услышанным. Теперь придется их как-то переубеждать.
И хотя пациент в то время еще не отошел от наркоза, слова все равно сказаны: «Это дело рук Дитлева Прама и Ульрика Дюббёля».
Дитлев решил обойтись без вступительной речи. Судя по виду, Хельмонд не требовал особо деликатного обращения.
— Тебе известно, как легко убить человека под наркозом так, чтобы никто ничего не узнал? — спросил Дитлев. — Сейчас тебя готовят к очередной операции, которая будет вечером, и я надеюсь, что у анестезиологов не дрогнет рука. Ведь я как-никак плачу им хорошие деньги за то, чтобы они делали свою работу как следует, верно? — Он показал на Франка вытянутым пальцем. — И еще одно на всякий случай. Я полагаю, мы с тобой обо всем договорились, ты выполнишь свои обязательства и будешь молчать. Иначе есть вероятность, что твои потроха пойдут в банк донорских органов для других людей, помоложе и получше тебя, а это все же было бы довольно неприятно.
Дитлев щелкнул по капельнице, которая уже была поставлена Хельмонду.
— Франк, я не злопамятен. Так что и ты, пожалуйста, будь сдержаннее. Договорились?
Он резко толкнул кровать и пошел прочь. Если это не подействует, пусть идиот пеняет на себя.
Дитлев с такой силой хлопнул дверью, что проходивший по коридору санитар, пропустив начальника, заглянул проверить, все ли там в порядке.
А Дитлев прямиком отправился в прачечную. Чтобы избавиться от неприятного ощущения, вызванного самим фактом существования Хельмонда, ему требовались более решительные меры, чем одни словесные угрозы.
Он еще не успел опробовать свое новейшее приобретение — девушку с Минданао, где, переспав с кем не следует, рискуешь потерять голову в прямом физическом смысле. На Дитлева она произвела приятное впечатление. Такие, как она, ему особенно нравились. Девушка не смотрела в глаза и вообще была полна сознания собственной ничтожности. В сочетании с физической доступностью это сразу зажигало его. И этот огонь требовал, чтобы его погасили.
— Ситуация с Хельмондом у меня под контролем, — в тот же день сообщил Дитлев Ульрику.
Не отрываясь от руля, тот удовлетворенно кивнул. Видно было, что он почувствовал облегчение.
Дитлев глядел на мелькающий за окном пейзаж. На заднем плане проступал лес, и он чувствовал, как на него нисходит покой. В общем и целом неделя, полная неожиданностей, заканчивалась неплохо.
— А что с полицией? — спросил Ульрик.
— И это тоже. Карла Мёрка отстранили от дела.
Перед домом Торстена они остановились на еловой аллее за пятьдесят метров от ворот и повернулись к камерам наблюдения. Через десять секунд ворота впереди плавно откроются.
Въехав во двор, Дитлев вызвал на мобильнике номер Торстена и спросил:
— Где ты сейчас?
— Заезжай за хозяйственные постройки, там остановишься. Я в зверинце.
— Он в зверинце, — сообщил Дитлев, чувствуя, как в нем нарастает нетерпение.
Это была самая волнующая часть ритуала, и Ульрик уж точно сгорал в ожидании.
Они не раз видели Торстена среди полураздетых моделей или в лучах прожекторов, принимающего восхищение выдающихся людей. Но никогда его облик не выражал такого наслаждения, как тогда, когда он перед охотой посещал свой зверинец.
Следующая охота была назначена на будний день, через неделю. На этот раз приглашались только те люди, которые ранее выигрывали право застрелить особую добычу. Люди, которые получали на этих вылазках необыкновенные ощущения и материальные блага. Люди, на которых они могли положиться и которые были похожи на них.
Не успел Ульрик поставить «лендровер» на стоянку, как из соседнего здания вышел Торстен в окровавленном резиновом фартуке.
— Добро пожаловать!
