– Понятия не имею. По-моему, она еще не сформулирована. А что это вы вдруг?..

– Да как вам сказать… Просто одно дело всякие присадки к лекарствам, регенерирующие кремы…

– Я сам таким кремом пользуюсь ежедневно, – перебил капеллан. – Вы хотите знать, что скажет Церковь, если прогнозы насчет эликсира жизни сбудутся? Так? Какова будет реакция Святого Престола на то, что любой, доселе проходивший по категории «простых смертных»…

– Станет простым бессмертным, – заключил Кронштейн коротко и ясно.

– Я, честное слово, не знаю, – сказал Причер кротко. – Понимаете, Эйб, у нас субординация такая же, как в армии. Будет распоряжение насчет креатина – доведут до каждого священнослужителя в части, его касающейся.

– И вы обязаны будете распоряжение выполнять? – спросил психиатр, щурясь на капеллана сквозь полупустой бокал. – Претворять, так сказать, в жизнь строго и последовательно?

– Хм-м… – Причер задумался, выискивая для ответа правильные выражения. «Священник, он в чем-то как генерал, – мелькнуло в голове. – Даже нетрезвый все равно священник. А Кронштейн, язва такая, естественно, хочет получить от меня сугубо личное, человеческое мнение. То-то он сам из себя постоянно обычного человека разыгрывает… Психиатр».

– А вот я… – неожиданно вступил в разговор Воровский, о существовании которого собеседники просто забыли. – А я на днях видел бабу с во-от такими сиськами!

Капеллан ошарашенно уставился на прапорщика.

– Все нормально, Майкл, – сказал Кронштейн. – Все в порядке. Ситуация под контролем. Не обращайте внимания, Причер. Вы продолжайте. Мне очень интересно.

– Обойдетесь. – Капеллан выпил еще немного и почувствовал явственный прилив душевных сил. – Ничего я вам не скажу, Эйб. Наверное, я сам для себя еще ничего определенного не решил. Да и потом… Какое именно бессмертие даст человеку креатин – если даст его вообще, конечно? И что считать истинным бессмертием – вы над этим задумывались когда-нибудь? Вы хоть представляете разницу между понятиями «сознание» и «душа»? А? Вижу, не представляете. А это серьезный вопрос. Нужно будет вам как-нибудь лекцию прочесть на эту тему. Да и не только вам.

– А вы проповедь закатите!

– Да легко. И «закачу», как вы выразились.

– Ну, за это и накатим… За первое выступление капитана Причера в роли капеллана Причера! Я в смысле – официально, с высокой трибуны. Так-то вы настоящий капеллан. Ну, поднимем и сдвинем!

– А кто-то сейчас раздвигает… – заметил Воровский глубокомысленно, но с соседями чокнулся.

Капеллан выпил, обнаружил, что бокал пуст, и небрежно отодвинул его на край стола.

– Эй, военный! Дозаправщик! – тут же отреагировал Кронштейн. – Правым галсом – на сближение, бегом!

К столику метнулся официант с подносом.

– Вы бы потише, а? – попросил он, сноровисто меняя емкости. – И так все заведение на вас таращится. Задолбали уже с собой приносить и распивать.

Воровский свою посуду отдавать и не подумал – официант просто вынул у него из пальцев освободившийся бокал и воткнул на его место полный.

– Замечания офицерам? – осведомился Кронштейн вкрадчиво.

– Просто другим обидно, – хмуро сказал официант. – Если водки хоть залейся, так лезьте на свой пароход и жрите. Тут-то зачем?

– И залезем, – пообещал Кронштейн с угрозой в голосе. – И зальемся. А потом зальется слезами безутешная мама одного умника, который любит давать полезные советы. Думаешь, мы просто так в вашем поганом кабаке сидим? Мы тут чтобы культурно и без эксцессов. Обстановка, понял? Мягкая и располагающая.

– Ну-ну, – хмыкнул официант. – Мне-то что, мое дело маленькое, подай-принеси. Только старший говорит, если увижу среди русских мичмана Харитонова, вызову «эм-пи» мгновенно. Старший нервничает очень с тех пор, как тут лейтенант Мерфи погулял. Так что учтите, господа офицеры, я вас чисто из уважения предупредил.

– Уважение – это правильно, – сообщил Воровский.

– К вам не относится, – тихонько буркнул официант и испарился.

