чистую правду: не только вы один интересуетесь судьбой клана Доннелейт. До вас многие поднимались в горы и занимались там раскопками. И мне уже доводилось прежде отвечать на те же вопросы, что сегодня задали мне вы. В последний раз о соборе и клане Доннелейт меня расспрашивал один ученый из Амстердама.
— Вот как? Из Амстердама?
— Да, в Амстердаме существует орден ученых-историков. Еще одна их Обитель — так они называют свои центры — находится в Лондоне. Их орден во многом напоминает монашеский, однако на самом деле они лишены религиозных убеждений. На моей памяти они приезжали сюда не менее шести раз. Осмотрели в долине каждый камень. У этой организации весьма странное название. В отличие от имени святого, в честь которого назван собор, оно запало мне в память. Такое трудно забыть.
— И что же это за название?
— Таламаска, — ответил профессор. — Должен признать, все члены этого ордена — по крайней мере, те из них, кто приезжал сюда, — ученые, обладающие на редкость богатыми и многосторонними знаниями. И к книгам они относятся с истинным благоговением! Видите вон тот маленький «Часослов»? Поверьте мне, это действительно бесценное сокровище. Так вот, эту книгу подарил мне один из них. Всякий раз они привозят мне изумительные подарки. Взгляните вот на это. Представьте себе, это одна из первых печатных Библий короля Иакова. Ее они привезли, когда приезжали сюда в последний раз. Тогда они разбили лагерь в долине. Впрочем, они всегда так делают. Проводят в долине несколько недель, а потом уезжают. И всякий раз я вижу, что они разочарованы. Как видно, поиски до сих пор не приносят желаемого результата.
Меня охватило волнение. И сразу же вспомнилась удивительная история, которую я в трехлетнем возрасте услышал от бабушки Мари-Клодетт. В ее рассказе упоминался некий не то ученый, не то колдун из Амстердама, который прибыл в Шотландию и спас несчастную Дебору, дочь сожженной заживо Сюзанны. В течение нескольких мгновений события и образы, хранившиеся в памяти Лэшера, ожили в моем сознании, и я едва не лишился чувств. Однако усилием воли я отогнал наваждение. Нельзя было терять драгоценное время, предаваясь видениям. Следовало воспользоваться словоохотливостью моего нового знакомого и вытянуть из него как можно больше столь важных для меня сведений.
— А еще меня интересует черная магия, — вновь заговорил я. — Насколько мне известно, в этих краях она процветала. В семнадцатом столетии были даже случаи сожжения ведьм на кострах. Вам что-нибудь известно об этом?
— А как же. Вот, например, одна кошмарная история. Героиню ее звали Сюзанна. То была простая крестьянка, жившая в окрестностях Доннелейта. Мне посчастливилось найти один бесценный документ. Представьте себе, это подлинный памфлет. Из тех, что распространялись здесь во времена суда над ведьмами.
С этими словами профессор направился к своему столу и извлек из ящика несколько листков пожелтевшей от времени бумаги. Взглянув на первый из них, я увидел грубо выгравированное изображение женщины, окруженной языками пламени, похожими на гигантские листья чудовищного растения.
Надпись под картинкой была сделана по-английски:
«ИСТОРИЯ ВЕДЬМЫ ИЗ ДОННЕЛЕЙТА»
— Вы не согласились бы продать мне это? — дрожащим от волнения голосом выпалил я.
— Ни за что на свете, — отрезал профессор. — Но, если пожелаете, я могу сделать для вас полную и точную копию.
— Буду вам очень признателен. — Я вытащил бумажник и положил на стол толстую пачку американских долларов.
— Премного благодарен. Однако не будем торопиться. Насколько я вижу, вы до крайности нетерпеливы. Это все ирландская кровь. Французы, те намного более сдержанны и хладнокровны. Видите ли, у меня есть внучка, которая занимается изготовлением копий. Большая мастерица по этой части. В самом скором времени она займется интересующим вас документом. Можете быть уверены, она сделает вам превосходную факсимильную копию на пергаменте.
— Прошу вас, профессор, расскажите мне, о чем говорится в этом памфлете.
