– Вы правы.

– Когда его кормят?

– Он ест нерегулярно. Когда выходит из оцепенения.

– Его с самого начала поместили в эту клетку?

– Да.

– А кто приносит еду?

– Я.

– Как его зовут?

– Понятия не имею.

Он повернулся к Сильви. Она надула губы, показывая, что тоже не в курсе.

– Мне надо это знать.

Сильви открыла свою папку и взялась за мобильный телефон.

– Я переночую в его клетке, – сказал Натан.

– Что?! – воскликнули обе женщины хором.

– Этот пес владеет важной информацией. Я смогу добыть ее, только оставаясь рядом.

– Это запрещено, – возразила Ирен.

– А я уверен, что на сей счет нет никакого правила, поскольку никто раньше этого и не домогался.

– Вы же не…

– Займись этим, – обратился Натан к Сильви.

– Чем? – спросила бельгийка, жонглируя листками своего досье, очками и мобильным телефоном, пытаясь при этом увернуться от сочившейся с крыши воды.

– Выясни кличку пса и договорись, чтобы я мог тут остаться.

Сильви ушла, увлекая за собой Ирен. Натан вошел в клетку. Вандейский бассет-грифон еще глубже забился в свой угол, сжавшись в комок. Натан сел на грязные, мокрые опилки, стараясь вести себя как можно незаметнее. Провонявший собственной мочой пес явно мучился от страха. И этот страх был как-то связан с внезапным исчезновением его хозяйки. И в его бегстве, и в последующей неподвижности проявилось сильнейшее эмоциональное перенапряжение. Оно же вызывало агрессию, стоило кому-нибудь к нему приблизиться. Хотя иногда неожиданно ослабевало. Чтобы держать животное в таком страхе, нужна постоянно действующая причина. И она все еще сказывалась здесь: бассет продолжал чувствовать видеть или слышать нечто, связанное с пропажей хозяйки. Что же именно?

Пес не спускал с него глаз. Его висячие, чуть скрученные уши лежали на полу. Проходили часы, но никто из них не шелохнулся. Натан сам превратился в беззлобную фаянсовую собачку, чтобы приучить пленника к своему присутствию. Животные в других боксах заснули. Тишину нарушал только стук дождя по кровельному железу, шлепанье капель по плитам пола, потрескивание устаревшего электросчетчика, мигание неоновых ламп. Натан задремал.

Когда он проснулся, дождь прекратился. Его товарищ по клетке ел, солидно упираясь в пол всеми четырьмя лапами, – широкогрудый, мордастый, крутолобый. Причина страха временно исчезла. Натан погладил его и вывел из клетки, причем тот не выказал ни малейшего сопротивления. Ирен уже сидела на своем посту, с чашкой в руке.

– Какая тут была погода в последние три недели?

Она вздрогнула и пролила свой кофе.

– Ну вы меня и напугали!

– Сожалею.

– Как прошла ночь?

– Это зависит от вашего ответа.

– На какой вопрос?

– Насчет погоды.

– Вы вообще-то откуда приехали?

– Из Австралии.

– А, тогда понятно. Тут дожди льют уже несколько недель подряд, такое во Франции впервые. Все из-за глобального потепления. Северную половину страны скоро затопит, а в южной все выгорит от засухи.

– У вас неоновые лампы барахлят.

– Если бы только они. Электропроводка совсем отсырела, свет постоянно вырубается. Все насквозь промокло. А счетчик вообще никуда не годится, старье. Знаете, в бюджете собачьи приюты не на первом месте. А что вы делаете с этим псом? Зачем выпустили из клетки?

– Заберу с собой.

– Не положено. Мне нужно разрешение.

– Можно воспользоваться вашим телефоном?

– Звонок в пределах Парижа?

– Да.

Он набрал номер мобильника Сильви.

– Заедете за мной?

– Прямо сейчас?

– Я бы хотел отвести пса на улицу Ламарк.

– Свяжусь с Тайандье. Поедем вместе. Есть новости, Натан.

– Какие?

– Еще одна женщина пропала.

– Я узнала имя. Бариш, – сказала Сильви прямо с порога.

– Пропавшей?

– Нет, собаки. А пропавшую зовут Николь Баллан.

– Что значит «Бариш»?

– Не знаю. Просто кличка.

– Ладно, едем. Спасибо, Ирен, за кров и за кофе.

– Будете еще в Париже, Натан, надеюсь, сможем разделить не только кофе, – сказала директриса приюта.

Комиссар поджидал их в машине у ворот.

– «Будете еще в Париже, Натан, надеюсь, сможем разделить не только кофе», – томно проворковала Сильви.

– Что на вас нашло?

– Задержись я на час, пришлось бы выуживать тебя из ее постели.

Озабоченный Тайандье тронулся с места. По его словам, пропала жена сотрудника Главного управления внешней безопасности – не вернулась домой с пробежки в лесу Фонтенбло. Президентская канцелярия и министерство внутренних дел удвоили давление на комиссара, который и без того злился на себя, упустив похитителя.

Как думаете, что мог делать этот тип в квартире Аннабель? – спросил его Натан.

– Оттуда ничего не украдено. И когда я за ним гнался, в руках у него ничего не было. Либо не успел взять то, зачем пришел, либо это поместилось в кармане джинсов.

– Либо в памяти.

– То есть?

– Информация. Телефонный номер, имя, адрес…

– Может, мобильник? – предположила Сильви.

– У Аннабель его не было. Она считала, что излучение телефона вредно для здоровья.

– Что-нибудь поразило вас в том типе?

– Бегал вверх-вниз через восемь этажей без всякой усталости.

Объехав столичные пробки, Тайандье остановился на улице Ламарк.

– Злоумышленники похитили Аннабель, чтобы выпытать у нее что-то, – предположил комиссар. – Она заговорила и дала им ключи. Видимо, то, что они ищут, нелегко найти, поскольку тип проторчал там минут сорок пять, прежде чем я его застукал.