из книг по медицине.
— Кто дал тебе право рыться в моей библиотеке? — зашипел он. — Ах, было бы гораздо лучше давно сжечь ее. Вначале я надеялся, что эти книги помогут мне найти средство, которое спасет Мелисанду...
— Ну да ладно! — прервала его София так же грубо, как прежде он ее. — Впрочем, мне гораздо больше по душе наука, не имеющая ничего общего с больными телами, — я говорю о философии и теологии. Лишь потому, что таких книг у вас нет, я узнала, как спасти нашего магистра Жан-Альберта. Значит, так было нужно, и я была единственной в этом доме, кто смог это сделать.
Бертран смотрел на нее в таком изумлении, будто видел впервые в жизни и только сейчас заметил, что после смерти Мелисанды он женился во второй раз. Он-то считал ее тихой тенью, а не сварливой бабой, считающей, что она имеет право действовать по своей воле. Можно было смириться с этим, покуда она действовала незаметно, не беспокоя его, но только не теперь, когда она перед всеми поставила его на место, задев его гордость.
— Ты осмеливаешься... — начал он. Его прервал тонкий голосок Теодора:
— Она прочла все книги, какие только есть в этом доме, и все те, что приносил магистр Жан-Альберт. И она может в точности передать содержание каждой книги. Она может прочесть все наизусть.
Бертран принялся критиковать слова ребенка. Будто желая дополнить и без того громкий хор голосов, где каждый стремился перекричать другого, раздался еще один голос, которого ждали меньше всего. Магистр Жан-Альберт, только что очнувшийся после длительного обморока, свои первые слова использовал на то, чтобы отругать свою спасительницу.
— Я всегда задавался вопросом, — со стоном сказал он, доказывая, что не утратил своего скудного ума, — почему вы позволяете делать это вашей жене. Мы ведь прекрасно знаем благодаря святому Августину, что женский пол является неполноценным и годится только лишь для того, чтобы служить мужчине, а не для того, чтобы учить книги наизусть.
Бертран в замешательстве переводил взгляд с одного на другого, а потом покраснел как рак и спросил:
— Это правда?
— Если вы хотите знать, больше ли у меня знаний, чем у этого больного, который лежит на кровати, — холодно ответила София, — то я с удовольствием отвечу: да, и так было еще до того, как его голова угодила под копыта лошади. У меня есть дар навсегда запоминать все, что я когда-либо прочитала. Поэтому я во многом превосхожу этого дурака, который обвиняет меня, еще не поняв, что я спасла ему жизнь, и этих врачей, которые ничего не смогли сделать для вашей супруги. И я страстно желаю только одного: не оставаться на месте, а постоянно углублять и расширять свои знания. Я хочу стать самым великим ученым, и у меня есть к этому талант!
Теодор испуганно смотрел на отца, который так редко появлялся в его жизни и которого он еще никогда не видел в ярости. Бертран, совершенно потеряв самообладание, подошел к Софии и встряхнул ее так сильно, что ее голова откинулась назад.
— Письмо не предназначено для женщин! Это дьявольский дар!
— Ха! — рассмеялась София, которую хорошо знакомый упрек так сильно задел, что она не смогла удержаться, чтобы не ответить ему тем же. — И это вы осмеливаетесь говорить мне? А кто же пытается стереть демона Шабрири простыми словами? Кто целыми днями сидит взаперти и пытается создать эликсир жизни? Я не могу себе представить, что вам это когда-нибудь удастся. Для этого нужен холодный расчет и ясный ум, а печаль, которую вы испытываете после смерти Мелисанды, плохой советчик!
Он встряхнул ее еще сильнее.
— Не смей произносить ее имя! Ты не достойна этого!
— Почему же? — спросила она, не в силах совладать с волной ярости, охватившей ее, и не думая о последствиях. — Разве я не ваша супруга? О да, конечно, вы не решались прикоснуться ко мне, лежали как чужой со мной в постели и даже прогнали меня из своей спальни. И все же вам не хватило мужества противиться желанию короля, когда он заставил вас жениться. Не слишком-то вы печалитесь по Мелисанде, раз так скоро снова женились.