– Что он там булькнул? – Кронштейн проводил официанта тяжелым взглядом. – Наверняка гадость какую-нибудь. А действительно, Причер! Давайте-ка еще по одной дернем – и на нашу коробку? Экскурсию вам устроим.

– А мне потом обоих на себе тащить? – оживился Воровский. – По сто двадцать кэгэ на каждое плечо? Или ты грыжу вправлять умеешь?

– Ерунда, вахтенных матросиков позовешь. – Кронштейн достал флягу. – Ну-с, готовьте посуду, святой отец.

Причер отпил немного пива, двинул бокал к Кронштейну и с интересом спросил:

– Вы каждый раз, вернувшись из похода, так лихо керосините?

– И в промежутках тоже. А как без этого? Страшно же. Вы бы видели, Причер, какая гадость оранжевый планктон. Ты его напалмом херачишь, а он тебе в это время борта прогрызает. Допустим, «Тревога» ему не по зубам, не какая-нибудь банка консервная американская, но все равно каждый раз оторопь берет. Я вам так скажу, Причер. – Кронштейн подвинул капеллану бокал с адской смесью и заглянул прямо в глаза. – Если б меня попросили это сволочное явление природы охарактеризовать, я бы назвал его «желчь планеты». Мы на море не с планктоном боремся, Причер. Мы со всей Кляксой воюем. Разгоняем ейную кислую отрыжку. Которая, если до базы доползет, выжжет тут все начисто.

– Тэйлор тоже говорит, что не мы от джунглей защищаемся, а они от нас, – вздохнул капеллан, принимая бокал.

– А вот я… – вступил прапорщик Воровский. Причер и Кронштейн будто по команде оба к нему повернулись – от неожиданности. – А я тут на днях видел бабу с во-от такими сиськами!

И победно оглядел собеседников.

Кронштейн помотал головой, будто отгоняя назойливую галлюцинацию.

– Никак не привыкну, – сказал он. – Каждый раз он меня подлавливает. Расслабься, Майкл, все нормально. Все под контролем. Отдыхай. Так что там насчет джунглей, святой отец? Ах да. Не мы от них, а они от нас? Ничего удивительного – все умные люди так говорят, Причер. Batiushka наш корабельный то же самое утверждал, пока не снюхался. Отличный был мужик, как-то упустил я его…

– Снюхался?

– Угу. Он, бедняга, когда понял, чего мы тут наколбасили, пошел к адмиралу. Сами понимаете, безрезультатно. Начал по своему начальству депеши слать. Те – разберемся, мол, служи пока. И тишина. Он с горя депресснул и, вместо того чтобы со мной пообщаться, начал втихаря гулять по открытой палубе без маски. Нюхнет свежего морского воздуха – и вроде легче ему. А я как-то поздно догадался, что происходит, – у него уже зрачки были во весь глаз. Ну и пошел наш batiushka на списание. Дома лечится сейчас. Давайте-ка, Причер, употребим. Есть тост. За укляксенных Кляксой на фиг. За всех, кому этот мир отомстил. За лучших из нас. Потому что сволочь разная живет тут, богатеет, ни о чем не задумывается и в ус не дует, а нормальных военных совесть зажирает почище всякого планктона.

– Хватит, Эйб, – попросил капеллан. – Не грузите меня хотя бы сегодня. Я и так вкопался в здешние проблемы по самые по уши. Давайте выпьем, как полагается, за память тех, кто не вернется домой. Я, например, пью за первый разведвзвод.

– Ладно, – согласился Кронштейн. – У нас тоже… Хватает. Тогда не чокаясь. Ну!..

Они выпили, за столиком воцарилось молчание – каждый что-то вспоминал, – и Причер вдруг понял: сидят они на островке спокойствия посреди океана буйного веселья. В баре стоял невообразимый гвалт, ревела музыка, кто-то возле стойки отплясывал нечто экзотическое, облаками плавал табачный дым… И женщины тут были, ярко одетые и накрашенные, попавшие в офицерский бар непонятно как, против всех правил – им полагалось находиться на рабочем месте, в борделе, – но господа офицеры, видимо, давно похерили разные заскорузлые правила, которые просто глупо было соблюдать на этой неправильной планете, где по небу летают крокодилы, а море испаряется галлюциногенами… Бар обрушился на Причера и крепко придавил – оказалось, что Кронштейн и его меланхоличный приятель занимали на самом деле очень