дня прилетит в Париж умолять нас о мире». Когда Никсон приказал бомбить Камбоджу самолётами В-52, этим он отчасти хотел намекнуть Северному Вьетнаму на возможность использовать бомбардировщики в роли носителей атомных бомб.
Советник по национальной безопасности Генри Киссинджер также помнит теорию безумца. В 1959 году он побывал на двух лекциях Даниэля Эллсберга под названием «Использование безумия в политике». В них исследовалась дипломатическая ценность экстремальных угроз очевидно безрассудного лидера. Эллсберг приводил в качестве примера бескровные завоевания Гитлером Рейнской области, Австрии и Чехословакии. Одним из условий успеха в политическом применении безумия, по Эллсбергу, было ограничение требований и формулирование настолько экстремальной угрозы, что сама возможность её осуществления должна была убедить врага уступить.
Вне всякого сомнения, Фишер смог бы выиграть мировой чемпионат по игре в «труса» — он всегда казался готовым разрушить свою карьеру. Выставляя условием своего участия в матче или турнире принцип «всё или ничего», он давал понять тем, кто с ним встречался, что каждое из условий обладает бесконечной значимостью и его угрозы абсолютно реальны. У него был целый список финансовых и карьерных потерь, понесённых в тех случаях, когда отстоять условия не удавалось: если организаторы отклоняли его требования, он отказывался играть и покидал турниры, на какой бы стадии они ни находились. Он не вступал в переговоры и не шёл на компромиссы. Угрозы не были тактикой; Фишер имел в виду именно то, что говорил.
Став взрослым игроком, Фишер продолжал казаться — и чиновникам, и своим друзьям — подростком, видящим всё вокруг как игру с нулевой суммой. На межзональном турнире на Мальорке в 1970 году британский шахматный деятель Гарри Голомбек задал риторический вопрос: «Как организаторам удалось совершить такое чудо, что Фишер сыграл весь турнир с начала до конца?» И сам же на него ответил: «Выполнив все условия Фишера».
Игра в «труса», если у вас нет намерений сворачивать с пути, может приносить постоянные победы, однако путь этот крайне опасен. Рано или поздно игрок встретится с противником, не знающим о его репутации, считающим, что слухи о его безрассудстве просто-напросто преувеличены, полагающим, что он слишком долго поступал по-своему и пора этому противопоставить новую силу, — или таким, кто также склонен к опрометчивым поступкам и рискованному поведению. Во время одного из турниров организатор прямо указал на такую опасность: «Конечно, Бобби — гений. Но что произойдет, если у нас будет три-четыре гения со своими фобиями и подобными требованиями?» Сус, как мы видели, явился одним из тех редких случаев, когда Фишер в своих требованиях зашёл слишком далеко.
Описывая пьяного водителя, который выбрасывает руль в окно, Герман Кан объясняет и другую вероятную опасность: «Если его противник это видит — он выиграл. Если же нет — у него проблемы». К счастью для Фишера, партнёры по переговорам следили за каждым его шагом. Несколько раз он ставил матч со Спасским на грань срыва. Он провоцировал не только советских, но и исландцев с ФИДЕ, испытывая всеобщее терпение. Почти в каждом случае они уступали.
Подчёркивая в Рейкьявике своё «безумие» и выдвигая требования, если не здравые, то по крайней мере осуществимые при определённых усилиях, Фишер доказал свою невероятную эффективность не только как шахматиста, но и как игрока в «труса». Условие успеха состояло в том, что угроза должна была стать экстремальной, а для исландцев угроза Фишера выйти из игры была именно таковой.
ГЛАВА 15
ЛЮБОВЬ — НЕНАВИСТЬ
Что вы нашли в Исландии ? — Что мы нашли ? Почти ничего нового...
Фишер встретил бы гораздо более жёсткое противодействие, если бы матч проходил в большом городе, например в Белграде, Амстердаме, Париже, Москве или Нью-Йорке. Другая шахматная федерация вполне могла бы и не уступить свою территорию.
Но для острова на самом краю Европы чемпионат мира был звёздным часом: гордость, шахматные традиции, наплыв туристов и мировой прессы, щелчки кассовых аппаратов создавали событие национального масштаба, никогда прежде не виданное. Было мобилизовано практически всё население Исландии — полиция, управляющие отелей и ресторанов, домовладельцы со свободными комнатами, техники, пресса. Исландские газеты отводили львиную долю первых полос шахматному матчу (расколовшись по идеологической линии: консервативная пресса отдавала предпочтение Фишеру, центр и левоцентристы пытались соблюдать нейтралитет, а радикальные левые поддерживали Спасского). Исландская публика говорила в основном о шахматах. На лавочках в парках, за столиками в кафе местные жители и туристы расставляли свои шахматные комплекты. В витринах были вывешены плакаты с изображением обоих соперников. Город украшали декорации в виде шахматных фигур. Продавались всевозможные памятные сувениры, включая открытки с финальной позицией каждой партии.
В течение июля и августа Рейкьявик посетило более пятнадцати процентов мировых гроссмейстеров. Это — три гроссмейстера в советской и американской командах, немецкий арбитр Шмид и восемь других гроссмейстеров, которые либо вели репортажи, либо просто смотрели матч: Олафссон, Найдорф, Ларсен, Бирн, Эванс, Глигорич, Драголюб Яношевич и Любомир Кавалек.
Уровень деятельности и прилагаемые для этого усилия наглядно показывали фундаментальную слабость исландцев в переговорах. Доброй воли, патриотизма, любви к шахматам, тяжёлой работы, гостеприимства и соблюдения правил хорошего тона было недостаточно. Поскольку в происходящее был вовлечён весь остров, Исландия не могла рисковать отъездом Фишера и преждевременным завершением такого важного дела.
Царящее напряжение было связано и с тем, что благодаря этому матчу Исландия попадала в международные новости, хотя интересы зарубежных журналистов были довольно узкими. Они вели себя как группа провинциальных туристов, собирая любопытные факты и истории для развлечения своих читателей: традиции, место, люди, даже домашние животные. Всеобщий восторг вызывали исландские собаки: в сельской местности, если собака облает незнакомца, её хозяина будут считать плохо воспитанным. В Рейкьявике с 1924 года было запрещено держать собак, и теперь велась кампания по аннулированию этого закона. Ассоциация друзей собак угрожала подать жалобу в Европейский суд по правам человека в Страсбурге.
К счастью для корреспондентов, исландцы были слишком добродушны, чтобы обижаться на гостей своей страны, сосредоточившихся всецело на поисках необычного или странного. Да, многие исландские дома имели «эльфийские камни», под которыми, согласно преданиям, жили эльфы, и горе постигнет того человека, который этот камень сдвинет, — он весь покроется нарывами. Да, на острове очень мало деревьев, нет рептилий, а в июле игроки в гольф делают первый удар в полночь. Да, абоненты в телефонной книге приведены по списку, начиная с имени, а таксисты не берут чаевых. Из-за того что население небольшое и все тесно связаны родственными узами, браки внутри семей не являются такой проблемой, как в более густонаселённых странах, а генеалогические записи позволяют людям вычислять своих предков на тысячу лет назад (в наши дни генетики изучают законы наследования именно на исландской популяции). Ко всему прочему, исландцы похваляются самым древним в мире парламентом — альтингом. Более того, в стране почти стопроцентная грамотность, почти нулевая преступность, и, согласно международным опросам, исландцы из всех народов наиболее готовы принести свою жизнь в жертву ради другого.
