Даже смотреть теперь не хочет! Наверняка подумал, что он собирается кого-нибудь обмануть, завлечь, притворившись невинным ангелом… А разве это не так?…
Равиль не сразу смог справиться с голосом, но все же ему это удалось, и даже довольно твердо юноша произнес:
- Я пришел сказать, что уезжаю…
Он не успел договорить, как мужчина оказался перед ним, обняв лицо ладонями, выговаривая с торопливой нежностью и заглядывая в глаза:
- Прости! Прости, малыш! Что ты такое надумал?! Я никуда тебя не гоню, никогда не брошу… Я дурак! Прости, слышишь?! Погорячился… совсем с ума сошел, когда увидел, что ты с собой сделал… Разве можно так! Зачем?
- Я уезжаю!
Почему же ты не понимаешь?! Равиль почти выкрикнул это, чувствуя, что может постыдно разреветься, как маленький ребенок, которого снова и снова дразнят яркой игрушкой, но так и не дают даже полюбоваться вволю. - Я хочу начать новую жизнь, а не искупать прошлое! Я хочу найти настоящую, свою любовь!!
Ожье резко отстранился, тяжело процедив сквозь зубы:
- Не тем местом ты ее ищешь!
Он продолжал говорить дальше:
- Лисеныш, да что с тобой?! Неужели не видишь, ему же только наиграться с тобой надо! Потрахаться с хорошеньким парнишкой и все, - какая любовь? Это же мерзавец, он тебя попользует - не больше!…
Но юноша уже не слышал ничего, кроме первых его слов:
- Как умею, так и ищу!
Сжигать мосты и хлопать дверьми - привилегия свободных. Раб не может позволить себе нечто подобное, даже если в состоянии вообразить. Но сбегая по ступенькам и стряхивая с ресниц упрямые непрошенные слезы, Равиль не ощущал никакого удовлетворения от своего поступка. Только боль, которая, казалось, наконец-таки разорвала бедное сердце на ошметки, на кровавые брызги, о которых и не скажешь, чем они были задуманы Создателем до того, как человек в очередной раз разрушил самое дорогое.
Что ж, законы любви таковы, что ее нельзя требовать, нельзя выпрашивать и вымаливать - она не жалование и не подаяние. Ее можно лишь ждать, как ждут откровения, надеяться - как на чудо Господне, вопреки всему, что видишь и знаешь. А когда она все же явится случайной скучающей гостьей - остается только смириться и с благодарностью принять даже самые горькие дары…
И Равиль наконец смирился. Принял не умом, а сердцем, что вместе с Ожье ему не быть. Все равно в глубине души ропща уже на другое - к чему ему теперь эта свобода?! Он был бы его наложником, рабом и никогда не заикнулся о большем, - но был бы с НИМ…
А теперь он широким и твердым шагом направлялся к человеку, которого не то что не любит - уже почти ненавидит!
Но не свернул и не вернулся. Наоборот, войдя так же без предупреждения, сказал:
- Я еду с тобой. Сейчас. Как есть.
Даже заветная шкатулка, осталась в доме Грие.
- А с чего ты взял, что мое предложение еще в силе? - такой фразой встретил юношу Ксавьер Таш. - Ничего не перепутал?
У Равиля внезапно все оборвалось внутри, зайдясь одновременно в страхе и облегчении: как же так получилось, что он, привыкший вертеться как белка в колесе, хвататься за все, что плывет в руки, - вдруг сжег все мосты, оставшись в результате ни с чем и нигде! И все же, в глубине души шевельнулось именно облегчение оттого, что с Ксавьером решилось само собой, и теперь нужно устраиваться как-то иначе. Новые любови подождут, ему бы старую как-нибудь пережить!
Круто развернувшись, юноша уже почти вышел, но от обиды желая сквитаться за злосчастный поцелуй и собственные измотанные нервы, не удержался и бросил, вскинув голову хорошо знакомым жестом:
- Вот и замечательно, а то, смотрю, быстро разонравился! И кто-то говорил, что примет любое мое слово…
Его развернуло рывком за плечо, так что Равиль даже вскрикнул от неожиданности.
- Твое слово, - жестко процедил мужчина в ошеломленные серые глаза, возвышаясь над ним, - было, что ответ ты дашь «завтра»! Что ж, видимо я его получил. И понял. Я тебе не мальчик, да и ты не мазелька, чтоб за тобой собаченкой бегать, поцелуя как подачки клянчить!
Таш разжал пальцы, грубо отпихнув от себя юношу и удачно пряча за гневом удовлетворение от происходящей сцены: Лисенок пришел, а значит, уже никуда не денется! Разумеется, он знал, что с мальчишкой в тот же день, как они разговаривали, приключилась какая-то темная история и юный Поль слег, но лучший момент, чтобы начать приучать к послушанию - подобрать было трудно.
- Поиграть захотелось? - презрительно скривив губы, нанес он еще один удар по самолюбию. - Играешь ты и впрямь хорошо! Мне даже показалось, что у тебя не только смазливая мордашка, но и кое-что за ней имеется!
Равиль растеряно хлопал на мужчину ресницами от изумления, даже забыв, что мгновение назад успел отчего-то испугаться.
- Но я не мог! - выпалил он в ответ на абсурдное обвинение, не замечая, что несмотря на возмущенный тон, съехал на оправдания.
Зато заметил Ксавьер.
- О, разумеется! - он совсем уж издевательски выгнул бровь, отойдя от юноши почти брезгливо. - Исключительно важные дела!
- Я болел… - тихо уронил Равиль, считая трещинки в полу.
К глазам подступили злые слезы: он и не ждал, что здесь по нему с ума сходят, не требовал явившись горячего сочувствия, но отсутствие даже обычного интереса к его переживаниям и бедам не могло не ранить. Очередное доказательство, что он ничего серьезного ни для кого не значит - просто добило. Боль и какая-то уже совсем безнадежная тоска захлестнули с головой, лишая последних сил, едва ноги не подкосились…
А вот теперь самое время для пряника! Ксавьер одним движением оказался рядом, обнимая и поддерживая, но рука непреднамеренно легла чуть выше ожога, и юноша сдавленно охнул, бледнея, и судорожно вцепившись пальцами в дорогую ткань его кота.
- Малыш, что с тобой? Не хорошо? - мужчина прижал его сильнее, и Равиль едва не взвыл.
- Немного… - еле выдавил юноша занемевшими губами.
К счастью, его сразу отпустили, усадив вполне удобно, главное, что на поясницу больше ничего не давило.
- Что-то серьезное? - виртуозно: в голосе мужчины лишь искренняя тревога, и даже нечто, напоминающее раскаяние.
- Нет. Поранился… - Равиль был не в состоянии сейчас придумывать объяснения своему шраму, хотя подумать над этим стоило не в последнюю очередь.
- Как же ты ехать собрался? - укорил его Ксавьер, одновременно легонько и ненавязчиво лаская нежную кожу запястья и тыльную сторону ладони.
- А мне теперь идти больше не куда… - выбирать выражения у Равиля сил тоже уже не хватало, а себя вдруг стало жалко до слез. Отчаянно захотелось, чтобы его сейчас обняли и погладили - просто так, без всяких слов.
Но рядом никого, кроме Таша не было, а тот вместо утешений лишь усмехнулся:
- Неужели выгнал тебя все-таки Грие! - удивление от этого факта ему изображать не надо было.
Юноша тут же вскинулся:
- Я сам ушел!
Улыбнувшись как сытый кот, мужчина сел рядом, по-хозяйски приобнимая его за плечи. С
