– Нет, не думаю, – сказал я.
– Найдется ведь немало и других, с кем я могу проводить время.
– Конечно.
Наступила пауза. Я посмотрел на нее и отвел глаза: мне вдруг стало омерзительно тошно и холодно. За все наступает расплата, подумал я, горько сожалея о многих тягостных ночах, когда, крадучись, словно вор, вдоль стен, я пробирался к ней в комнату. Дешевое счастье урывками… бессмысленное… без капли нежности. Вверху потрескивали газовые рожки под матовыми колпачками, распространяя неестественный, призрачный свет. Я был ей глубоко безразличен, а она – боже! – до чего она мне надоела.
– Что все-таки произошло? – резко спросила она, продолжая пристально глядеть на меня: не изменюсь ли я в лице.
Я ничего ей не ответил. И, истолковав по-своему мое молчание, она улыбнулась дразнящей улыбкой.
– Я только что кончила дежурство. – Она томно посмотрела на меня. – Хочешь, пойдем ко мне.
– Нет, – вяло произнес я, не глядя на нее.
Такой ответ ошеломил Стенуэй. Она выпрямилась – самолюбие ее было задето, и бледные щеки вдруг вспыхнули злым румянцем. Мы оба молчали.
– Хорошо, – сказала она, пожав плечами. – Не думай, что я огорчена. Но не таскайся за мной и не приставай, когда настроишься на другой лад.
Она с нескрываемым презрением посмотрела на меня – свет газовых рожков отбрасывал от ее маленькой головки тень, похожую на череп, – затем повернулась и пошла по коридору; дробный стук ее каблуков постепенно замер вдали.
Ну, слава богу, теперь с ней кончено. Я повернулся и пошел в свою комнату, а там – бросился на постель. Через некоторое время пирамидон оказал свое действие. Я забылся тяжелым сном.
Проснувшись на следующее утро, я почувствовал себя еще хуже прежнего. Но сон все же подготовил меня к тому, что мне пришлось пережить в этот день.
Первую половину дня я кое-как проработал и ни разу не встретился ни с Мейтленд, ни с Полфри – последнее время я научился очень ловко избегать встреч с другими сотрудниками больницы.
В час дня, одолеваемый дурными предчувствиями, не в силах больше ждать, я снова позвонил в Далнейр. К телефону подошла сестра Кеймерон. Голос у нее был веселый, но она всегда говорила веселым голосом. А ответила она мне то же, что и накануне. Никаких изменений. Все идет по-прежнему. Абсолютно никаких изменений.
Из самых лучших чувств она попыталась меня утешить:
– Во всяком случае, самое ужасное еще не случилось, Пока есть жизнь, есть и надежда.
На дворе шел дождь – сильнейший ливень, омрачавший и небо и землю. Я медленно поднялся по лестнице к себе в комнату. Войдя в нее, я, несмотря на тусклый дневной свет, заметил, что кто-то сидит на диване в дальнем углу комнаты у камина. Я включил лампу под абажуром, освещавшую полочку с книгами, и с тупым удивлением увидел перед собой не кого иного, как Адриена Ломекса.
Не шелохнувшись, он вынес мой долгий насупленный взгляд; держался он все так же спокойно, с сознанием своего превосходства, но где-то в глубине чувствовалась неуверенность в том, как я его приму.
– А, Ломекс, – наконец, словно издалека, донесся до меня собственный голос. – Меньше всего я ожидал увидеть здесь вас.
– Насколько я понимаю, вы не очень мне рады.
Я ничего не ответил. Наступила пауза. Он мало изменился – пожалуй, даже вовсе не изменился. Мне казалось, что одно сознание своей вины и ответственности за то, что произошло, должно было сломить его. А он, наоборот, по-прежнему отлично выглядел – быть может, только чуть побледнел и, пожалуй, чуть ниже опустились уголки губ, но в общем превосходно владел собой и был готов к самозащите.
– Вы не знали, что я вернулся?
– Нет.
Хотя в действительности никакого скандала и не было, я понял, что гордость заставила его вернуться. Он закурил сигарету почти с таким же небрежным видом, как прежде. И все-таки он был смущен и пытался с помощью бравады скрыть это.
– Вы, конечно, с удовольствием прикончили бы меня, но не я один заслуживаю порицания.
– В самом деле?
– Конечно, нет. С самого начала Мьюриэл гонялась за мной. Она просто не давала мне проходу. Вероятно, глупо это говорить, но я буквально не мог от нее отвязаться.
– А где она сейчас?
– Я предложил ей выйти за меня замуж. Хотел поступить, как порядочный человек. Но между нами произошла омерзительнейшая ссора. И она уехала к родным. Я не жалею об этом. Она бы связала меня по рукам и ногам.
– А вы неплохо вышли из положения. Куда лучше, чем Спенс.
– Вы же знаете, что это был несчастный случай. Ночь была туманная. Он оступился и упал с платформы. Все же выяснилось при расследовании.
– Только ради бога не оправдывайтесь. Вы говорите так, точно сами столкнули его под поезд.
Лицо его помертвело.
