раж, мог и кнутом ожечь. Романов не обиделся, сел. «Борзого» в таком деле следовало слушаться. Слива вообще на дне съежился — чтоб сопротивление воздуха уменьшить, а заодно и под пулю не угодить.
Едва стало ясно, что расстояние между беглецами и преследователями сокращается, как спереди, из серой мути начали бить уже не в один, а в два ствола. Причем у кучера оружие было серьезное. Судя по звуку, 96-ой «маузер». И пули напарник «гулящей» клал профессионально. Первая высекла искры из поручня, вторая вырвала у коренника клок гривы.
— Лошадей завалит, гад! — крикнул Грайворона.
— Где у тебя карабин?
Но Слива уже совал поручику выдернутый из чехла «винчестер». По меткости у Романова в группе равных не было.
— Вбок возьми! — велел поручик.
Он собирался уложить пристяжную. Та очень кстати выгибала шею, к тому же была светлой масти — башка неплохо контрастировала с чернотой ночи.
«Маузер» успел пальнуть еще дважды. Вжикнуло хоть и близко, но мимо.
Хороший выстрел требует, во-первых, спокойствия. Нельзя думать о том, что враг может попасть раньше. Во-вторых, когда ведешь огонь с движущегося транспортного средства, стань его частью. В- третьих, если мишень тоже перемещается, возьми правильное опережение. Вот и вся наука.
Приклад на отдаче ткнулся в плечо, и Романов безошибочным чутьем понял, что выстрел удался, хотя пристяжная шпионской пролетки еще секунду или две по инерции перебирала ногами. Потом сразу кувыркнулась вниз простреленной головой. Коляску проволокло по грунту, перевернуло, кинуло с обочины.
— Не убились? — с тревогой выдохнул Слива, готовясь выпрыгнуть.
— Типун тебе на язык!
Что ж, заполучить код по-тихому не удалось. Значит, большого успеха не вышло. Но не все потеряно. Идеально было бы, если б оба вражеских агента оказались живы, но оглушены падением. Тогда можно взять сразу двоих — вдвое больше шансов, что кто-то из них разговорится. Глядишь, ниточка и потянется.
На захвате Слива, «волкодав» высшего разряда, стоил двух поручиков Романовых, поэтому Алексей вперед не совался.
Унтер огромным прыжком сиганул под откос, еще в полете нажав кнопку электрического фонаря. В цирке бы ему, ловкачу, выступать. И, главное, лучом безошибочно нащупал того, кого надо было осветить: кучера. «Проститутка»-то лежала смирно, не двигалась, а вот бородач, так лихо нахлестывавший лошадей, чувств не лишился и даже пистолета из руки не выпустил.
— Бере…! — крикнул Алексей, да поздно.
Вспышка ударила прямо в грудь Сливе, когда тот едва коснулся ногами земли. Мгновение спустя выстрелил и Романов, целя в руку с «маузером». Вопль боли свидетельствовал, что пуля была потрачена не впустую. С разбегу налетел «пинчер» Кузин, опрокинул бородатого, завернул ему за спину нераненую руку и доложил:
— Брыкается!
— Ломай! — коротко приказал Романов.
Кузин вывернул руку еще больше. Хрустнула кость. Шпион взвыл. Теперь о нем, обезрученном, можно было не беспокоиться.
— Что эта? — спросил Алексей у Лапченко, сидевшего верхом на женщине и уже защелкнувшего наручники.
— Порядок, ваше благородие.
Только после этого Алексей позволил себе склониться над Сливой. Пощупал пульс на шее. Отбегался отчаянный «волкодав», отпрыгался. Рано или поздно должен был сложить забубенную головушку — и судьбы не избежал. «Не худшая смерть», — прошептал Алексей сердито, чтоб не разнюниться. Сливу было ужасно жалко. И по-человечески, и как первосортного работника.
