Замок Мант был мрачным и сырым.
София удивлялась тому, что в его темных углах вообще могла держаться паутина, которая при ближайшем рассмотрении казалась сотканной не из серых нитей, а из вязких водорослей.
Черные монахи будто собрались в каждом углу, чтобы обеспечить короля достаточным количеством молитв.
Разговорчивый паж, сопровождавший Софию и Изамбур, был весел и жизнерадостен, будто не ощущал запаха смерти, витающего повсюду. Он рассказал об ужасном монастыре вблизи Мант, откуда пришли все эти монахи.
Рыцарь по имени Дагоберт основал его, лежа на смертном одре, желая таким образом искупить свои грехи. Всю жизнь он грабил, разрушал церкви и нападал на паломников. Особенно нравилось ему калечить невиновных. Сто пятьдесят людей с отрубленными руками или выколотыми глазами жили в этом монастыре. За ними ухаживал монах, который в тот день был освобожден от обычной работы и молился не о спасении души ужасного Дагоберта, а за душу короля.
София почувствовала облегчение, когда паж наконец замолчал и к ним вышел дофин.
Его глаза покраснели, лицо, которое, несмотря на многочисленные битвы, выглядело немного женственным, было уставшим и опухшим.
— Хорошо, что вы приехали вовремя, — сказал он, обращаясь скорее к Софии, чем к молчаливой Изамбур. — Король, прежде чем покинуть эту землю, хочет переговорить со своей супругой. София едва сдержалась, чтобы не усмехнуться. Она уже собиралась спросить, почему только теперь, когда уже ничего нельзя было изменить, он стал бояться за свою душу, как когда-то ужасный Дагоберт, почему мысль о супруге не заставила его покаяться раньше.
Однако судить об этом было не ее дело, точно так же, как она не имела права отказаться от изнурительного путешествия в этот замок. Едва она услышала эту просьбу, или, вернее, приказ, как тотчас же стала собирать Изамбур в дорогу.
Королева, как и София, вспотела и была покрыта пылью, но мыться и приводить себя в порядок времени не было.
Позади дофина появилась знакомая темная фигура. Брат Герин вежливо кивнул в знак приветствия, но, как всегда, едва взглянув на Софию, смущенно отвел глаза.
— Идите же скорее к нему! — приказал он дофину. — Король только что в последний раз исповедовался. Теперь он желает видеть Изамбур.
До этого момента смерть Филиппа оставляла Софию равнодушной. Только теперь она поняла, что власть Герина уменьшится, у него пропадет смысл жизни, упрямая борьба за влияние и власть станет бесполезной, если больше не будет короля, которым можно управлять, как марионеткой.
«Ты, как и он, превратишься в пыль, — подумала она со злорадством и сочувствием, привычно хватая Изамбур за руку и толкая ее вперед. — В пыль, независимо от того, на сколько лет ты его переживешь».
Комната, в которой лежал король, была такой же мрачной, как и весь замок. Ставни были раскрыты, но свет, проникавший сквозь окна, был пронизан столькими частицами пыли, что казался грязным.
Король старался спрятаться от слабых лучей солнца, отворачивая голову в сторону, будто ничего не хотел знать о мире, которым больше не мог управлять.
София в последние годы редко видела его. Нездоровый серый цвет лица был ей знаком. Страшнее всего были морщины, которые походили не на следы, которые возраст оставляет на лице человека, прожившего бурную жизнь, а на предвестников смерти. Тело короля будто усыхало изнутри, но его пожирало не гниение, а сильный жар. Его глаза блестели, и когда он перевел взгляд на Софию, то не узнал ее.
— Вы пришли, моя королева, —• сказал он, ошибочно обра-тясь к Софии, в то время как Изамбур бесполезно и неподвижно стояла у порога.
Его веки, лишенные ресниц, задрожали, когда он, кряхтя, поднялся в постели и, воспользовавшись остатками сил, взял руку Софии.
— Изамбур, — сказал он. — Изамбур... так уж случилось, что я дотронусь до тебя еще раз... еще раз после той злополучной ночи.
Его черты успокоились. Они больше не скрывали давнишнюю, тщательно хранимую тайну о первой брачной ночи. До этого времени он рассказывал о ней только своей третьей супруге Агнессе, но София догадывалась, что нужно сказать лишь несколько слов, чтобы выудить из него признание. Она осторожно повернулась, чтобы посмотреть, последовал ли за ней брат Герин или дофин Луи, но то ли из уважения, то ли устав от женщин ни тот, ни другой не остался в комнате короля.
Еще до конца ничего не спланировав, София наклонилась к умирающему.
— Я прошу прощения за то, что тогда сделала, — невольно прошептала она.
Она надеялась, что затуманенный лихорадкой мозг короля не позволит ему удивиться тому, что Изамбур вдруг заговорила. Он с пониманием кивнул.
— Я решил, что вами завладел дьявол, — сказал он, и на его потном лице отразилось отчаяние. — Сейчас я спрашиваю себя, не лукавый ли покушается на мою душу и ждет, как бы вырвать ее у добрых ангелов. Ведь в тот короткий момент, когда она покидает тело и отправляется в опасный путь в потусторонний мир, она совершенно беззащитна.
Изамбур стояла молча. Казалось, будто она даже не дышала.
— Сэр, — прошептала София. — Сэр... мы с вами в последний раз видим друг друга на этой земле. Если вы простите меня, вашу супругу Изамбур, то и сами очиститесь от грехов. Только скажите мне, что вас сильнее всего мучило, что больше всего рассердило в ту далекую ночь...
Она вовсе не стыдилась того, что выдавала себя за другую. Ее толкало на это не только любопытство, но и ощущение того, что она имеет право узнать эту тайну.
Разве не та ночь стала началом всех пагубных событий? Разве ее собственная жизнь'не сложилась бы иначе, если бы король не отверг Изамбур?
Ей бы не пришлось предавать королеву, Грета не прокляла бы ее и она не стала бы женой Бертрана. Она не стала бы заставлять Теодора учиться и не вынудила бы Мелисанду покончить с собой. Может быть... может быть, она лучше бы узнала брата Герина, но той ночи в Суассоне никогда не было бы, когда ярость, вызванная поведением короля по отношению к Изам-бур, толкнула его в ее объятия. Не было бы Катерины, и некому было бы подначивать других женщин убить ее как колдунью.
— Что... — наставала София. — Что тогда произошло? Давление его руки ослабло, лысая голова опустилась на подушки. Слабое дуновение вестра из окна подняло сухую пыль.
— Изамбур, — прокряхтел умирающий король, — Изамбур...
София уже подумала, что это станет его последним словом и ее вопрос останется без ответа. Но потом он, тяжело переводя дыхание, рассказал все, что случилось с ним в ту ночь в Амьене и что потом тридцать лет отравляло ему жизнь.
Длинное шествие скорбящих провожало короля в последний путь тем жарким июльским днем.
Тело Филиппа одели в королевские одежды, в тунику и далматику. На голове его была корона, а в правой руке — скипетр. Сквозь золотой платок, покрывавший его голову, просвечивало восковое лицо, хотя со времени его кончины прошло несколько дней.
В аббатстве Сен-Дени, которому он оставил свое личное имущество, он должен был быть захоронен между могилами его предков Дагоберта и Карла Лысого, и туда его теперь провожали великие люди кролевства, бароны, графи и епископы.
