прощай.
Фортель был неожиданный. Романов вроде не новичок, но все-таки дрогнул. Смотреть в черную дырку «вальтера» было жутко.
Но, с другой стороны, и хорошо, что дрогнул. Так оно вышло естественней.
— Я придумал… Придумал! — быстро сказал он. — Господин подполковник обещался завтра утром с инспекцией заехать. А планшет, я говорил, всегда при нем!
Калинкин тоже нервничал — ему ведь разговора было не слышно. Лежа за деревом, прапорщик приготовился стрелять: локтем уперся в землю, навел ствол, прищурил глаз.
— Другое дело! — радостно воскликнул Банщик и опустил руку. — Вот что значит — заинтересовать клиента. А то молчал, время тянул…
Вася тоже немного расслабился, шпиона с мушки снял, но все-таки был наготове, внимательно наблюдал.
— Я думал, ты дурак. — Обер-лейтенант сделал шаг в сторону и лукаво прищурился. — А ты, Леша, выходит, ловкач. Меня решил в дураках оставить?
— А? — удивился Романов.
— Бэ!
Банщик вдруг развернулся на каблуке, вскинул руку и трижды выстрелил, целя под березу, где залег Калинкин. Прыгнул в сторону, крутанулся еще раз и взял остолбеневшего Алексея на прицел.
— Руки к плечам!
— Вы что это? В кого? — залепетал подпоручик, еще не осознав, что всё пропало.
Вася слишком высунулся — на свою беду. И ответных выстрелов не было. Неужели…
Переход от уверенности в успехе к осознанию полного краха произошел слишком стремительно.
— Ну-ка, пойдем поглядим, что там за зверь. Тихо, плавно, за мной марш! — приказал Петренко.
Он тянул шею в сторону березы — пытался разглядеть, что там.
Не обращая внимания ни на Банщика, ни на его пистолет, позабыв обо всем на свете, Романов бросился к Васе.
В прапорщика попали две пули из трех. Одна прошла косо — выбила правый глаз и вылетела через висок. Вторая разорвала горло.
Единственное оставшееся око с ужасом и непониманием таращилось на Алешу. Руки тщетно зажимали шею. Мальчик пытался и не мог вдохнуть воздух. Свистела и хрипела разодранная трахея. Вася Калинкин доживал последние секунды, это было ясно.
Странный звон раздался у подпоручика в ушах. Словно натянулась до отказа пружина. Вернее, будто сам он вдруг превратился в сжатую до отказа стальную нить.
— Калинкин! — не своим, пронзительным голосом завизжал Романов. — Сволочь!
— Кто? — спросил за спиной Банщик.
— Помощник мой! Шпионил за мной, гад! Скотина!
Судорожным жестом Алексей вырвал из кобуры «наган» и выстрелил умирающему прямо в залитое кровью лицо. Палец снова и снова жал на спусковой крючок, но патронов больше не было, лишь прокручивался пустой барабан.
Обер-лейтенант сзади обхватил контрразведчика за локти.
— Ну всё, всё! Экий ты, Лёша, африканец!
— Я пропал! — кричал Романов, вырываясь. — Он следил за мной! Он меня выдал! Наверняка выдал!
— Не мог он тебя выдать. Не успел бы. Успокойся.
— Всё равно! Как я объясню? Как? Мерзавец! Он мне завидовал! Хотел занять мое место!
Романов еще и пнул ногой неподвижное тело, Васе теперь было все равно. Его потускневший глаз смотрел на убийц спокойно, даже равнодушно.
— Мне конец… Теперь мне точно конец, — трясся подпоручик. Истерика давалась ему безо всякого усилия. Он сейчас и захотел бы остановиться — не смог бы.
Петренко убрал пистолет. С размаху влепил сообщнику две оплеухи.
— Успокойся. Делай, что я говорю, и всё будет хорошо. Бери-ка его…
Они перенесли тело, удивительно легкое, к ближайшей из фугасных воронок.
— Что толку? — всхлипывая, сказал подпоручик. — Дырки-то от пуль. Все равно догадаются.
— Мы, хозяйственники, народ запасливый.
С этими словами Банщик достал из кармана лимонку. Выдернул чеку, сунул гранату под труп.
— Ноги в руки!
Они отбежали, упали в траву.
Из ямы ударил сухой, подавившийся глиной взрыв. Петренко отправился посмотреть на результат. Алексей не стал — это было выше его сил.
— Не повезло прапору, — сказал Банщик, когда вернулся. — Под шальной снаряд угодил. Война. Всякое бывает… Ну, мне надо на службу. Подштанники считать. А то нехорошо, целый день не появлялся. Не иди за мной, поотстань. Я тебя потом разыщу. И гляди, африканец. Без глупостей. Теперь ты у меня и вовсе вот где.
Он потряс перед носом у подпоручика крепко сжатым кулаком.
Выждав минут пять, Романов тоже двинулся назад, в сторону Русиновки. На воронку он не оглядывался. Но ушел недалеко, только до рощи.
Там он встал у березы, под которой умер Вася. Постоял-постоял и стал размеренно, с силой биться лбом о бугристую кору.
Слезы, смешиваясь со струящейся кровью, тоже становились красными.
Визит высокого начальства
Начальник управления спросил:
— Что у вас с головой?
Романов тронул свежий бинт.
— Я докладывал по телефону. Мы с прапорщиком Калинкиным вчера попали под артиллерийский обстрел.
— Знаю. Калинкин убит. Но вы не говорили, что тоже ранены.
— Контужен, господин подполковник. Отшвырнуло взрывной волной, ударило об пень. Боли ужасные, головокружение, однако остался в строю. Понимаю, что людей не хватает.
— Жалко мальчишку. А вы, Романов, молодец. Ну, докладывайте, что тут у вас.
Разговор происходил на квартире уполномоченного. Обстановка скромная, ничего лишнего: заваленный бумагами стол, два стула, большой платяной шкаф, металлический сейф, кровать.
Отчитывался подпоручик долго. Что называется, старался показать товар лицом и подробно рассказывал обо всех принятых мерах. Начальник задавал множество вопросов, вникал во всякую мелочь. Кое-что записал в особую тетрадку, вынув ее из планшета, который не снял даже за столом.
Полтора часа продолжалась эта неторопливая беседа. Незадолго до ее окончания дверца шкафа чуть скрипнула, слегка приоткрылась. Подполковник обернулся.
— Стоит криво. Сейчас бумажку подложу, — засуетился младший офицер.
И действительно сунул под ножку свернутый листок бумаги.
Князь наблюдал, позевывая.
— Ох, устал я. Третья дивизия за сегодняшний день.
Дверца шкафа едва заметно качнулась.
— Так остались бы, господин подполковник. Сейчас я вас свожу по всем постам, потом поужинаем и
