— Да, да, да, — говорил он в трубку примерно с десяток раз.
Карл тоскливо вздохнул и огляделся. На полочке прибавилось еще несколько фотографий в рамочках; в самой середине теперь красовалась одна, на которой были засняты две женщины. У первой был темный пушок над верхней губой, у второй целая грива черных волос, которые закрывали ей голову, как мотоциклетный шлем. Карл догадался, что это тетушки Ассада.
Положив трубку, помощник кивнул на фотографию.
— Это мои тетушки из Хамы. Та, у которой волосы, уже умерла.
Карл ничего другого не ожидал.
— Что сказали в Нюкёбинге?
— Там тоже ответили, что не посылали нам никакого дела. Да они не могли этого сделать, потому что к ним оно не поступало.
— Вот как! А в деле указано, что над ним работали вместе нюкёбингское и хольбекское отделения и разъездная бригада.
— Нет, они говорят, что Нюкёбинг отвечал только за вскрытие, а затем дело было передано в другие руки.
— Да? Довольно странно, мне кажется. Ты не знаешь, в Нюкёбинге есть кто-нибудь, кто состоял бы в личных отношениях с жертвами?
— И да и нет.
— Что это значит?
— Убитые были детьми одного из ассистентов криминального отдела. — Ассад показал свои записи. — Его звали Хеннинг. Хеннинг П. Йоргенсен.
Карл представил себе искалеченную и убитую девушку — постоянный кошмар всех полицейских. Только вообразить, что однажды это окажется твоя дочь!
— Вот оно что! Печальный случай. Зато теперь мы знаем, почему дело возобновлено. За этим наверняка стоят какие-то личные отношения. Что еще?
Ассад откинулся на спинку стула.
— Но больше в отделении Нюкёбинга не осталось человека, который был бы в родстве с жертвами. Он зашел в оружейную комнату и разрядил служебный пистолет прямо сюда, — закончил сириец, потыкав коротким толстым пальцем себе в висок.
Полицейская реформа принесла много удивительного. Округа получили другие наименования, сотрудники — новые звания, архивы переехали. В общем, теперь все только и занимались тем, что пытались сориентироваться и вновь обрести точку опоры. А те, кому это оказалось не под силу, и вовсе бросили службу, преждевременно выйдя на пенсию.
Раньше это было для полицейских делом не шуточным. В среднем срок жизни по окончании изнурительной службы в полиции не доходит и до десяти лет. Хуже обстояло дело только среди журналистов, хотя, вероятно, в этой профессиональной группе причиной смерти становился в основном алкоголь.
Карл знавал служащих криминального отдела, которые отдали концы, не прожив на пенсии и года. Но эти времена, слава богу, остались позади. Даже полицейские хотят посмотреть мир и дотянуть до того дня, когда внуки закончат школу. В результате многие покинули ряды защитников закона — например, Клас Томасен, который служил раньше в Нюкёбинге, а сейчас, изрядно растолстевший, стоял перед Карлом. «Тридцать пять лет отходить в сине-черном — этого человеку достаточно, — говорил он, кивая. — Потом тебе гораздо важнее дом и жена». Карл прекрасно его понимал, хотя в его случае насчет жены дело обстояло не так однозначно. Официально жена у Карла тоже имелась, но вот уже несколько лет, как она от него ушла, и вряд ли многочисленные любовники согласились бы вернуть ее к семейному очагу. Впрочем, ему и самому не приходило в голову этого требовать.
За широкими двустворчатыми окнами расстилались поля, окружавшие Стенлёсе; перед домом Класа Томасена раскинулся ухоженный газон.
— Очень красиво тут у вас, — высказал свое восхищение Ассад.
— Спасибо, что согласились с нами встретиться, — сказал Карл. — Не много осталось людей, знавших Хеннинга Йоргенсена по работе в полиции.
— Лучшего сослуживца и друга трудно себе представить. — Улыбка сбежала с лица Класа Томасена. — Мы тогда жили по соседству. Кстати, в том числе поэтому мы и переехали: просто не выдержали, когда его вдова заболела и лишилась рассудка. Слишком уж тяжелые воспоминания связаны с этим местом.
— Как я понимаю, Хеннинг Йоргенсен заранее не знал, кого он найдет убитыми в летнем домике.
Клас покачал головой:
— Нас вызвал жилец соседнего дома. Он заглянул туда повидаться с хозяевами и нашел тела. Позвонил в участок, и я принял вызов. У Йоргенсена в тот день был выходной. Он приехал за своими ребятишками и застал перед домом полицейские машины. Назавтра кончались каникулы, и ребятам надо было идти на занятия в третий класс гимназии.
— Вы были уже там, когда он подъехал?
— Да. Вместе с техниками и начальником следственной группы. Начальника тоже нет уже в живых. — Томасен покачал головой. — Автомобильная авария.
Ассад достал блокнот и сделал пометку. Не успеешь оглянуться, как помощник все научится делать сам. Карл решил, что этому следует радоваться.
— Что вы увидели в летнем домике? В общих чертах?
— Все окна и двери были нараспашку. Имелись различные следы ног. Башмаков мы так и не нашли, но они нанесли в дом песка, и мы сумели определить его происхождение — таким песком была посыпана терраса у родителей одного из подозреваемых. Затем мы вошли в комнату с камином и увидели на полу трупы.
Томасен сел поближе к диванному столику и жестами подозвал обоих слушателей поближе.
— Девушка была в таком виде, что даже не хочется вспоминать. Сами понимаете, я ведь ее знал.
Тут подошла его немолодая жена и стала наливать гостям кофе. Ассад принялся было отказываться, но она не обратила внимания.
— Никогда еще не видал такого избитого тела, — продолжал Томасен. — Девушка была такая маленькая и хрупкая. Даже непонятно, как она еще продержалась так долго.
— Что вы имеете в виду?
— Вскрытие показало, что она еще была жива, когда ее бросили. Прожила около часа. Кровь из печени скапливалась в брюшной полости, слишком сильное было кровотечение.
— Убийцы сильно рисковали.
— Какое там! Даже если бы она выжила, рассказать ничего бы не смогла — слишком обширные повреждения мозга. Это сразу было видно.
Он отвернулся к окну. Карл по себе знал, каково это бывает: когда перед глазами всплывают подобные картины, поневоле отворачиваешься, стараясь отвлечься на что-то другое.
— И убийцы это знали?
— Знали. Когда лоб пробит насквозь, все сразу становится ясно.
— А мальчик?
— Он лежал рядом. С удивленным, но умиротворенным выражением лица. Такой был хороший мальчик! Я много раз встречался с ним — и дома, и в участке. Он хотел стать полицейским, как отец.
Томасен посмотрел на Карла — у полицейского, много повидавшего, редко встретишь такой опечаленный взгляд.
— И тут пришел отец и все это увидел?
— Да, к сожалению. — Томасен покачал головой. — Он хотел забрать тела прямо оттуда. В отчаянии метался по месту преступления и, наверное, уничтожил много следов. Нам пришлось силой вытащить его из дома. Я до сих пор не могу себе этого простить.
— И тогда вы передали дело хольбекскому отделению?