Он приветствовал их с широкой улыбкой — значит, там только что кого-то зарезали.
С тех пор как они были здесь в последний раз, здание зверинца стало просторнее, длиннее и светлее благодаря множеству окон. Сорок рабочих, латышей и болгар, потрудились не зря, и «Голубиная роща» стала почти такой, какой Торстен хотел видеть ее еще пятнадцать лет назад, когда к двадцати четырем годам заработал свои первые миллионы.
В помещении, освещенном галогеновыми лампами, было не меньше пятисот клеток.
На ребенка посещение зверинца Торстена Флорина произвело бы большее впечатление, чем поход в зоопарк. Взрослого человека, более или менее нормально относящегося к животным, оно должно было шокировать.
— Взгляните сюда, — сказал Торстен. — Варан с острова Комодо.
Он сейчас испытывал наслаждение, не уступающее оргазму. И Дитлев его понимал. Опасный зверь, находящийся в клетке, стал бы выдающимся охотничьим трофеем.
— Думаю, мы возьмем его в имение Саксенхольтов, когда там будет лежать снег. В их заказнике хороший обзор местности. А то эти черти большие мастера прятаться. Представляете себе картину?
— Я слыхал, что эти твари ядовиты и их укус очень опасен, — заметил Дитлев. — Тут важно уложить с первого выстрела, пока на тебе не сомкнутся его челюсти.
Флорин затрясся, как в ознобе. Да уж, он действительно приготовил им замечательную добычу! Интересно, когда?
— А что на этот раз? — поинтересовался Ульрик.
Флорин развел руками, предлагая им самим угадать его замысел.
— Выбрано кое-что оттуда. — Он махнул в сторону целого ряда клеток с мелким глазастым зверьем.
В зверинце царила больничная чистота. Здесь содержалось множество животных, чья пищеварительная система в общей сложности составляла километры и производила обмен веществ колоссального объема; тем не менее в просторном помещении не стоял пронизывающий запах мочи и испражнений. Это было заслугой отлично работающей бригады темнокожего обслуживающего персонала. В имении Торстена жило три семьи сомалийцев, которые подметали, готовили еду, вытирали пыль и чистили клетки на отлично. Но при гостях их никогда не было видно — зачем давать повод для лишних разговоров!
В последнем ряду стояло шесть высоких клеток, в которых можно было различить сжавшиеся в комочек силуэты.
Заглянув в первые две, Дитлев расплылся в улыбке. Хорошо сложенная шимпанзе агрессивным взглядом следила за дикой собакой динго в соседней клетке — та дрожала, поджимала хвост, с оскаленной морды капала слюна.
Торстен просто кладезь идей, выходящих далеко за рамки того, что общество считает допустимым. Если в этот мир заглянут организации по защите животных, хозяина ждет тюремное заключение и миллионные штрафы. Случись это, его империя рухнет. Уважающие себя модницы, не смущаясь, наряжаются в звериные шкуры, но если шимпанзе погибнет от страха перед динго или с криками побежит через датский лес, спасая свою жизнь, этого они не одобрят.
В последних четырех клетках сидели не столь экзотические создания — датский дог, громадный козел, барсук и лисица. Она одна жалась в углу, трясясь всем телом, в то время как остальные лежали на сене и смотрели оттуда так, словно смирились со своей судьбой.
— Вы, конечно, думаете, в чем тут дело? Сейчас я вам объясню.
Флорин засунул руки в карманы фартука и кивнул в сторону датского дога:
— Посмотрите, его родословная насчитывает сто лет. Он обошелся мне в двести тысяч крон, но я считаю, что такой противной косоглазой твари не надо передавать свои гены следующему поколению.
Как и следовало ожидать, Ульрик захохотал.
— А вот это, скажу я вам, особенное животное. — Флорин кивнул на клетку номер два. — Вы, наверное, помните, что моим кумиром всегда был адвокат Рудольф Санд, который вел точный учет своих
