специальной комнате, с перегородкой из толстого стекла, разговоры только по телефону и под контролем охранников — чуть что не так, и разговор прервут.

— Расскажите побольше о планировке, — попросил Хольт.

— Ну, камеры эти и сейчас целехоньки — около десяти футов в длину, меньше пяти в ширину, не больше хренова нужника. Настоящие камеры, а не гостиничные номера с телевизорами и всем прочим, в каких оттягиваются нынешние заключенные.

Мистер Глизон переживал то, что насельники этой преисподней называли «пятнадцать минут славы».

— Когда власти прикрыли тюрягу, меня наняли в обслугу здания. Оно конечно, снаружи с работой было туго, а жить на что-то надо, но место, честно вам скажу, то еще. Весь этот туман, ветер, чтоб ему неладно… Но я привык, да так тут и застрял, если вы меня понимаете… Платили, конечно, хреново, снаружи на эти деньжата и кофе не попьешь, но я привык к скудости, да и взаперти, по тюрягам, чуть не всю жизнь промаялся, поэтому…

— О тюрьме, пожалуйста, — вмешался Хольт, видя, что старого сидельца заносит не туда.

— Да, конечно. Я о ней и толкую, о чем еще? Так вот, когда ее покинули сотни людей, заключенных, охранников и обслуги, и она опустела, там запросто можно было заблудиться. И спрятаться — ищи, сколько хочешь, хрен найдешь. Ежели тебе, скажем, охота отвертеться от лишней работы, самое то. Ну а потом, когда в тюрягу решили возить туристов, я стал тамошним гидом, потому как на тот момент лучше всех знал и саму тюрьму, и ее историю. А она богатая — недаром многие гиды рассказывали, что слышали там голоса, голоса призраков. Крики, мольбы о помощи бывших узников…

— Там что, оставались бывшие узники? — уточнила Каден.

— Нет, давно никого не осталось. То стенали и плакали заключенные, умершие на Скале.

Сказано было эффектно, однако ожидавшейся Глизоном реакции у собравшихся это заявление не вызвало.

— Я все знаю о призраках, — продолжил он, — потому что все эти звуки начались сразу после закрытия тюрьмы. Могу вам все рассказать.

— Мы ждем от вас большего, мистер Глизон. Вы должны нам все показать.

— Показать? Но я давно уже и носа не кажу на Скалу. Там теперь не одни призраки. Там поселились сквоттеры, да не простые: говорят, они так ошалели от жажды, что пьют людскую кровь.

— От кого вы об этом слышали? — встрепенулся Хольт. Что-то в его голосе заставило встрепенуться и меня.

— Так это… все о том толкуют, на каждом, можно сказать, углу. Точно не упомню, нет. И уж увольте, больше я туда ни ногой.

— Вы отправитесь туда с нами, даже если для этого нам придется вас связать. Будете сотрудничать — мы вас и обратно доставим. Не захотите — бросим там, возвращайтесь вплавь. Плавать-то умеете? — Хольт повернулся ко мне и Каден. — Вы оба пока свободны. Если мы найдем на острове кого-нибудь подозрительного, он будет представлен Таху на опознание.

Когда мы покинули здание, Каден взяла меня за руку.

— Давай пройдемся по пристани. Я слишком издергалась, чтобы возвращаться в комнату.

Туман над заливом сгустился, окутав остров еще плотнее. Похолодало. Каден подняла воротник своей куртки и сунула руки в карманы.

Мы шли по набережной, когда я вдруг почувствовал какую-то перемену. Огляделся и понял: вооруженные охранники за нами больше не следуют.

— Должно быть, засиделись в комнате отдыха и даже не знают, что мы уже ушли, — ответила Каден, когда я поделился с ней своими наблюдениями.

Мне приятно было почувствовать, что никто больше не следит за каждым моим движением. И остаться наедине с Каден. Она была первой женщиной, к которой меня не просто тянуло, а рядом с которой я чувствовал себя уютно. Меня страстно влекло к Иксчель, но то была именно похоть, а не любовь. К Каден же я испытывал не просто теплые чувства: мне хотелось заботиться о ней, защищать ее.

Неожиданно она остановилась и подняла на меня глаза.

— Мы чертовски несправедливо обошлись с тобой, правда ведь, Тах?

— Что ты имеешь в виду?

— Тебя вырвали из твоего мира. Была у тебя семья? Жена? Дети?

Я покачал головой:

— Из всех близких у меня остался только дядя. Я не женат.

— Возлюбленная?

Я помедлил, потом ответил:

— Женщина, которая мне нравилась, — да, была. Но я не собирался провести с ней всю оставшуюся жизнь.

— Неужели ты ни о чем не тоскуешь? Быть того не может.

— Как не тосковать, тоскую. О многом. Мне бы хотелось снова стать живым и оказаться там, где вода чиста, а люди не испускают зловоние. Но главное, о чем я сожалею, это о двух людях, которых должен был убить.

Каден покачала головой и насмешливо произнесла:

— Вот уж не думаю, что несостоявшееся убийство — серьезный повод для сожалений.

— Не убийство, а то, что ты назвала бы казнью. Ксайп, Свежующий Господин, и Золин, предавший моего отца, остаются в Сем Мире. Они едят, спят, наслаждаются роскошью. Я не буду знать покоя, пока они оба не умрут.

— Я не верю в месть.

Я пожал плечами:

— А я не верю в то, что нужно спускать убийцам с рук.

— Ладно. Давай я покажу тебе затонувшую рыбачью лодку.

Мы шли вдоль берега, когда трое мужчин, вроде как обсуждавших болтавшуюся на воде лодку с заглушенным мотором, вдруг повернулись к нам, и один из них сделал в мою сторону резкий выпад предметом, в котором я узнал электрошоковое устройство. Я отпрыгнул и ударил ногой по его руке, выбив из нее парализующее болью оружие, а потом присел, подпрыгнул и, толкнув его в полете бедром, сбил с набережной в воду. Двое других схватили Каден и уже затащили ее на лодку.

Я перескочил с причала на палубу, оттолкнулся от нее ногами и ударом плеча отшвырнул одного из нападавших. Второй бросился мне на спину, и я, не поворачиваясь, приложил его о стальной борт. Он заорал, разжал хватку, и я резко развернулся, чтобы дать отпор третьему противнику.

И оказался лицом к лицу с Каден, державшей в руке шокер. Она ткнула меня им в живот и нажала кнопку.

Я завопил от боли и провалился во тьму.

Очнувшись от черного беспамятства, куда меня отправило прикосновение шокера, я обнаружил себя лежащим у горячей стены. Ощущение в голове было такое, словно сам Ксолотль использовал ее в качестве мяча на своей небесной игровой площадке. Оглядевшись, прислушавшись и ощутив телом вибрацию, я понял, что нахожусь не на лодке, а в самолете.

Руки и ноги мои были стянуты прочной серой лентой. Я мог извиваться, корчиться, даже перекатываться, но не пошевелить конечностями.

Неподвижно лежа в темноте, я прислушивался к дребезжащему вою пропеллеров. В чем у меня не было ни малейших сомнений, так это в том, что я на пути к очередному испытанию, на следующий уровень преисподней.

Потом откуда-то из недр самолета до меня донеслись голоса. Слов было не разобрать, но один голос точно принадлежал Каден. Неужели ее пытают? А могут и убить? Я должен спасти ее! Пусть она и