кузена, или опять у короля Георга, или у австрийского императора…
— Вы можете оплатить его частично и отдать в залог кое-какие драгоценности, пока долг не будет выплачен, — сказал великий финансист. — Я думаю, вы могли бы получить его за два миллиона…
Дух времени — соперничество — подхватил регент, к этому добавилась его неизменная неспособность сказать «нет» — он чаще говорил «может быть», что одно и то же. Он понимал, что все другие монархи узнают об этой сделке. Купить этот камень — почти политическое дело.
Русский царь Петр, у которого заканчивался шестинедельный визит в Париж, только глянул на бриллианты короны, выложенные перед ним в апартаментах герцога де Виллеруа в Тюильри. Он скривился — обычная гримаса, которой царь был обязан яду, поднесенному ему в детстве, — и отвернулся от всего этого великолепия. Он отказался принять в дар усыпанную бриллиантами шпагу, чем оскорбил регента. Он отверг апартаменты королевы и в конце концов расположился рядом с арсеналом, где спал на походной кровати в чулане. Этот царь, который ненавидел роскошь, позже сказал, что упадок неизбежен для народа, столь преданного излишествам.
Подобно регенту и многим правителям (в том числе и тому, кого я знаю лучше всех), великий царь был нетерпелив. Если его карета была не готова, он садился в первый же попавшийся экипаж. К тому же он был варваром без перчаток и без пудры на волосах, ходил в одежде рваной и грязной, пахнущей болезненной сладостью слишком многих ночей, проведенных в попойках.
— Это символ всего, чем Франция снова может стать, как в первые дни Великого Монарха, — сказал Сен-Симон. — Это великолепие, по которому регентство будут помнить долго. Кроме того, разве два миллиона как-то скажутся на нашем финансовом положении? Месье
Лоу закивал столь энергично, что у него съехал парик. Герцог Сен-Симон походил на одну из тех без меры расплодившихся собак, что наполняют двор.
Вцепившись в кость или в шелковый чулок, такая собака трясет головой и тянет, урча от счастья, что бы там ни было на другом конце.
— Значит, эта идея прочно поселилась в ваших головах? — сказал регент.
Сен-Симон видел, что регент начинает скучать. Скука была одновременно его врагом и его сутью.
— Этот бриллиант назовут «Регентом», — сказал Лоу, думая о том, что Новый Орлеан он тоже назвал в честь регента.
Регент видел, что все его планы относительно Франции ни к чему не привели, все восемь его детей, даже незаконные, дефективны и распутны. Всегда перед его глазами стояло величие, которое предшествовало ему и могло бы следовать за ним (хотя у него были некоторые сомнения относительно короля-мальчика). Немногие известные бриллианты короны имели имя; бриллианты Мазарини были известны под его именем все вместе. Этот же камень сулил возможность остаться в памяти потомков.
Пока Сен-Симон обрабатывал регента — это заняло несколько недель, — Лоу в письме убеждал Питта, что тот никогда не найдет покупателя за такую цену и потеряет в деньгах, если придется разрезать камень на куски. Питт спустил цену с четырех до двух миллионов ливров, что равнялось ста сорока тысячам фунтов. Ему должны были заплатить сто тридцать пять тысяч фунтов, а пять тысяч получал Лоу.
Так старый губернатор, грозивший лишить наследства любого из своих детей, кто станет играть в азартные игры, продал бриллиант при посредстве самого ловкого игрока в Европе. 6 июня регент заставил Совет согласиться на сделку и тем самым показать, что они доверяют ему.
Сен-Симон гордился тем, что заставил регента совершить эту покупку. «Регент» станет символом регентства, этот гротескно крупный бриллиант будет поражать, потрясать и отвлекать простой народ. Сен- Симон утверждал, что бриллиант будет популярен у народа Франции; возможно, так оно и было. Во всяком случае, это была симпатичная штучка.
Я написал эти слова и почувствовал у себя на плече тяжелую руку императора и ощутил запах одеколона, которым натирают его по утрам, а он кричит: «Сильнее! Сильнее!» Запах, как у мяты, сорванной в солнечный день, размятой с лавровым листом, и еще в нем чуется что-то железистое, вроде ружейного масла.
— Вы так наивны, Лас-Каз. Вы не можете игнорировать политического смысла этой покупки. Джеймс Стэнхоуп, зять Питта, тогда вел переговоры с министром Дюбуа, и продолжались они достаточно долго. Союз с Англией был очень важен, чтобы удержать Францию вне войны и подтвердить могущество регента.
— Прежде всего, — продолжал он, — Георг хотел, чтобы Франция изгнала Стюарта — претендента на престол — и демонтировала крепость Мардюк. Англичане боялись, что мы заключим союз с царем Петром и вторгнемся в Ганновер — родину короля. Дюбуа пытался подкупить Стэнхоупа шестьюстами тысячами ливров, но тот отказался. Тогда он нашел способ получше.
— Вы имеете в виду покупку бриллианта? — я был искренне удивлен.
— Ну, конечно. Это была часть цены за договор в Тройственном союзе. Во всем есть политическая подоплека.
— Вы также неправы, относясь с уважением к Сен-Симону, — заметил император. — Его собственный отчет показывает, что он ошибался, ибо он заявляет, что регент купил камень без огранки, хотя мы знаем, что бриллиант был огранен. И все-таки мне гораздо больше нравятся ваша и его фантазии. Может быть, все так и оставить. Маленький герцог был очень забавен. Он преувеличивал свою роль во всех делах двора. Но был человеком верным, когда дело касалось Лоу или регента. Он оставался непоколебим в эпоху разврата и коррупции и правильно сделал, не вложив деньги в дело Джона Лоу.
ЧАСТЬ II
10
ПИТТ РАССТАЕТСЯ СО СВОИМ БРИЛЛИАНТОМ
Наконец-то губернатор Питт нашел покупателя на свой бриллиант. Сорок тысяч фунтов были переведены в Лондон как часть платежа, и Питт отправился в Кале. Он ехал со своим младшим сыном Джоном, который был капитаном гвардии и, по мнению отца, не годился ни на что другое, и с Чарльзом Чолмондсли, который женился на леди Эссекс, самой уродливой из дочерей Питта. Роберт остался дома.
Губернатор был одет в сюртук темно-синего бархата и в качестве подкрепления на время путешествия взял несколько ящиков своих лучших вин. Все вместе в его карете они тряслись по холодным старым большакам, закутавшись в меха, а бриллиант, завернутый в хлопчатую вату, был спрятан в каблуке сапога; четыре шпаги были наготове отразить разбойников с большой дороги, которых можно встретить в холмах. У них была корзина с холодным мясом и круги сыра — стильтон, колчестерский чеддер и портленд, — хлебы, которые они резали карманными ножами, и фляги с крепким сидром.
— Говорят, регент спит с родной дочерью, — сказал кто-то.
— Они отвратительны в своей аморальности, — отозвался губернатор. — Это подлое время и опасное для их маленького короля.
И они начали отпускать шутки по адресу французов.
В первую ночь остановились в трактире «Корона» в Кентербери, где со своими людьми был расквартирован второй сын Питта, Томас, теперь лорд Лондондерри и драгунский полковник. Толстяк Лейси, трактирщик, человек компанейский, бывший некогда консулом в Лиссабоне, выступал важно и размахивал руками, словно разгоняя воздух вокруг себя. Он подал джентльменам прекрасный обед —