Поднимаясь, Романов увидел новенького. Тот последовал за всеми, но теперь не знал, что ему делать, и в панике смотрел на убитого.
— Не трясись, Печкин. Лучше помоги Лапченке мамзель обшарить. Тебе это будет интересно.
Воюя с душевной слабостью, поручик нарочно сказал это как можно грубее.
Проклятый день! Два лучших сотрудника! Но поминать их будем после. Сейчас нужно озаботиться, чтобы гибель Сливы и Колбасникова была не напрасной.
— Нашли? — спросил он у Лапченко.
— Никак нет, ваше благородие. В сумочке одни бабьи глупости. Сейчас тело догляжу. Подвинься, Печкин.
— Коляску осмотреть! — крикнул Алексей наверх, «борзым». — Что искать, знаете!
Женщина очнулась, зашипела на агентов, которые бесцеремонно ощупывали ее сверху донизу:
— Уберите лапы, хамы! Обыскивать женщину должна женщина!
Не обращая на нее внимания, Лапченко покачал головой: кода не было.
Через полминуты от перевернутой коляски доложил Грайворона:
— Нету!
Ладно, переходим к пальпированию.
Пуча глаза в имитации бешенства (сильно прикидываться не пришлось), Романов замахнулся на шпионку рукояткой револьвера:
— Где коды? Отвечай, мразь!
Та не сжалась, не отпрянула, а напротив, распрямила плечи и выставила вперед подбородок.
— Не смейте мне тыкать! Я не проститутка, я германская разведчица!
С характером дамочка.
— Гадюка! — всхлипнул Алексей. — Я тебя за Мишу Колбасникова…
Снова замахнулся, но не ударил — вроде как рука задрожала.
«Гулящая», видя такую чувствительность, осмелела еще больше:
— Вы офицер. Вы не ударите даму.
И тут, когда она слегка расслабилась, Романов ей вмазал — прямо по упрямому подбородку, ручкой «кольта», наотмашь. Женщина завизжала, забилась, выплевывая зубы и сгустки крови.
Пронзительно вскрикнул и отшатнулся Печкин.
— Ошибка номер один, — сказал поручик с ледяным спокойствием, будто только что не истерил. Навел дуло на бородача, который, насупясь, наблюдал, как допрашивают напарницу. — Теперь тебя спрашиваю. Где коды? Не скажешь — бить не буду. Просто убью.
Ну, «кучер» был крепкий орешек, об такой зубы сломаешь. По кошачьей иерархии — тигрище первого разряда. Вероятно, непосредственный шеф размалеванной бабы.
— Так-таки убьете? — усмехнулся он. — Арестованного шпиона? От которого может быть ход к резиденту? Ой, не верю.
Что-то в этом роде Алексей и рассчитывал услышать. Приставил дуло бородачу ко лбу. Пару секунд подождал. Тот, молодец, не отодвинулся, не сморгнул. Даже подмигнул, нагло.
От выстрела сорок пятого калибра у шпиона снесло весь верх черепа. Стоявший сбоку Кузин вытер лицо, забрызганное мозгом и кровью, да только носом шмыгнул. Зато шпионка и новенький оба заорали, один пронзительней другого.
Некоторое время Романов стоял, глядя на мертвое тело, и прислушивался к себе. Не дрогнет ли внутри что-нибудь? Хоть бы что. Только секундомер работал: нужно было, чтобы баба из первого шока вышла, а в ступор впасть не успела, не то потом из нее черта с два что выжмешь.
Каких-нибудь полгода назад Алеша ни за что вот так, хладнокровно, в упор, не выстрелил бы в живого человека. Ведь его рожали, воспитывали, растили, и семья, возможно, есть, кто-то его, наверное, любит, кто-то ждет. Как это — взять и уничтожить целую вселенную? А запросто. Спустил курок, и одной вражеской вселенной стало меньше. Бородач знал, на что шел. Война — не забава.
Пора!
