Мистер и миссис Роджерс из ниоткуда. На пути — неведомо куда.

На этот раз он не говорил ей, она догадалась по его лицу. Она увидела, что он стоит у окна, глядя на улицу и кусая губу. А когда она обратилась к нему, что-то сказала, он, не ответив, сунул руки в карманы, отвернулся и начал ходить взад-вперед широкими шагами по всей длине комнаты.

Она теперь научилась его хорошо понимать и знала, что это может означать только одно.

Пристально понаблюдав за ним некоторое время, она наконец кивнула.

— Опять? — загадочно спросила она.

— Опять, — ответил он и, остановившись, бросился в кресло.

Она раздраженно отбросила чулок, который натянула на руку, чтобы поглядеть, не прохудился ли он.

— Почему с нами всегда так происходит? — пожаловалась она. — Не успеем мы обустроиться и перевести дыхание, как они опять кончаются, и вот опять все то же самое.

— У всех когда-то кончаются деньги, — мрачно возразил он. — Если их тратить, то в конце концов ничего не остается.

— Да у нас они просто тают на глазах, — огрызнулась она в ответ. — Никогда еще такого не видела. — Теперь она подошла к окну, вглядываясь в даль в поисках какой-то далекой, неведомой звезды, которую перед этим пытался увидеть он. Звезды их счастья, светящей только им двоим. — Значит, опять в Новый Орлеан?

Теперь они уже научились понимать друг друга почти без слов и уж, во всяком случае, без развернутых объяснений.

— С Новым Орлеаном покончено, туда ехать незачем, там больше ничего не осталось.

Они и привычки переняли друг от друга. Теперь она покусывала нижнюю губу.

— Сколько у нас?

— Двести с чем-то, — отвечал он, не поднимая головы.

Она подошла к нему вплотную и положила руку ему на предплечье, словно хотела привлечь его внимание, хотя и так полностью владела им.

— Возможны два выхода, — сказала она. — Либо сидеть сложа руки и ждать, когда они кончатся, либо можно пустить их в оборот.

Он молча поднял на нее глаза, на этот раз в их взаимопонимании возникла трещина, слепое пятно.

— Я знала не одного мужчину, который, поставив на кон меньше двух сотен, Получал две или три тысячи.

Она не снимала ладони с его руки, словно таким образом, а не словами внушала ему свои мысли. Но у нее пока мало что получалось.

— Ты какие-нибудь карточные игры знаешь? — продолжала она.

— Когда-то мы с Жарденом коротали вечера за картами в годы нашей юности. По-моему, в безик мы играли. Но я плохо пом…

— Я имею в виду настоящие игры, — нетерпеливо перебила она.

Теперь он ее понял.

— Ты хочешь сказать, на деньги? Рискнуть сыграть на деньги?

Она, теряя терпение, покачала головой:

— Только дураки играют на деньги. Только дураки рискуют. Я покажу тебе, как нужно играть, чтобы наверняка подняться с двух сотен.

Теперь он понял все до конца.

— Мошенничать, значит, — бесстрастно проговорил он.

Она на мгновение откинула голову и снова наклонилась к нему.

— Не будь ханжой. Да, мошенничать. Можно и по-другому сказать. Есть масса слов. «Подготовиться». «Застраховаться от проигрыша». Зачем полагаться на судьбу? Судьба — куртизанка.

Взявшись за спинку стула, она завлекающим движением подтянула его к столу.

— Садись. Сначала я научу тебя, как играть.

Она оказалась хорошим учителем. Через час он уже неплохо разбирался в картах.

— Теперь ты знаешь, как играть в фараон, — сказала она. — Знаешь не хуже других. А теперь я научу тебя самому важному. Сначала мне нужно кое-что на себя надеть.

Пока она отсутствовала, он сидел, рассеянно перебирая карты. Она вернулась, облаченная во все свои драгоценности, словно перед выходом в свет. В сочетании с ее домашним дезабилье они выглядели как гротеск.

Она села перед ним, и руки его слегка задрожали. Как у человека, который собирается совершить отвратительную гнусность.

— Итак, четыре масти, следи хорошенько, — приступила она к делу. — Сидеть за столом я не смогу, женщин к игре не допускают, и все зависит от того, как быстро мы будем координировать наши действия. Тем не менее на пароходах эта система нас никогда не подводила, значит, и теперь промаха быть не должно. Система простейшая, и ее очень легко обнаружить. Но нам ничего другого не остается, поскольку ты еще не научился плутовать при сдаче, и тебе придется полагаться на мои сигналы. Мы будем пользоваться ими только в самые трудные моменты. Теперь следи внимательно. Когда я кладу руку на грудь, вот так, то это — черви. Подвеска на шее — бубны. Левая сережка — пики. Правая — трефы. Теперь я снова опускаю руку и показываю карту. Пальцы пронумерованы с первого по десятый, начиная с мизинца на левой руке. Мизинец на левой руке — туз, мизинец на правой — десятка. Тот палец, который я загибаю, показывает карту.

— А как я узнаю, есть ли у него валеты, дамы и короли?

— Они идут в том же порядке одиннадцать, двенадцать, тринадцать. Король, например, это мизинец и средний палец на руке. Туз — это единица.

— А как же у тебя получится увидеть все его карты и сообщить мне?

— Не получится, и не надейся. Достаточно одной-двух верхних карт, их я тебе и передам.

Она швырнула колоду на стол.

— Сдай мне карты.

Он сдал.

— Теперь скажи, что у меня на руках.

Он проследил за ее движениями.

— Верхние карты у тебя — дама бубен, валет червей и туз треф.

Похвалы не последовало.

— Ты так на меня таращишься, что даже слепой поймет, в чем дело. Запомни хорошенько: в карты играют не только пальцами, но и лицом. Давай снова.

Они повторили все сначала.

— Уже лучше, но слишком медленно. Никто не будет ждать, пока ты сообразишь. Еще раз.

Она лишь кивнула в знак одобрения.

— Теперь еще раз.

На этот раз она наконец призналась:

— Ты не дурак, Луи.

Он внезапно отшвырнул карты в сторону:

— Я не могу, Бонни.

Она смерила его презрительным взглядом.

— Почему? Боишься руки запачкать, чистюля?

Он опустил глаза под ее взглядом и в отчаянии схватился за волосы.

— В Мобиле ты убил человека, если я не ошибаюсь, — напомнила она ему. — А чуть сплутовать в