— Я удовлетворил просьбу короля, это так, — объяснил он язвительным голосом, — так ты стала моей женой. Но именно поэтому ты обязана подчиняться моей воле и слушаться моих приказов. Ты больше никогда не войдешь в мою библиотеку. Я не хочу, чтобы ты лечила больных и брала на себя больше, чем полагается женщине. Я хочу, чтобы ты, как приличная жена, занималась хозяйством. А если ты ослушаешься — я велю запереть тебя в самую темную из всех комнат!
София торопливо шла по улицам Парижа.
Город насчитывал двенадцать тысяч жителей и считался одним из самых больших городов христианского мира. Центр его находился на острове между двумя рукавами Сены. Справа и слева на берегу виднелись поселения, окруженные городской стеной, которая была ненамного выше человеческого роста. Днем многочисленные ворота были открыты, и через них в город стекались люди, и он был так густо заселен, как никакой из районов Любека.
До этого София почти не выходила из дома Бертрана и не имела возможности изучить новую родину. И сегодня, когда она шла по улицам в сопровождении глуповатого слуги, который указывал ей дорогу, окружающая панорама мало интересовала ее. Ее душа была наполнена гневом, и вызван он был не только грязью, в которую погружались ее ноги. (Только большие перекрестки между улицей Сен-Дени и Сен-Жак, а также маленький участок перед домом Бертрана были выложены камнем, потому что там однажды застрял в грязи король Филипп и приказал построить приличную дорогу.)
— Скажите мне, мадам, — жалобно спросил запыхавшийся слуга, — а правда, что вас примет сам король?
— Ну конечно же нет! — раздраженно ответила София. — Если я попросила тебя показать мне дорогу к королевскому замку на острове Сите, то вовсе не потому, что хочу переговорить с королем. Я намерена обратиться за помощью к другому человеку
Она разгневанно пробиралась сквозь толпу ремесленников, которые орали и выкрикивали ей вслед непристойности. Как только парижане выносят такую тесноту!
В домах было не лучше, чем на улице. Все спали вместе: муж с женой, а рядом в кровати дети или больные беззубые старики. Подмастерья, обучавшиеся ремеслу своего хозяина, слуги, компаньоны, свободные мастера спали в той же комнате. Ходили слухи, что рядом с воротами Сен-Оноре однажды подмастерье сапожника обрюхатил его жену, потому что в темноте перепутал ее с дочерью хозяина. Сапожник был дважды опозорен — потому что оказался отцом бесстыжей дочки и должен был теперь носить рога.
— А что вы сделаете, — продолжал слуга, когда они наконец перешли через Сену и от серо-зеленой воды повеяло прохладой, — чтобы вас вообще впустили в королевский дворец?
София об этом еще не думала.
Приказ Бертрана заставил ее покинуть его дом, прежде чем он успел осуществить свою угрозу и запереть ее в темнице. Она отправилась к единственному человеку, которого в этом чужом городе могла попросить заступиться за нее.
Только сейчас ей пришло в голову, что он наверняка не обрадуется встрече с ней. У ворот замка ее встретит войско рыцарей, призванных защищать короля и его семью.
— Меня удивляет, — обратилась она к слуге, когда они уже почти достигли цели, — что здесь так пусто. В последний раз, когда я здесь проходила, — а это было очень давно, поскольку
Бертран де Гуслин не очень-то любит посещать короля, — здесь было полно народа и очень шумно. А теперь мне кажется, будто тут все вымерло.
Слуга наклонился, а София принялась ходить взад-вперед вдоль серой каменной стены, перед закрытыми воротами.
— Может быть, все ушли сражаться с Ричардом Английским, как это было в последние годы, — горько заметила София, но спокойствие не было ее стихией. Если уж самого короля Филиппа не было в городе, то где же тогда его супруга, на которой он женился после Изамбур, и маленький сын, которого она недавно родила?
В тот момент произошло нечто удивительное. Открылось окошко, наружу выглянул мужчина и
