сделать, но скорее потерпел поражение, то при помощи волшебных книг, которые у него были (ибо он был и чародей, знакомый с мудростью индийцев и египтян и с мифологией язычников и промышлял страшным и гибельным искусством магии), задумал представить какой–то фокус, взошел на крышу дома и, сколько ни старался, ничего, однако, не смог сделать, но, упавши с дома, окончил жизнь. А жил он там довольно лет. Он имел при себе одного только ученика, вышеупомянутого Тербинта, которому и передал все свое как самому верному и преданному товарищу. Тербинт по смерти Скютиана хоронит его самым почетным образом и похоронивши решается не возвращаться к той женщине, которая, отказавшись от блуда или от рабства, уже сочеталась с Скютианом, но взявши все свое имущество, золото и серебро и прочее, убегает в страну персов, переменив свое имя, дабы не быть схваченным, и вместо Тербинта, как выше у меня сказано, принимает имя Будды. Вместе с тем он не оставил доставшегося ему по преемству дурного наследства, именно четырех книг Скютиана и занятия магией и колдовством. Ибо и он был весьма старательно обучен известным наукам. Но когда стал разглагольствовать в стране персов, поселившись у одной старухи вдовы, и вступил в спор о двух началах с служителями при храме Митры и жрецами идола, с каким–то пророком Парком и Лабдаком, и не мог оспорить даже главных представителей идолослужения, но пораженный от них обличением и потерпев стыд, задумал подобное вышеупомянутому Скютиану, взошел на крышу дома, решившись колдовством сделать то, чтоб ему никто не противоречил, но пораженный ангелом упал вниз и так умер за то, что хотел покуситься на чародейство. Старуха, похоронивши его, сделалась обладательницей его денег и, не имея детей и никого из особенно близких, долгое время пребывала в таком положении. Наконец, купивши Кубрика, — он же и Манес, — приняла его к себе в услужение и при смерти оставила ему плоды недоброго наследства, как бы яд аспидов, ко вреду и погибели многих.
4. Таким образом и Кубрик, наименовавший себя Манесом, жил между персами и с ними беседовал. И так как никто ему не верил, но слышащие манихейское учение не терпели его и все изумлялись нововведению, чрезвычайной мифологии и пустому обману; то он, видя, что собственные его злохудожные словоплетения разрушаются, будучи обольщен умом, придумывает себе какой–нибудь способ, посредством которого мог бы утвердить свое страшное изобретение. И когда распространилась молва, что сын царя персидского впал в некоторую болезнь и лежит в царствующем граде Персии (ибо не там жил Манес, но где–то в другом месте — вдали от царского города): тогда ослепленный своим нечестием, и подумав, что по книгам, найденным им после господина его Тербинта (он же и Будда), наследника Скютианова, он может приготовить некоторые лекарства для царского сына, уходит из своего места и спешит, и дерзновенно объявляет о себе, обещаясь принести пользу. Но не сбылась призрачная надежда чародея; он обманулся в ожидании, поднесши болящему сыну царскому какое–то лекарственное снадобье. Мальчик наконец умирает на руках его, чтобы обличились все соединенные с ложью пустые его обещания. Когда это так случилось, то по повелению царскому бросают его в темницу. Ибо цари персидские не тотчас налагают наказание на виновных в важных и позорных преступлениях, но придумывают осуждаемым какой–нибудь чрезвычайный смертный приговор с пытками. Так было и теперь.
