— Знаю! Но она никогда не интересовалась тобой, пока ты не добился здесь успеха. Помнишь наш первый приезд в Нью-Йорк? Ты из кожи вон лез, чтобы произвести на нее впечатление, — а она палец о палец не ударила, чтобы повидаться с тобой! Но вот ты встал здесь на ноги, у тебя есть имя, есть контакты в прессе, есть деньги, — и вдруг она решила влезть в твою жизнь. Она же использует тебя!
— Это неправда!
— Правда! Просто ты не желаешь видеть этой правды! Ты ослеплен своей матушкой!
— Послушай, Бекки, тебе легко судить, — запальчиво говорит Люк, — у тебя с матерью прекрасные отношения. А я свою почти не видел, пока рос…
— Вот именно! — кричу я, не сдержавшись. — О чем и речь! Да ей тогда насрать на тебя было!
О черт. Вот этого говорить не следовало. Во взгляде Люка мелькает боль, он вдруг становится похож на десятилетнего ребенка.
— Ты же знаешь, что это не так, — произносит он. — Я был нужен маме. Это не по ее вине.
— Я знаю. Извини… — Я притягиваю к себе Люка, но он отстраняется.
— Попробуй хоть раз поставить себя на ее место, Бекки. Подумай, через что она прошла. Оставить своего ребенка — и при этом высоко держать голову. Ей так долго приходилось скрывать свои чувства — не удивительно, что теперь ей нелегко проявлять теплоту. Конечно, она держится несколько натянуто!
Я слушаю Люка — и мне хочется плакать. Он же все это выдумал. Он по-прежнему мальчишка, который перебирает все отговорки мира, лишь бы объяснить, почему мать не приходит к нему.
— Но теперь у нас есть шанс все исправить, — продолжает Люк. — Да, она порой бывает бестактна. Ну и что? Она же старается изо всех сил.
«Это точно, — вертится у меня на языке, — со мной она постаралась на славу».
— Да, пожалуй, — бормочу я вслух. Люк берет меня за руку:
— Пошли наверх. Выпьем еще по бокалу. Забудь о том, что случилось.
— Нет уж! — резко бросаю я. — Я лучше… домой. А ты возвращайся. До встречи!
Начинается дождь. Тяжелые капли стучат по асфальту, срываются с навесов. Холодят мои разгоряченные щеки, оставляют пятна на моих новых, отделанных замшей туфлях. Волосы быстро становятся мокрыми. Но я не замечаю ничего. Я все еще взвинчена из-за недавних событий, из-за буравящего взгляда Элинор, из-за обиды на Люка.
Едва я переступаю порог квартиры, раздается удар грома. Я повсюду зажигаю свет, врубаю телевизор и беру почту. Письмо от мамы. Его я открываю первым. Оттуда выпадает клочок материи; бумага пахнет мамиными духами.
Дорогая Бекки!
Надеюсь, в Большом Яблоке все благополучно!
Такой цвет мы наметили для салфеток. Дже-нис говорит, что нужен розовый, но я считаю, что светло- сливовый будет смотреться прелестно, особенно если учесть, какие мы выбираем цветы. Но скажи, что ты об этом думаешь, ведь невеста у нас ты, дорогая!
Фотограф, которого посоветовал Дэннис, заходил вчера и произвел на нас всех такое впечатление! Папа слышал о нем много хорошего в гольф-клубе, а это немало. Он может делать и цветные снимки, и черно-белые, а в стоимость входит и фотоальбом, — по-моему, очень выгодно. А еще он может сделать из самого удачного снимка головоломку на сто элементов, чтобы разослать в знак признательности всем гостям!
А самое главное — я сказала ему, что у нас есть много твоих снимков у цветущего вишневого дерева. Мы посадили его, когда ты родилась, и я всегда втайне мечтала, как наша малютка Ребекка вырастет и будет стоять под этим деревом в день своей свадьбы. Ты — единственное наше дитя, и этот день для нас значит так много!
К концу письма я плачу. Как я думать могла о том, чтобы выйти замуж в Нью-Йорке! Сама не понимаю, почему я позволила Элинор показывать мне эту дурацкую «Плазу»!
Дома — вот где я хочу сыграть свадьбу. С мамой и папой, с вишневым деревом, с моими друзьями, со всем, что по-настоящему важно для меня.
Вот и принято решение. Завтра я скажу о нем всем.
— Бекки?
Я подскакиваю от неожиданности. Люк стоит в дверях, запыхавшийся, вымокший с головы до ног. Волосы прилипли к голове, дождевые капли все еще стекают по лицу.
— Бекки… прости. Пожалуйста, прости. Я не должен был тебя отпускать. Смотрю — дождь… О чем я только думал… — Он останавливается не договорив, заметив, что у меня все лицо в слезах. — С тобой все в порядке?
— Все замечательно. — Я вытираю глаза. — Люк… Ты меня тоже прости.
Люк долго смотрит на меня, у него слегка подергивается веко.
— Бекки Блумвуд, — произносит он наконец. — Ты самая великодушная… отзывчивая… любящая… Я не заслуживаю…
Он умолкает и подходит ко мне, лицо у него почти яростное от напряжения. Когда он целует меня, капли с его волос падают мне на щеки, смешиваются со слезами, у них солоноватый вкус. Я закрываю глаза и позволяю своему телу расслабиться. Я чувствую, как решителен Люк, обхватывая мои бедра, как он желает меня прямо сейчас, сию минуту, как хочет он попросить прощения, сказать, что любит меня, что сделает для меня все на свете…
Господи, как же я люблю спонтанный секс!
8
На следующее утро я просыпаюсь довольная и счастливая. Лежу, свернувшись клубком возле Люка, — и в душе я исполнена решимости. Я разобралась в своих желаниях. Теперь ничто не заставит меня передумать.
— Люк? — говорю я, как только он шевелится.
— М-м-м? — Люк поворачивается и целует меня, такой теплый, милый, родной.
— Не уходи. Останься. На весь день.
— Весь день?
— Прикинемся, будто заболели… — Я потягиваюсь на подушках. — Мне и в самом деле нехорошо.
— Правда? А что болит?
— Э-э… живот.
— На вид все прекрасно, — сообщает Люк, заглядывая под одеяло. — И на ощупь тоже… Извини, но справки не будет.
— Зануда.
Я слежу, как он встает с кровати, надевает халат и направляется в ванную.
— Люк! — окликаю я, когда он уже у двери.
— Что?
Я открываю рот, чтобы объявить ему о своем великом решении. Что я намерена выйти замуж в Оксшотте, как мы изначально и собирались. Что я отменяю отель «Плаза». А если Элинор рассвирепеет — ну и на здоровье. И я закрываю рот.
— Так что? — спрашивает Люк.
— Просто… Не переведи весь мой шампунь, — говорю я наконец.
Духу не хватает поднять вопрос о свадьбе. Не сейчас, когда у нас такая идиллия. И потом, Люку все равно, где мы поженимся. Он сам так сказал.
Сегодня я отпросилась с работы из-за дегустации свадебного торта с Робин, но встречаемся мы не раньше десяти. Так что после ухода Люка я медленно брожу по квартире, готовлю себе легкий завтрак и обдумываю, что скажу Элинор.
Главное — говорить прямо. Твердо, прямо, но любезно. По-взрослому и профессионально, как деловой человек, который должен уволить другого делового человека. Сохранять спокойствие и пользоваться фразами типа «мы предпочли иной путь».
— Привет, Элинор, — говорю я своему отражению. — Я должна вам кое-что сказать. Я предпочла пойти по иному пути.
