— А ты не беги за мной. Двигай лучше за Сливой. Пусть подтягивается.
Без опытного унтера не обойтись, если дойдет до живого дела. А дойдет обязательно. Отпускать связного с донесением ни в коем случае нельзя. Если это, конечно, связной, а не что-то другое…
Солдат от хаты Банщика бежал семь с половиной минут. Романов обратный путь проделал вдвое быстрей.
Вася даже спросил:
— Кузин тебя по дороге что ли встретил? Докладываю…
— Всё знаю. Молодец, что в кусты вернулся.
Прапорщик хихикнул:
— А я когда под окошком сидел, ветер подул. Ну я слегка ставенку-то и приоткрыл. Теперь отсюда в бинокль видно. Через щель.
— Дай!
Алексей схватил окуляры.
Петренко сидел спиной, слегка нагнувшись. Делал какие-то непонятные движения — будто колоду тасовал. Напротив — небритый человек в низко надвинутой шапке. Одет по-крестьянски. Лицо странноватое. Дикое какое-то, будто у лешего. Мимики ноль, только глаза зыркают туда-сюда. И молчит. Две минуты Романов его разглядывал — мужик рта не раскрыл.
— В карты они что ли играют? — пробормотал подпоручик.
Вскоре прибыли Слива с Кузиным. Алеша дал посмотреть на неизвестного человека унтеру.
— Старый знакомый, — тихо сказал Семен. — Кум мой.
— Как это?
— А я всех, кого брал, «кумами» зову. Это Нимец, контрабандист. Я его с поличным взял. Каторга ему катила. Но он в Сибирь не схотел, сдал все ихние схроны. А за это…
Унтер умолк, не договорив, и вернул подпоручику бинокль.
— Выходят, — шепнул он.
Все пригнулись, затаили дыхание.
На крыльцо вышел Нимец. Петренко что-то втолковывал ему, стоя в дверях. Контрабандист кивнул. Ловко, будто рысь на мягких лапах, спрыгнул на землю. Быстро поглядел вправо, влево. Пошел к калитке.
У околицы он чуть не задел своей бараньей безрукавкой затаившего дыхание Романова. Алексей ощутил острый, будто звериный запах.
Беззвучно, полурысцой гость Банщика трусил по улице. В сумерках подпоручик разглядел болтающуюся на поясе бартку — топорик на длинной ручке, которым гуцулы могут и вековое дерево свалить, и зубочистку остругать.
Куда повернет?
Нимец перелез через чей-то плетень, добежал до берега и исчез под обрывом.
— Значит, так, — быстро сказал Романов. — Ты, Вася, бегом до брода. Не высовывайся. Будешь вести его с того берега. Мы трое двинемся по этому, следом.
И взглянул на Сливу — одобрит, нет?
Унтер едва заметно кивнул.
Сначала было легко. Нимец шел внизу, бережком, держа путь в сторону болота. Они же двигались параллельным курсом, но поверху, зорко следя, не станет ли объект перебираться на ту сторону. Романов часто смотрел в бинокль — где там Калинкин. Но прапорщик маскировался отменно. Лишь один раз Алексей увидел, как на том берегу, меж двух буков, метнулась тень.
Потихоньку становилось светлей. Над руслом Вильшанки полз туман, но не слишком густой. Когда Нимец надумал перейти речку по камням, его было видно по пояс.
Минуту выждав, контрразведчики проследовали тем же путем, только низко пригнувшись.
В поле стало трудней.
Контрабандист рысил все так же ходко, но часто оглядывался. Выручал туман — все трое разом падали в траву. Однако скоро дымка исчезнет, соображал Романов. Тактику требовалось изменить, а он никак не мог определиться, как действовать: задерживать Нимца или нет.
Если он связной, которого ждут с важным сообщением, исчезновение лишь вызовет у врага повышенный интерес к этой зоне. Но и выпускать его тоже нельзя…
Из-за кочки вынырнул Калинкин. Теперь ему не было смысла сепаратничать — четверка соединилась.
— Ты что мокрый?
С Васи действительно текло — хоть выжимай.
— Ты сказал «брод», а почем мне знать, где тут брод? Пришлось вплавь. Ничего, только взбодрился.
— Поотстанем, — приказал Романов. — И веером. Мы с прапорщиком посередке, Слива двадцать шагов справа, Кузин слева.
Дистанцию увеличили до двухсот метров. Можно было себе позволить — до леса оставалось еще прилично.
— Точно шпион, — возбужденно приговаривал Калинкин. — Видал, как озирается? Почему мы его не берем? Допросить же надо.
— Это курьер, Вася. Скорее всего, ни черта не знает. Просто несет донесение. Эх, его обыскать бы… Только как?
Романов припал к биноклю. Согнувшись в три погибели, подбежал Слива.
— Обшарить бы его, лапушку.
— Великие умы мыслят сходно. Но как? Не под анестезией же?
Унтер почесал затылок.
— Мне делали нестезию. Когда пулю доставали. Ни хрена не чувствовал. Дозвольте биноклю, ваше благородие?
Поглядел-поглядел, да присвистнул.
— У него баклага на боку. На левом.
— Ну? И что такого?
— А если самогон? — Семен строго поднял палец. — Законы военного времени возбраняют. Вы вот что, ваше благородие. Бежите-ка за мной. У опушки его перехватим.
Не дожидаясь разрешения, он нырнул в заросли камыша, опоясывавшего поле широкой дугой. Кузин помчался за унтером.
— Чего это они, а? — удивился Калинкин. — И разрешения у тебя не спросили.
— Слива знает, что я ему доверяю. Он мужик дельный. Плохого не придумает. Аллюр три креста, Вася!
Пустились вдогонку.
«Нестезия»
Бежали резво. Прибыли на опушку, когда Нимцу до нее оставалось добрых пять минут хода.
— Что нам делать, Слива? — спросил подпоручик. — Объясните.
— Господину прапорщику ничего. Пусть ляжет вон под кустик, сховается. А ваше благородие я, когда надо, кликну. Начепляй повязку, Кузин. И вы наденьте.
Он достал из кармана нарукавную повязку с надписью «Патруль» — всем сотрудникам группы такие полагались по должности. Патруль мог остановить и задержать кого угодно, имелся у него на то особый мандат.
Кузину унтер что-то прошептал на ухо.