5. Между тем Манес (он же и Кубрик) продолжал оставаться в темнице, посещаемый при этом своими учениками. Ибо обманщик этот уже собрал себе, так сказать, воинов, которых называл учениками, числом около двадцати двух. Из них избрал он каких–то троих: некоего так называемого Фому (?????), и Гермия (???????) и Адду (?????), и так как услышал о распространенных по Иудее и во всем мире священных, то есть христианских книгах — Закона, Пророков, Евангелий и Апостолов, то, давши вышеупомянутым людям золота, послал их в пределы Иерусалимские. Это однако он сделал прежде, нежели был заключен в темнице, когда своими рассуждениями с народом не мог утвердить своего учения. Услышав же об имени Христа и Его рабов, то есть христиан, он решился обмануть заблудших во имя дела Христова. Те отправились и немедленно купили ему книги. Так как возвратившись находят его уже не на свободе, а в темнице, то пришедши туда, показали ему книги. Взявши и тщательно рассмотревши их, он легкомысленно поступил, примешав к истине свою ложь, именно там где он находил какое–нибудь слово или название, которое по своему виду могло бы представить подобие его мнению. Таким–то способом старался он утвердить вымысел своего прикрашенного учения. Между тем с усиленной просьбой пристав к смотрителю темницы и дав ему много серебра, спасается бегством, и, оставив страну персов, прибыл в Римское государство. Когда он был уже между Месопотамией и Персией, и находился еще в пустыни, услышал он об одном великом муже, отличавшемся высоким благочестием, по имени Маркелл (????????? ???????), жившем в Месопотамском городе Касхаре (?? ???????); этот человек был по всему христианин и удивительный по делам правды, помогавший вдовым и бедным, сиротам и нуждающимся. Манес решается пристать к этому мужу, чтобы, имея его под рукою, можно было при его посредстве распространить свою власть не только в Месопотамии, но и по всей окрестности Сирии и Римской державы. Он пишет к нему послание с Тюрбоном (??? ????????), одним из своих учеников, от пределов реки Странга (???????), из так называемого укрепления Аравион (?????????). Послание это заключало в себе следующее. А ты возьми, прочитай и узнай злокозненность обманщика.
6. «Манихей, апостол Иисуса Христа и со мною все святые и девственники, Маркеллу, чаду возлюбленному, благодать, милость, мир от Бога Отца и Господа нашего Иисуса Христа. Десница света да сохранит тебя от настоящего века лукавого и от сетей лукавого, аминь.
Услышав о великой любви к тебе, я весьма обрадовался; о вере же не по правому учению опечалился. Посему, будучи послан для исправления рода человеческого и щадя вдавшихся в обман, я счел нужным послать к тебе это послание, к спасению, во–первых, души твоей, потом — и пребывающих вместе с тобою, чтобы ты не держался не рассудительного мнения, как учат предстоятели простейших, которые говорят, будто добро и зло от одного и того же происходят, и вводят одно начало, не рассуждая и не различая тьмы от света, доброго от злого и худого, и внешнего человека от внутреннего, как мы прежде сказали, но непрестанно смешивают и сливают одно с другим. Ты же, чадо подобно многим людям, нерассудительно и просто не соединяй того и другого, как случится, и не возноси хулы на Бога благостыни. Ибо начало и конец и вину сих зол относят к Богу только те, которых
7. Прочитав это послание, Маркелл, муж достойнейший, весьма благочестивый и отличный, удивился и был поражен. Случилось, что Архелай, епископ того города, был вместе с ним дома в тот день, когда этот раб Божий принял в руки послание Манихея. Архелай, узнав причину и прочитав послание, заскрежетал зубами, как лев рыкающий. и восприняв ревность Божию, думал поскорее отправиться к нему и схватить его как пришельца из варварских стран, — откуда и вышел он, — восставшего на погибель сынов человеческих. Рассудительный же Маркелл просьбами смягчил епископа, а Тюрбону велел отправиться к Манесу в укрепление Аравион, где тот ожидал Тюрбона. (Эта крепость находится между Персией и Месопотамией.) Но он отказался от возвращения к Манихею; и Маркелл, не принуждая Тюрбона, посылает одного скорохода из своих, написав ему такое послание.
«Маркелл, муж славный, Манихею, известному чрез послание, желает здравия. Я получил написанное тобою послание. Тюрбона я принял по дружелюбию моему, а смысла письма никак не понял; разве ты, пришедши, не объяснишь ли все подробно на словах, как ты обещал в письме. Прощай».
8. Узнав это, Манес заметил недоброе что–то в задержке Тюрбона — много же раз он обманывал себя, рассуждая об ином вопреки действительности, вследствие излишней уверенности в своем уме; впрочем, получив повод в письме, поспешно приехал к Маркеллу. А епископ Архелай, кроме слова имея и ревность по вере, решился, если бы возможно было, как только узнает о его прибытии, тотчас поймать этого человека, как тигра или волка, или какого другого зверя, предать его смерти, чтобы от нападения такого зверя не повредилось стадо. Но Маркелл просил, чтоб лучше Архелай поговорил с ним великодушно и
