бунгало.

Юля вышла из бунгало с твердым намерением забрать из ресторана сумку и сразу же вернуться назад. Но, дойдя до конца мостков, вдруг почувствовала острую потребность вернуться на место вчерашних событий. Ей казалось, что она должна попросить прощения у Тесс, проститься с ней. Непонятно, почему ей понадобилось делать это именно на месте убийства, но ноги сами понесли Юлю к SPA-салону.

Удивительно устроен человек. Вот сейчас она идет к месту смерти Тесс, подавлена и искренне переживает ее гибель, но в то же время не может не получать удовольствия от соприкосновения своих босых ступней с теплым белым песочком, с ласковыми мелкими волнами, накатывающими на лодыжки. Юля не могла не упиваться соленым вкусным воздухом, в котором такой любимый с детства запах моря смешивается с ароматами цветов и зелени. И при этом она ужасно корит себя за черствость и эгоизм.

Пройдя мимо трех бунгало, занятых салоном, Юля свернула на ту самую дорожку и, подойдя к месту вчерашнего происшествия, остановилась. Она сама не знала, чего ждала. Может, надеялась, что чувство вины и боль покинут ее, если она постоит здесь, каясь и моля о прощении? Она не знала. Но на душе легче не стало. Заслышав приближающиеся со стороны бассейна голоса, Юля быстренько вытерла глаза ладошкой и постаралась поскорее свернуть в другую аллею, чтобы ни с кем не столкнуться.

Слепо бредя мимо садовых бунгало, она буквально врезалась в Ирину Яковлевну. Пребывая в глубокой задумчивости, Юля завернула за очередной пышный, причудливо стриженный куст и налетела на ее могучее тело. Поняв, на кого она натолкнулась, Юля испытала глубочайший шок и совершенно растерялась. Она стояла и как дурочка хлопала глазами, глядя снизу вверх на надменно-недоумевающее лицо Ирины Яковлевны.

– Деточка, что с вами? – дошел наконец до Юлиного сознания ее трубный глас. Судя по всему, Ирина Яковлевна уже неоднократно пыталась что-то сказать.

– Простите, – пролепетала Юля, краснея, – сама не заметила, как задумалась. Добрый день, – искусственно улыбаясь, проговорила она, опасаясь, что Ирина Яковлевна может услышать стучавший в голове набат. «Убийца! Убийца!» – громыхало внутри Юлиной черепной коробки.

Но, видимо, душа этой женщины покрылась такой чудовищной коркой, что никакие угрызения и колокола в чужой голове не могли бы пробиться сквозь этот панцирь. Она продолжала, светски улыбаясь, рассказывать Юле о дне рождения Инночки, который внучка собиралась пышно отпраздновать, а теперь, из-за этого кошмарного происшествия, праздник будет совершенно испорчен. Детка весь день куксится, после завтрака заперлась в своей каюте и плачет. Но Игорек все же настоял на праздничном обеде. Горничную, конечно, жалко, но жизнь продолжается. К тому же они ее совсем не знали. И все в том же духе. Сейчас Ирина Яковлевна совершает свой ежедневный предобеденный моцион для поднятия аппетита, не желает ли Юлия составить ей компанию, а потом они захватят Василия, и все вместе отправятся на яхту, праздновать. Ирина Яковлевна протянула к ней свою огромную, унизанную перстнями длань, и Юля уже готова была завизжать дурным голосом, что никуда с ней не пойдет. Но тут из соседнего бунгало до них долетел какой-то непонятный шум, потом грохот и, наконец, отчаянный то ли вой, то ли рев.

Ирина Яковлевна опасливо взглянула на домишко и, уцепив-таки Юлю за локоть, хотела увлечь прочь. Но Юля предпочитала любые неожиданности прогулке с ней по пустынным дорожкам и поэтому уперлась обеими ногами, собрала волю в кулак и приготовилась дорого отдать свою жизнь.

Шульманша нервно озиралась по сторонам, как-то визгливо вопрошая, где весь персонал и что за ужас там творится. Юле же ужасно хотелось сказать Ирине Яковлевне, что настоящий ужас творится у них на яхте, и при этом она всячески пыталась высвободить свой локоть.

Когда это ей почти удалось, дверь бунгало вдруг с грохотом распахнулась, и оттуда, в сопровождении рева и визга, вылетело что-то крупное, очень красное и, не переставая вопить, скатилось по ступеням прямо к их с Ириной Яковлевной ногам. От страха они обе отпрыгнули в разные стороны, и Юля наконец-то освободилась от железной хватки ветерана медицины.

Когда Юля смогла взглянуть на то, что выкатилось к ним из бунгало, оно еще стояло на четвереньках, прикрывая руками большую лысую голову. Но что-то ее в этой фигуре интуитивно встревожило. Красная широкая спина, светлые шорты и лысина сами по себе еще ни о чем не говорили, но вот уши топориком… Додумать Юля не успела, так как на пороге бунгало появилась другая, весьма экзотическая фигура. В проеме, смело раскинув руки, появилась всклокоченная, абсолютно голая, тощая, сильно закопченная на солнце престарелая фурия. С синяком под глазом и следами множественных подтяжек на лице, это жуткое чудище, ощерив искусственные зубы, голосило, потрясая вслед выкатившемуся от нее типу тощим морщинистым кулачком и грозясь немедленно заявить на него в полицию, обвинив в попытке изнасилования.

Едва прозвучало ужасное обвинение, тип подскочил на месте и, приняв вертикальное положение, разразился ответной речью, из которой следовало, что если кому и надо предъявлять обвинение, так это ей, старой сушеной мартышке, у которой от климакса совсем башку снесло, а еще лучше сразу ее в психушку упечь, пока никто не пострадал.

Пока эти двое орали на весь отель пронзительными, визгливыми голосами, Юля мечтала только об одном – провалиться сквозь землю, ибо несостоявшийся насильник был не кто иной, как Василий.

Она с ужасом взглянула на Ирину Яковлевну. Та стояла, счастливо, плотоядно улыбаясь. Эта неприличная сцена доставляла госпоже Шульман ни с чем не сравнимое удовольствие. Не зная, куда деваться от стыда и кипя от злобы на этого лысого идиота, поставившего жену в столь постыдное