— Это всего лишь собрание самых что ни на есть диких суеверий и предрассудков, и не более того. Подобные памфлеты были в ходу по всей Европе. Что касается именно этого, то он напечатан в Эдинбурге, в тысяча шестьсот семидесятом году и повествует о судьбе некой Сюзанны, хитроумной и злобной ведьмы, которая стала приспешницей сатаны и продала ему свою душу. Колдунья была изобличена и предана огню. Однако ее дочь, рожденная вне брака, так называемое дитя любви, избежала печальной участи матери. Дело в том, что девочка была зачата первого мая. Считается, что на таких детях лежит благословение Божие. Поэтому никто не осмелился ее тронуть. Впоследствии дочь Сюзанны взял под свою опеку кальвинистский священник. Он увез девочку в Швейцарию, где, я надеюсь, позаботился о спасении ее души. Если мне не изменяет память, имя этого священника было Петир ван Абель.
— Петир ван Абель?! Вы уверены, что его звали именно так? Его имя упомянуто здесь, на этих листках?
Я с трудом сдерживался, чтобы не выдать себя. Передо мной было единственное письменное подтверждение истории, некогда услышанной от Мари-Клодетт. О том, что этот священник является моим предком, я предпочел умолчать. Я и так поразил профессора, сообщив, что являюсь потомком Тирона Макнамары. Охваченный предчувствием важного открытия, я хранил молчание и отчаянно боролся с желанием похитить памфлет.
— Да, конечно, его звали Петир ван Абель, это имя упомянуто в памфлете, — подтвердил ученый муж. — Кстати, памфлет этот написан одним священником в Эдинбурге, там же отпечатан и распродан с немалой выгодой. В семнадцатом веке на подобные истории был немалый спрос. Точь-в-точь как на иллюстрированные журналы сегодня. Представьте только, как уютным зимним вечером вся семья собиралась у камина и рассматривала эту душераздирающую картинку, на которой несчастная женщина горит заживо. Как вы знаете, случаи уничтожения ведьм на костре в Эдинбурге отнюдь не были редкостью. Обычно их сжигали у Ведьмина колодца, на Эспланаде. И этот дикий обычай сохранялся вплоть до конца семнадцатого века.
Я издал нечто вроде сочувственного бормотания. Неожиданно полученное подтверждение семейного предания настолько поразило меня, что я лишился способности внятно выражать свои мысли. Я ощущал, что, стоит чуть ослабить волю, воспоминания Лэшера полностью захлестнут мое сознание. Чтобы отвлечься, я поспешил задать очередной вопрос.
— Если я не ошибаюсь, ко времени суда над ведьмой собор уже был сожжен? — Я старался говорить как можно равнодушнее.
— Да, разумеется, от собора к тому времени ничего не осталось. Да и от города тоже. В горную долину поднимались лишь пастухи со своими стадами. Но, знаете ли, некоторые историки полагают, что огненные казни ведьм явились своеобразным продолжением противостояния между католиками и протестантами. Возможно, подобная точка зрения недалека от истины. Сторонники ее утверждают примерно следующее: во времена Джона Нокса жизнь стала скучной и унылой. Церкви лишились украшений, витражных стекол, не стало ни статуй, ни благозвучных латинских гимнов. Горцы позабыли даже свои красочные обряды и обычаи. И в результате они вернулись к некоторым старым языческим обрядам — лишь для того, чтобы внести хоть какое-то разнообразие в свою тоскливую жизнь.
— Вы думаете, именно так произошло в случае с Сюзанной, ведьмой из Доннелейта?
— Нет. То был самый что ни на есть типичный процесс. Граф Доннелейт впал в крайнюю бедность, замок, где он жил, пребывал в плачевном состоянии. Об этом графе мы почти ничего не знаем. Известно лишь, что он погиб во время пожара, унесшего также жизнь его сына и внука. Что до ведьмы, то эта простая деревенская женщина была, по-видимому, весьма неглупа и недурна собой и потому пользовалась популярностью у соседей, которые нередко обращались к ней за помощью. Никаких свидетельств об ее участии в шабашах до нас не дошло. Возможно, подобные сборища и проводились где-то, но только не в этих краях. Вся вина несчастной Сюзанны состояла в том, что она любила ходить к языческому каменному кругу. За эту привычку ей пришлось дорого заплатить.
— Вы так часто упоминаете некий языческий каменный круг. Что он собой представляет?
— О, об этих старых камнях до сих пор ведутся жаркие споры. Некоторые ученые утверждают, что по древности они не уступают Стонхенджу, а быть может, даже древнее его. Если вам угодно знать мое