Санди очень устала, ей хотелось закрыть глаза и провалиться в сон.
Весь вечер Клод находился в странном настроении, разговаривал с ней о фильме, его героях, о смысле картины. Затем в час он захотел позаниматься любовью; ей показалось, что он превзошел самого себя; Клод прекрасно владел ситуацией и своим телом. Он доводил их обоих до грани, останавливался, зажигал сигарету, несколько секунд бродил по комнате. Финал был ошеломляющим. Сейчас она испытывала ощущение покоя, удовлетворенности, а он уговаривал ее принять таблетки.
– Я хочу, чтобы ты их проглотила, – настаивал Клод. – Это необходимо.
– Почему?
– Слушай, я сказал тебе – если ты завтра хорошо поработаешь, я отпущу тебя на свадьбу твоей подруги. Я уступаю тебе, и ты уступи мне. Прими их, и перестань упрямиться, точно ребенок.
– Нет, Клод, я не приму таблетки. Если мы начнем снимать в семь, я еще буду сонной.
Он вздохнул.
– Умница – ты будешь сонной, именно такой ты мне нужна. Сонной и заторможенной. Я собирался поймать тебя врасплох, но поскольку ты проявляешь упрямство… Утром мы снимем эпизод с изнасилованием. Я не хочу, чтобы ты вставала с постели.
– Господи! – Она не поверила ему. – С неумытым лицом и грязными зубами?
– А какой, по-твоему была Стефани, когда парни ворвались в дом? Спала, так ведь? И она приняла снотворное. Именно так мы и будем снимать. Если хочешь быть актрисой, слушайся меня.
Она неохотно проглотила таблетки и закрыла глаза. В эпизоде не было диалогов, только много борьбы. Как будет снимать это Клод? Наверно, даст крупный план с ее лицом, поэтому он хочет, чтобы она выглядела естественно.
Она заснула без тревоги. Он – блестящий режиссер. Она доверяла ему.
Прежде всего, она почувствовала, что с нее сорвали простыню, и затем на Санди навалилось нечто тяжелое.
Она попыталась освободиться. Ее ночная рубашка с треском разорвалась.
Она попробовала открыть глаза, но слепящий свет тотчас заставил ее сомкнуть веки.
– Отпустите меня, – сказала она; в голове ее был туман; она снова открыла глаза и в изумлении увидела перед собой лицо Карлоса Ло. Он сидел на ней верхом, обхватив руками ее груди; его дыхание было тяжелым, прерывистым.
Рядом с ним над Санди склонился другой актер, он тихо смеялся.
– Это еще что такое? – запротестовала она. Санди была обессилевшей, слабой, сонной.
– О, негодяй, – пробормотала она. – Негодяй. Он и правда это снимает. Он действительно позволит этим панкам изнасиловать меня.
Она начала бороться, но у нее не было сил.
Один из актеров прижал ее руки к кровати, второй раздвинул ноги актрисы; когда мужской член вошел в нее, Клод оказался над Санди с камерой в руках; объектив приблизился к лицу девушки.
– Негодяи! – еле слышно закричала она.
Затем пришел черед худого парня; его злые зеленые глаза улыбались ей. Она лежала на спине. Бороться не имело смысла. Слишком неравными были их силы.
Насилуя Санди, парень кусал ее лицо. Когда он слез с девушки, камера прошлась по ее телу, точно еще один любовник.
Санди не шевелилась; она лежала на кровати, словно распятая.
– Я никогда не прощу тебе этого, Клод, – сказала она, – никогда.
– Может быть, простишь, когда прочитаешь восторженные рецензии.
Он небрежно опустил портативную камеру. Санди за метила, что большая камера все еще работает. Молодые актеры удалились.
– Кстати, – сказал Клод, – познакомься с моей женой.
Из-за большой камеры появилась изящная блондинка. На вид ей было чуть больше тридцати. Она приветливо улыбалась.
– Не волнуйся дорогая. Клод так работает. Конечный результат важнее всего, я уверена, ты с этим согласишься.
Санди села, подтянув колени к груди. Она не верила в реальность происходящего.
– Мы знали, что ты подойдешь на роль Стефани. У тебя прекрасное тело. Клоду повезло насладиться им.
Но теперь, увы, ситуация изменилась. Уверена, ты поймешь. Возможно, после съемок мы придем к какому-то соглашению. Заключим – как это назвать? – тройственный союз. Полагаю, я сумею научить тебя кое-каким штукам, которые неизвестны даже Клоду.
– Неужели вы думаете, что я останусь здесь и закончу этот фильм? – Санди старалась говорить сдержанным голосом.
– Ты поступишь очень глупо, если откажешься. Ты от этого ничего не выиграешь, зато многое потеряешь.
Санди изумленно засмеялась. Это напоминало дурной сон; девушка все еще была сонной, вялой, слишком уставшей для спора.